Каролин Терри - Ловцы фортуны
Мэтью тоже думал о будущем. Он провел Миранду через гостиную и помог взобраться на стул, чтобы она могла рассмотреть себя в зеркале. Рука об руку они любовались ее отражением. Взгляд Мэтью быстро скользнул по портретам, висящим на стене: в центре был его портрет, на левой картине художник запечатлел его вместе с Лорой, а справа — портрет Энн в серебряном платье и во всех драгоценностях Брайтов. Затем он вновь посмотрел на Миранду, и его рука прижала к себе детское тельце. Она была копией его самого, с такими же золотыми волосами и глазами цвета сапфира, ее кожа имела тот же оттенок, что и его, у нее были такие же длинные и сильные руки и ноги. В Миранде не было ничего от Энн, и он мог не сомневаться в своем отцовстве. Именно поэтому ей предстояло занять его место в империи золота и бриллиантов. Если бы только она не была глуха… и если бы это была не его вина.
Мэтью поверил в ту историю, которую придумала для него Лора, будто глухота Миранды явилась следствием обстрела бурами Кимберли во время осады. На самом деле причиной глухоты была скарлатина, но Лора не решалась сказать об этом: Миранда подхватила скарлатину от Филипа, и Лора не хотела подливать масла в открытую неприязнь Мэтью к сыну. Скрывая ради Филипа правду о несчастье девочки, Лора не догадывалась, что взвалила на Мэтью тяжкий груз вины. Это он захотел остаться в Кимберли, чтобы защищать город. Он, который все бы сделал ради благополучия дочери, подверг ее опасности, и она пострадала из-за его упрямства. Но чувство вины было не единственным основанием для его печали. Он так любил Миранду, что с трудом мог перенести те страдания и лишения, которые причиняла ей болезнь. Ему, человеку, обладающему таким могуществом; было невыносимо сознавать, что в этой ситуации он бессилен. Это зло победить он не мог, и все его огромное состояние не могло ему помочь.
Его память вернулась в те времена, когда он пытался вылечить Миранду: сначала медицинские обследования, проводимые с помощью камертонов и колокольчиков, потом диагноз: острый отит средней оболочки кровеносного сосуда — скопление жидкости в среднем ухе — и, наконец, операция, выполненная сэром Уильямом Делби в больнице святого Георга, а затем послеоперационное выздоровление.
— Как она будет слышать? — резко спросил Мэтью, когда реабилитационный курс был завершен.
— Перед операцией у Миранды было двадцать процентов от нормального слуха. Мы увеличили ее способность слышать до сорока процентов.
— И это все? — от разочарования голос Мэтью стал хриплым. — Можно еще что-нибудь сделать?
— Медицина здесь бессильна. В таких случаях хорошего результата можно добиться с помощью более эффективных слуховых аппаратов, но я все же предложил бы вам продолжать тренироваться в считывании по движениям губ.
Миранда глуха и останется глухой. Эта мучительная мысль столь ясно отразилась на лице Мэтью, что наблюдающая за ним Миранда все поняла. Она проиграла. Она не сможет нормально слышать и, значит, она неудачница, папа не будет ее любить. Когда сэр Уильям вышел из комнаты, маленькая девочка расплакалась.
— Не пугайся, — Мэтью отбросил ее волосы и стал четко выговаривать слова прямо перед ее залитым слезами лицом. — Ты слышишь лучше, чем раньше, и мы найдем тебе хороших учителей, которые научат тебя все понимать и красиво говорить. Иногда будет трудно, но я знаю, ты будешь стараться.
Миранда кивнула, чуть успокоившись. Стараться ради папы, это было ей знакомо.
И все остальное неважно, — яростно заявил Мэтью, словно хотел убедить не столько дочь, сколько себя. — Неважно!
Но все же это было важно, и они знали это, в особенности Миранда; ведь для нее приговор врача означал, что ей придется делать постоянные и неимоверно тяжелые усилия до самого конца жизни.
А сейчас Мэтью снял ее со стула и освободил от бриллиантов, сложив их в футляр. Перед тем, как закрыть крышку, он остановился, очарованный фантастическим блеском драгоценностей. Ему стало жаль предавать их темноте футляра. Свет и тьма — разве не так говорила графиня, когда подарила ему грушевидную подвеску? «История этого бриллианта кровь и резня, предательство и зло: бриллианты порождают ревность, алчность и ненависть, в их сияют таится тьма смерти». Он молча посмеялся над этим женским вздором. Мэтью был уверен, что бриллиант не только не вредил ему, но и приносил удачу — ведь он лежал в его кармане во время неудачного покушения на него Дани Стейна.
Но за Миранду он беспокоился. Во время осады Кимберли ее в целях безопасности отправили в глубину алмазной шахты, и с тех пер она боялась темноты; ведь в темноте она не могла не только слышать, но и видеть, и становилась совершенно беспомощной. Но Мэтью беспокоила только глухота Миранды. Он позабыл — да никогда и не воспринимал всерьез — угрозу, брошенную ему в лицо Дани Стейном во время их последней встречи. А Дани грозился перенести свою ненависть на следующее поколение Брайтов.
Хотя это был первый вечер Мэтью дома, они посетили бал Эмблсайдов — Мэтью считал лорда и леди Эмблсайд своими старейшими друзьями, но для Лоры они были родителями Рэйфа Деверилла. За обедом Мэтью с удовлетворением отметил, что Шарлотта Эмблсайд усадила Лору и Рэйфа на противоположных концах стола, а рядом с сыном посадила невзрачную, но богатую дебютантку. Последнее обстоятельство доставило Мэтью еще большее удовольствие, но когда обед закончился и мужчин обнесли вином, он обнаружил, что остался наедине с Рэйфом в углу большой столовой.
— Итак, вы вернулись из Трансвааля, сэр Мэтью. Что же вы там видели?
— Насколько я помню, я видел алмаз, — с сарказмом огрызнулся Мэтью.
— О, конечно, алмаз — это единственное, что вы заметили. — Рэйф вновь наклонился к обеденному столу и сложил руки. — Но ведь в Трансваале не только алмазы, там есть и люди.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я спрашиваю, оправились ли люди от войны. Я спрашиваю, есть ли какие-либо признаки, что они могут простить… или забыть…
— Простить или забыть что?
— О, бросьте, сэр Мэтью. Большая часть британского общества может игнорировать факты или полагать, что факты соответствуют истине — в конце-концов, кто поверит, что британцы способны творить такое! Но вы и я знаем правду — и если вам не говорили другие, то уж Джулия-то рассказала о том, что ей пришлось пережить.
— Ну, ты, конечно, большой специалист по сокровенным переживаниям женщин нашей семьи.
Рэйф проигнорировал издевку.
— Я знаю, как все происходило в Южной Африке, потому что я был там — я ведь один из тех, кто проводил вашу политику. При слове проводил его глаза стали холодными и злыми.
— Ты должен гордиться тем, :что исполнил долг перед своей страной.
— Не притворяйтесь, что не понимаете меня, сэр Мэтью. Я очень люблю свою страну, как и все истинные англичане, но как солдат я бы больше гордился, если бы мне пришлось защищать любимую страну от захватчиков, вместо того чтобы самому быть захватчиком. — Он мрачно усмехнулся. — Но не воображайте, что мои убеждения помешали мне честно исполнять свой долг.
Неприязнь Мэтью к Рэйфу Девериллу, пустившая глубокие корни за последние пять лет в эти секунды выросла вдвое. Он старался сдержать свой темперамент, напоминая себе, что этот человек — сын его лучшего друга.
— Но чего я никогда не забуду и не прощу, так это того, что люди вроде вас позволили всему этому произойти, — мягко продолжал Рэйф. — Истеблишмент, общество, бриллиантовые магнаты и аристократы спокойно сидели дома в тепле и уюте, а там, в Трансваале ради защиты их интересов был устроен ад. Назовем вещи своими именами, сэр Мэтью, бурская война была борьбой за контроль над золотыми и алмазными шахтами — вашими золотыми и алмазными шахтами!
Мэтью побагровел.
— Да как ты смеешь! — зарычал он. — Войнам началась лишь по одной единственной причине, для защиты прав ютландеров, которые… — он оборвал себя. — Бог мой, — страстно произнес он, — мне нет нужды оправдываться перед тобой! — И он в гневе вышел из комнаты.
В бальном зале Мэтью осушил бокал шампанского и, все еще кипя от гнева, стал наблюдать за гостями. Джулия сегодня была очаровательна — ее светлые волосы сияли в свете свечей. Она обладала материнской красотой и посадкой головы, характерной для женщин Дэсборо. Она оглядывалась, без сомнения разыскивая Деверилла. Потом вошел Рэйф, и руки Мэтью крепче сжали бокал, когда тот подошел прямо к Лоре и поднес ее руку к своим губам. Ревность, разрывавшая Мэтью, ощущалась им почти как физическая боль. Она и была главной причиной его неприязни к Рэйфу Девериллу. Мэтью было пятьдесят пять лет, и его мучил страх, что его красивая молодая жена может пожелать более молодого любовника. Конечно, вокруг были и другие мужчины, но никто из них не представлял такую угрозу, как Рэйф. Никто не был так высок и красив. Никто не обладал такой яркой индивидуальностью, как капитан, и никто не оказывал Лоре такого внимания.
