Барбара Картленд - Запертое сердце
Однако они не особо отличались друг от друга: у Сюзанны была более тонкая талия, но более широкие бедра по сравнению с Розеттой, в то время как у Эми была самая пышная грудь.
Наконец герцог заговорил, и, хотя голос его звучал абсолютно равнодушно, было заметно, что ему нравится этот спектакль.
- Единственным дипломатичным решением будет разделить приз на три части, заключил он. - К счастью, моя кровать достаточно широка!
Его ответ поверг в изумление всех троих, однако они приняли его предложение без малейшего смущения.
Герцог взглянул на своих гостей и понял, что завтра газеты, без сомнения, будут утверждать, что вчера в его доме происходила "дикая оргия, достойная времен Римской империи".
Подняв с пола свое платье и прикрыв им грудь, Сюзанна наклонилась к герцогу.
- Чего мы ждем? - спросила она.
- Ты слишком нетерпелива, Сюзанна, - произнес он, встретившись с ней взглядом, - однако ты всегда этим отличалась.
- Я нетерпелива, когда дело касается вас, - ответила Сюзанна. - Я горю желанием доказать этим двум жалким крысам, вылезшим из сточной канавы, как они тупы и невежественны в том, что называется "искусство любви".
Герцог собрался было что-то сказать, но тут к нему приблизился лакей в напудренном парике и в алой с золотом - фамильные цвета Савинь - ливрее.
- Только что прибыло с нарочным, господин герцог, - сообщил он, протягивая серебряный поднос, на котором лежало письмо.
Герцог с полным равнодушием взглянул на белый конверт и уже поднял руку, чтобы отослать лакея, но тот быстро добавил:
- Нарочный прибыл из замка Савинь, господин герцог.
Герцог резко выпрямился и взял письмо. Вскрыв его, он быстро пробежал глазами листок и поднялся. Не сказав ни слова трем женщинами, которые ждали, когда он пригласит их в спальню, даже не взглянув на них, он вышел из комнаты. Лакей последовал за ним.
***
Трясясь в карете по ухабистой дороге, его высокопреосвященство кардинал де Рошешан подумал, что нет ничего прекраснее, чем так называемый "Сад Франции".
Огромную роль в превращении этой части страны в райский уголок сыграли не только величественные и прекрасные замки, но и дующие с Атлантики ветры, которые, достигая даже Тура, расположенного в двухстах километрах от побережья, создавали уникальные климатические условия.
Широкая и плодородная долина имела очень необычную форму, из-за которой ее стали называть "улыбкой Франции", так как она вызывала в памяти лик Моны Лизы.
Такое название было вполне обосновано, потому что Леонардо да Винчи последние два года своей жизни провел в долине Луары в маленьком замке недалеко от Амбуаза.
В отличие от других рек мира, Луара славилась тем, что с ее берегами было связано большое количество средневековых романтических историй.
"Очень скоро, - подумал кардинал, - засушливые летние месяцы превратят полноводную реку в множество речушек, которые понесут свои прозрачные воды к золотым песчаным берегам узких островов. А когда на плакучих ивах, растущих у самой воды, появятся нежные листочки, эти острова потонут в зелени".
В небольших виноградниках, покрывавших всю долину, поспеет виноград, из него сделают легкое вино, которое кардинал предпочитал более сладким, приторным винам из других районов Франции.
Однако сейчас его не трогала красота долины Луары, как бывало каждый раз, когда он проезжал по этим местам. Все его мысли были заняты полученным утром известием.
Новость настигла его в замке Блуа, где он решил остановиться по дороге в Париж и дождаться сообщения от герцогини.
Постоянные размышления над тем, что происходило в поместье Савинь, мешали кардиналу в полной мере насладиться комфортом замка Блуа, который являлся королевской резиденцией. Перед мысленным взором кардинала все время возникала картина, как герцог получает письмо от матери и тут же мчится из Парижа в замок.
Герцогиня написала письмо именно так, как предложил кардинал:
"12 мая, 1832 Замок Савинь.
Мой дорогой сын, Я тяжело больна и чувствую, что очень близок тот час, когда я покину этот мир. Умоляю тебя как можно скорее приехать ко мне, так как для меня будет страшным мучением умереть, не увидев в последний раз твоего любимого лица и не услышав твоего голоса.
Если у тебя нет возможности сразу же выехать из Парижа, я буду просить Господа - ты должен простить меня, но сердце мое тоскует по тебе, - чтобы Он отпустил мне еще немного времени и взял меня к себе только после того, как я прижму тебя к своей груди.
Мой дорогой и единственный сын Аристид, остаюсь твоей любящей матерью, Луиза де Савинь".
Герцог решил не дожидаться, когда подадут карету и когда соберется многочисленная свита, которая состояла из кучи лакеев и камердинеров и сопровождала его во всех путешествиях, делая его выезд похожим на королевскую процессию. Он покинул Париж на рассвете и направился по дороге, ведущей в Тур. Его сопровождали казначей и двое грумов.
Казначей герцога был его близким другом, одним из немногих, кто удостаивался откровенности герцога. Пьер де Бетюн являлся младшим сыном французского дворянина, лишившегося в дни революции и жизни, и своего состояния. После смерти отца Пьеру, совсем еще мальчику, пришлось перебиваться случайными заработками, которые он находил в самых низкопробных ночных заведениях Парижа. Там и встретил его герцог и предложил ему работу в своем парижском особняке.
Пьер отблагодарил своего покровителя безграничной преданностью, которая повергла в изумление всех знакомых герцога, и стал его доверенным лицом.
Какое-то время они ехали в полном молчании.
Наконец Пьер, повернувшись к своему хозяину, с улыбкой заметил:
- Бы избавились от необходимости выкручиваться из довольно щекотливой ситуации, которая сложилась перед вашим отъездом, не правда ли, монсеньер?
- Об этом я как раз и думал, - ответил герцог. Занимавшаяся заря окрасила все вокруг в золотистые тона. Вполне возможно, что герцог, вынужденный покинуть свой особняк, в котором царило буйное веселье, и свою спальню, где было разбросано женское белье, ощущал освежающее и очищающее воздействие зарождающегося дня. Однако он ничем не показывал этого.
Его казначей заметил, что глубокие складки на лице герцога - результат беспорядочного образа жизни - немного разгладились. Что бы там ни повлияло на герцога, но сейчас на его лице отсутствовало скучающее и циничное выражение.
- А знаете, монсеньер, - сказал Пьер де Бетюн, - это мое первое знакомство с замком Савинь.
- Первое? - задумчиво пробормотал герцог. - Тогда мне будет интересно узнать твое впечатление об этом огромном здании, которое, впрочем, не лишено некоторого очарования.
Они больше не касались этой темы до тех пор, пока не остановились в ужасно неуютной гостинице. За ужином, который был довольно посредственным, в то время как вино оказалось на удивление хорошим, Пьер де Бетюн возобновил разговор о замке.
- Почему вы так редко бываете там, монсеньер? - поинтересовался он.
- Мне казалось, что причина вполне очевидна, - недовольным тоном ответил герцог. - Мне там скучно!
- Меня это удивляет, - продолжал Пьер. - Вам нравится кататься верхом - а разве в Париже есть приемлемые условия для подобного времяпрепровождения? Мне кажется - хотя вы никогда не говорили об этом, - что вы любите жить за городом.
- Я уже сказал тебе, что там страшно скучно, - бросил герцог. - Смертельно скучно! А как тебе, Пьер, известно, скука - это единственное, чего я хочу избежать.
- Расскажите мне о вашем поместье.
- Что же ты хочешь узнать? Есть ли на доме башенки, действительно ли там такой необычный климат, что можно выращивать пальмы, и правда ли, что Людовик XIV останавливался в замке и его спальня, в которой теперь обитаю я, осталась без изменений?
- Как интересно, - проговорил Пьер. - Подозреваю - хотя вы все равно не согласитесь со мной - что в юности вы очень любили свое поместье.
Герцог, казалось, замер, потом он медленно произнес:
- Это было так давно, что я ничего не помню. Но Пьер де Бетюн знал, что он лжет. Они прибыли в Савинь рано утром, и Пьер, увидев замок, сразу же подумал, что герцог был прав: дом украшало множество всевозможных башенок.
Молодой человек никогда в жизни не видел столь прекрасного, похожего на сказочный дворец замка, который был окружен садами, спускавшимися по пологому склону к реке. Многоскатная крыша и трубы четко выделялись на фоне синего неба.
Герцог подъехал к двери, где его ждали грумы, чтобы перехватить уздечку, и взбежал по широкой лестнице, на которой выстроились слуги.
- Разрешите приветствовать вас, господин герцог, - обратился к нему мажордом.
- Проводите меня к госпоже герцогине! Мажордом поднялся по овальной лестнице и направился по широкому коридору в Южное крыло, которое занимала герцогиня с тех пор, как овдовела.
Дверь открыла горничная, которая присела в глубоком реверансе. Герцог, снимая на ходу перчатки, прошел в комнату.
