Деннис Робинс - Невеста рока. Книга вторая
— Ты уверена, что хочешь ехать со мной? — осведомился он, с сомнением глядя на дочь, которая казалась хрупкой и уставшей и явно нуждалась в уходе.
— Да. Я должна находиться там.
В этот момент в дверь постучали и вошел Лук, неся поднос с вином и едой для отца Флер.
— Спасибо вам, мой мальчик, — сказал Роддни. — Пока мы будем дожидаться экипажа, немного вина мне не повредит.
Затем он рассказал Луку Тейлору, что собирается делать. Друг Певерила оказался, как всегда, весьма полезен. Он немедленно отправился в ближайшую платную конюшню, чтобы раздобыть быстрый экипаж, в котором нуждался Гарри.
— О затратах не беспокойтесь, — проговорил Роддни своим обычным властным тоном, который так хорошо помнила Флер. — Наймите четверку самых быстрых лошадей, какие только у них есть. За пять-шесть часов, учитывая смену упряжки, мы обязательно догоним людей барона.
Лук поспешил на поиски экипажа, а тем временем Алиса помогала Раббине собрать Гарри и Флер еду в дорогу. Алиса взглянула на Флер с некоторой тревогой.
— Ночь очень морозная, — сказала она. — Закутайтесь потеплее. Хотите, я тоже поеду с вами?
— Нет, все будет хорошо. Теперь со мной мой папа, который позаботится обо мне, — ответила Флер, нежно посмотрев на седоголового мужчину, который ответил ей не менее ласковым взглядом.
Затем Гарри обратился к Алисе:
— Вскоре, мадам, я смогу отблагодарить вас за все те неоценимые услуги, которые вы оказали моей бедной девочке.
— Певерил наш друг, — просто ответила Алиса, — а значит, Флер занимает такое же место в наших сердцах.
— О, ты тоже полюбишь Певерила, папа! — воскликнула Флер.
— Если ты избрала его, то, значит, полюблю его и я, — отозвался Гарри Роддни.
Флер поцеловала его, затем быстро поднялась наверх с Алисой, чтобы переодеться в самое теплое платье, надеть дорожный плащ и шляпку.
Оставшись в одиночестве, Гарри взял трость, с которой явился сюда, прищурил глаза и ловко рассек тростью воздух, словно целясь в невидимого противника. Потом сделал резкий выпад вперед, прикусив нижнюю губу и прерывисто дыша.
— Ты умрешь! — процедил он. — Так умри же, подлый пес, умри!
Затем выпрямился, швырнул трость в угол и зловеще рассмеялся.
Глава 27
Было три часа утра. Карета с Певерилом и теми, кто сопровождал его, подъезжала к Уайтлифу. Художник был напряжен и ежился от холода. Поездка оказалась долгой и трудной из-за очень плохой дороги, однако вскоре снег перестал валить и на небе появились звезды, освещая путь своим холодным мерцанием. Мороз свирепствовал, и лошади двигались очень медленно, с трудом преодолевая снежные заносы и постоянно оскальзываясь на обледенелой дороге. Одна из лошадей сломала переднюю ногу, ее пришлось заменить, и задержка оказалась довольно длительной. Айвор все время ругался и проклинал все на свете, в особенности эту зимнюю поездку, которую он находил весьма неприятной. Наконец они остановились в «Голове сарацина» в Бэконфильде, где кучера и пассажиры подкрепились горячим ромом перед тем, как продолжить свой путь к Уикому.
Айвор и знаток живописи, нанятый бароном, лениво переговаривались, если только не клевали носом под своими пледами. Певерил в горделивом молчании сидел в стороне от них. Никто не обращался к нему, да и художнику не хотелось ни с кем разговаривать. Сложив руки на груди, он откинулся на подушку кареты и размышлял над происходящим. Он пытался представить себе, что ожидает его в ближайшее время, и его охватывали самые дурные предчувствия. Певерил Марш отнюдь не был трусом, к тому же в его творческой натуре всегда было нечто как от фаталиста, так и от философа. Ему казалось вполне вероятным, что, согласившись на эту поездку в Кадлингтон, он подписал свой смертный приговор. Но Певерил спрашивал себя: можно остаться наедине со своей совестью, можно думать о будущем с Флер, отказавшись от этой дуэли? В нем даже поднималось какое-то странное чувство торжества при мысли, что он встретится лицом к лицу с бывшим супругом Флер. Для него огромная честь — сразиться, а если надо, то и умереть за любимую. Но он не мог до конца побороть свою печаль, понимая, что, скорее всего, никогда больше ее не увидит.
Завтра они уже уехали бы в Бат, где должна была состояться их свадьба. Но теперь все кончено, и, может быть, она останется совсем одна, если не считать их славных друзей.
Карета медленно взбиралась на холм, и вскоре Певерил увидел мрачную громаду замка, устремленную в усеянное звездами небо. Бесчисленные мучительные и сладкие воспоминания охватили его душу. Перед ним снова был Уайтлиф, знакомое маленькое селеньице, погруженное в сон этим ранним утром. О… его башня! Вот уж он не предполагал, что когда-нибудь вновь увидит ее. А наверху башни — его студия, где он впервые ощутил страстную любовь к Флер. Там, в этой студии, юноша стал мужчиной, способным на глубокое, подлинное чувство.
Когда карета въехала в литые металлические ворота и факел в руке привратника осветил сугробы, Певерил почувствовал, как его сердце учащенно забилось. Лошади с трудом протащили карету через занесенный снегом двор. Художник вышел из нее, и его охватили воспоминания о тех, прежних днях, когда он бродил по здешним великолепным садам, писал картины, наслаждаясь свободой и покоем, — до того, как Сен-Шевиот привез в замок молодую жену. Бедная, она не знала покоя!
Открылись огромные входные двери. Сонный дворецкий, застегивая на ходу жилет и зевая, встретил приехавших. Марш внимательно посмотрел на дворецкого. Он не знал этого человека. Конечно, большинство слуг сменились, подумал он. Ибо беспредельный гнев барона обрушился и на тех, кто позволил или просто не помешал миледи убежать отсюда.
Внезапно Певерил увидел очень хорошо знакомую фигуру, которая приближалась к нему. В вестибюль медленно вошла миссис Динглефут. В руке она держала лампу. Огромная бесформенная тень ложилась на пол за ее спиной. Миссис Д. была закутана в шаль, на голове ее возвышался ночной чепец. При виде Певерила ее глазки сначала сверкнули от удивления, а затем загорелись дьявольской радостью.
— Ох, Боже мой! Какая встреча! Ба! Да это же Певерил Марш! Наконец-то мы с ним свиделись! — громко сказала она Айвору.
— Да, да, миссис Д., однако мы чертовски продрогли, и нам срочно надо перекусить, — потирая озябшие пальцы, сказал ей валлиец.
Миссис Динглефут, не сводя взгляда с Певерила, проговорила:
— Ну, ну, мой славный художничек, и как же вы себя чувствуете, вернувшись в дом, когда-то ставший вам убежищем, в благодарность за которое вы причинили его светлости такое страшное зло?
Певерил, усталый и продрогший, пытался онемевшими от мороза пальцами расстегнуть плащ. Он ответил очень коротко:
— Мне нечего сказать вам или кому-нибудь еще в этом доме.
Тогда она подошла к нему совсем близко и вонзила взгляд в его лицо.
— А что с нашей миледи? С этой болезненной чахлой лицемеркой с цветной кровью? Верно, ваша постель ей пришлась больше по вкусу, чем постель ее законного мужа?
Но тут она осеклась, ибо Певерил поднял сжатый кулак и процедил:
— Еще одно подобное слово, вы, чудовище в женском обличье, и я ударю вас, несмотря на то, что вы женщина!
Домоправительница отпрянула назад. «Значит, нежный художник стал мужчиной», — подумала она. Свирепый блеск его глаз напугал ее. И она, визгливо рассмеявшись, обратилась к Айвору:
— Ничего, он сменит тон, как только его светлость поставит его на место. Лучше отведите-ка гостя в башню. Пусть поспит на своей бывшей кровати. Наверху сейчас плесень и крысы. Может быть, сырость и холод остудят пыл нашего юного джентльмена.
Айвор прошептал ей на ухо:
— Полагаю, его светлость не слышал, как мы приехали.
— Да, до поздней ночи он пил и играл в кости со своим приятелем, думаю, сейчас он храпит, — прошептала в ответ миссис Динглефут. — Он вообще сюда не спустился бы, но вчера в замок пожелали приехать родители леди Джорджианы. Им захотелось осмотреть замок. Вот нам и пришлось прихорашиваться, словно павлинам. Но еще до наступления темноты они отправились обратно в Эйлсбери. — Затем она доверительно прибавила: — Не думаю, что новая баронесса будет вмешиваться в мои дела, поскольку она глупенькая простушка, которая то и дело хихикает и по уши влюблена в его светлость. Она будет делать все, чтобы угодить ему. Меня она называет «мое милое доброе создание» и, несомненно, оставит все управление замком на мне. У нее нет той холодной грации и ледяной невинности, что у прежней миледи.
Тут она украдкой злобно взглянула в сторону Певерила.
— Однако эта ледышка оттаяла при виде него, а?
Художник так свирепо посмотрел на миссис Д., что та отошла в сторону, что-то бормоча себе под нос.
