Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Расплата за прошлое
— Здесь я ощущаю присутствие своих предков монтанье, — сказал метис. — И это придает мне сил. Мне хочется прославлять деревья, камни, воду и облака.
Тошан торжественным жестом протянул руки к сияющей лазури неба, устремив взгляд темных глаз в бесконечность. Эрмин затаила дыхание, взволнованная, необыкновенно счастливая. «Именно за это я полюбила тебя, мой свободный, гордый, непокорный мужчина. Ты столькому меня научил…» — подумала она, очарованная этим волшебным мгновением, украденным у повседневной жизни, порой монотонной, перемежаемой ссорами и разногласиями.
Время словно исчезло в этом наполненном вечностью месте, которое на протяжении стольких веков ничто не смогло разрушить; оно осталось неизменным, величественным, девственным, оно хранило неповторимое благоухание свежести.
— Идем! — воскликнул ее муж. — Прошу тебя, идем…
Он пристально посмотрел ей в лицо, затем опустил взгляд на обнаженные плечи. В вырезе белой блузки без рукавов виднелась соблазнительная ложбинка. Наконец его взгляд остановился на ее красивых коленях и бедрах.
— Я так люблю, когда ты надеваешь шорты! — игривым тоном сказал он.
Эрмин следила за модой. Многие американские звезды в этом летнем сезоне позировали для журналов в шортах длиной до середины бедра. Появление бикини и раздельного купальника уже наделало много шума, но Тошан об этом еще не знал, да если бы и знал, все равно бы не изменил своего мнения.
— Пойдем, Мин, вода должна быть восхитительной!
— И ледяной, — вздохнула она, снимая сандалии. — Тем хуже, ведь я последую за тобой повсюду.
С босыми ногами она перебралась на соседний камень и наклонилась, чтобы потрогать воду. Тошан быстро разделся и бросился в речку, обрызгав ее с ног до головы.
— О! Нет, нет! — смеясь, закричала она. — Ты и вправду настоящий дикарь!
— Иди ко мне, иначе я отправлюсь вплавь до озера. Мин, мы одни в целом мире. Иди по-хорошему, или я выйду и затащу тебя силой.
Она сдалась, охваченная такой же безудержной радостью, опьяненная этими мгновениями полной свободы. Ей понадобилась всего минута, чтобы раздеться. Ее перламутровая молочная кожа сияла на солнце. Она распустила собранные в пучок волосы, которые тут же накрыли ее спину тяжелой светлой волной.
Тошан завороженно смотрел на нее. К тридцати годам Эрмин заметно округлилась в области бедер и груди. Но она вызывала в нем еще большее желание, поскольку на фоне этих прелестей ее талия выглядела более стройной и гибкой. Он любовался ее восхитительной шевелюрой, плавными движениями рук. Она казалась ему живым воплощением женственности, богиней, сводящей с ума.
— Иди ко мне, — тихо сказал он.
Она, вскрикнув, скользнула в воду и тут же принялась брызгать на него. Как дети, они плескались в реке, обнимаясь и отпуская друг друга, чтобы затем вновь слиться в единое целое.
— Ты такая красивая, Мин! — прошептал он ей на ухо.
Он ласкал ее, крепко прижав к себе. Их губы слились в поцелуе. Не признаваясь друг другу, они удивлялись этому неугасаемому, по-прежнему сильному желанию, горевшему несмотря на годы, прожитые вместе.
— Пойдем немного погреемся, — предложил он, взяв ее за руку.
Тошан помог ей выбраться на большой камень, куда она тут же легла с колотящимся сердцем. Камень был теплым, что давало ощущение блаженства.
— Как бы я хотела жить так всегда, — сказала она. — Вдали от городов и театров. Только мы с тобой… и конечно, дети!
— Не говори о детях, не здесь, не сейчас, — возразил он, прежде чем поцеловать ее грудь в блестящих капельках воды.
— Тошан, не надо… Я не смогу здесь… Давай дождемся ночи!
— О нет! Я на это не способен…
Он лег на нее, одержимый потребностью немедленно овладеть ею, даже не подарив ей ласк, которые она так любила. Она подчинилась, опасаясь его обидеть. Закрыв глаза, она удерживала в памяти образ стройного мускулистого тела мужа с его медной кожей, такой же гладкой, как у нее.
«Любимый мой, — говорила она себе. — Ты по-прежнему меня волнуешь. Всякий раз, когда ты предстаешь передо мной обнаженным, я снова становлюсь той маленькой невестой нашей первой ночи в окружении вековых лиственниц. Помню, я не решалась даже посмотреть на тебя, дрожа от страха, нетерпения и желания…»
Это простое воспоминание вызвало в ней такое возбуждение, что внезапно ей стало наплевать на возможных свидетелей и на собственный стыд. Ее голова освободилась от всех мыслей, кроме одной: они свободны, они одни, мужчина и женщина, соединившиеся в едином порыве страсти, среди незыблемых, первобытных элементов природы: камней, воды и солнца. Эрмин затопила волна удовольствия, вырвав у нее слабый крик, который Тошан тут же заглушил поцелуем. Затем он приподнялся на локте с довольной улыбкой.
— Моя маленькая женушка, — прошептал он, — я и не предполагал, что ты способна на такое распутство!
— О, сейчас не лучший момент для шуток, — возмутилась она, сожалея, что ей пришлось так быстро вернуться на землю. — Прошу тебя, принеси мне мою одежду. Если кто-нибудь придет…
— Не бойся! Несколько секунд назад ты об этом не думала. Давай немного поплаваем. Летом это неопасно.
Эрмин торопливо скользнула в воду. Она почувствовала себя необыкновенно хорошо, поддерживаемая спокойным течением: в это время года уровень воды в реке был низким. Она смогла даже побарахтаться в свое удовольствие, пока Тошан сделал энергичный заплыв кролем.
В пятистах метрах от них, немного запыхавшись, резко остановилась Киона. Следовавший за ней Луи обогнал ее и встал напротив.
— Что с тобой? — спросил он. — Мы же решили скорее вернуться в поселок.
— Ничего, я отдыхаю.
— Ты и вправду странная! Мы собирались искупаться в каньоне, и ты передумала, узнав, что там Эрмин с Тошаном. Сегодня так жарко, я бы с удовольствием поплавал.
— Им нужно побыть одним, — ответила девочка.
— Это ты так думаешь. Мы могли бы к ним присоединиться.
Луи пнул ногой сухую ветку, лежавшую поперек тропинки. Киона сдержала вздох раздражения. Луи, по ее мнению, вел себя как четырехлетний ребенок.
— Нельзя было к ним идти! Взрослые не любят, когда их беспокоят. А Мин и Тошан так редко бывают вместе. Пойдем лучше посмотрим, как пробраться в магазин.
Эта перспектива утешила мальчика, но он с насупленным видом покусывал травинку, показывая Кионе, что все еще сердится.
Она не стала обращать на это внимание. Ее золотистый взгляд был немного отсутствующим. Ей все равно было бы слишком сложно объяснить кому-либо свое необычное восприятие вещей. Несмотря на свои неполные тринадцать, она моментально поняла, что происходит в каньоне между ее Мин и Тошаном. Подобную убежденность ей давали ощущения. Ей казалось, что все ее тело снабжено невидимыми антеннами, позволяющими улавливать чувства других людей, их печали, радости или приступы гнева. Поэтому она поспешила уйти прочь от каньона вместе с Луи.
«С тех пор как я начала терять кровь, мои способности становятся все сильнее!» — подумала она. Это ее пьянило и одновременно пугало. Она не знала, как назвать свой удивительный дар, о котором в семье обычно говорили вполголоса. Они тоже боятся. Мой отец, Мин, Мадлен, Тошан успокоились за то время, пока я ничего не чувствовала… ну или почти ничего. Но сейчас мне нужно к этому привыкнуть. Такие странные ощущения!»
Она собралась отправиться дальше к поселку. Луи не дал ей этого сделать, схватив ее за плечи. Они были одного роста и оказались почти нос к носу.
— Поцелуй меня, Киона, — попросил он. — В губы, как делают влюбленные.
— Что на тебя нашло, дурачок? — возмутилась она, отпрянув от него. — Напрашиваешься на оплеуху?
— Да ладно тебе, Киона, позже мы поженимся. Поцелуй меня.
— Ты мой сводный брат, Луи. Мы никогда не поженимся. К тому же нам еще рано об этом думать.
Она замолчала, ощутив волнение. Из потайных уголков души показалось лицо Делсена, рядом с которым она жила всего три-четыре дня в стенах этого ужасного пансиона для индейских детей. Ему удалось сбежать благодаря ей. «Что с ним стало? — задавалась вопросом девочка. — Мне незачем беспокоиться, я его увижу, это начертано на небесах и в моем сердце. Мы окажемся с ним вдвоем в лесу, на берегу реки, и между нами произойдет то, что было между Мин и Тошаном. Акт любви… Потом, если Маниту так решит, родится ребенок».
— О чем ты думаешь? — завопил Луи, встряхивая ее. — Почему ты улыбаешься?
Он попытался сам поцеловать ее и неумело чмокнул в ухо. Она его оттолкнула.
— Дурак! Не делай так больше! Брат и сестра не могут так целоваться, понимаешь?
Разозлившись, он топнул ногой, как достойный сын своей вспыльчивой матери. Киона смотрела на него с сочувствием. Со своими прямыми волосами заурядного русого цвета, худым лицом и светло-карими глазами Луи не суждено было стать покорителем женских сердец, тем более что у него был дурной характер.
