Генрих Шумахер - Последняя любовь лорда Нельсона
— Дозволено ли руке простого смертного отважиться на то, чтобы освободить нимфу из объятий чудища? — крикнул он как бы в шутку. Но голос его прозвучал напыщенно, смех его был искусственным. Отцепляя шаль, он склонился над Эммой и, глядя в упор, не спуская с нее глаз, воскликнул с деланным удивлением, как будто только сейчас ее узнал:
— Миледи? Богиня красоты собственной персоной? О как я благодарен судьбе, бросившей мне такой подарок. Банальная музыка, пустая болтовня, ничего не выражающие лица — все это надоело миледи, не правда ли? И мне тоже. Я возмечтал о нежной беседе с родственной мне душой. Бежал в парк. А вы, увидев, что я ухожу, поспешили за мной. Не так ли? Вы вспомнили о бедном Джошуа, которого вы просили объяснить вам свое поведение. Ну вот, теперь мы одни. Хотите выслушать, отчего я ненавижу вас? И почему я люблю вас?
Он схватил ее руку и крепко сжал. Его горящие глаза скользнули по ее лицу, она почувствовала запах винного перегара.
Ею овладел страх. Она вспомнила то, о чем говорил ей Нельсон. О склонности Джошуа к насилию, о его тяге к алкоголю, о его погоне за женщинами.
— Вы ошибаетесь, мистер Несбит! — сказала она спокойно, овладев собой. — Я не видела, как вы уходили, и отсюда ясно, что пришла я сюда не из-за вас!
Он захохотал с издевкой.
— Ах, да, вспоминаю. Достойный старец сэр Уильям говорил мне, что вы где-то здесь в саду преподнесете венок великому герою. А почему бы нет? Кому же известно, что он украшает себя чужими перьями? Да, миледи, не глядите на меня с таким удивлением! Благодаря чему он выиграл битву у Нила? Благодаря тому, что пихнул свои корабли между берегом и французами, лишив их защиты со стороны сухопутных фортов. Гениальный маневр, так ведь? И совершенно новый! Весь мир превозносит его за это. А те немногие, кто знают правду, молчат. Так как не хотят портить отношений со своим начальником. Скажу вам по секрету, миледи, что не он изобрел этот маневр. Изобрел его лорд Худ. Он испробовал его еще в девяносто четвертом году у Йерских островов. Тогда был неблагоприятный ветер, и маневр провалился. Но Нельсон, хитрец, запомнил его. Повторил его при Ниле. И стал тем самым великим Адмиралом. Благородная слава! За это он и заслужил лавровый венок! Ха-ха-ха!..
Он разразился хриплым смехом, кивая ей со злорадным блеском в глазах.
Она растерянно, не отводя глаз смотрела на него. Возмущенная, оглушенная страшным обвинением, которое он бросил человеку, от которого не видел ничего, кроме любви.
— Джошуа… — еле выговорила она. — Ведь он — ваш отец…
Он прервал ее яростным выкриком:
— Отнял у меня мою мать, и поэтому он мой отец? Отнял у меня Тома Кидда, и за это я должен быть ему благодарен? А теперь хочет и вас отнять у меня?.. Не качайте головой! Он хочет вас. Я это точно знаю, могу доказать. История, рассказанная Томом Киддом, пробудила в нем интерес к маленькой Эми!
— Маленькой Эми!..
Это имя, произнесенное шепотом, слетело с ее губ. Джошуа запнулся, как будто у него это слово вырвалось помимо воли. Но потом продолжал, перейдя на бормотание, ибо под действием алкоголя разум его омрачился, а язык — заплетался. Сбиваясь, его слова и мысли обгоняли друг друга, лишь время от времени обретая определенное направление.
— Да, миледи, маленькая Эми! Я немного знаю это милое дитя… Не только от Тома Кидда. Когда я был последний раз в Англии… Сэр Джон… Ведь его именно так звали?.. Сэр Джон Уиллет-Пейн и достопочтенный Чарльз Гревилл… Они стали добрыми друзьями. А мне было чистое удовольствие познакомиться по очереди с ними со всеми, бывшими друзьями маленькой Эми. Тогда-то я и узнал… Его королевское высочество, принц Георг Уэльский… Нет, вру! С ним я не говорил. Но мисс… Как там звали эту морфинистку, которая привезла маленькую Эми в Лондон?.. Кажется, мисс Келли?.. Ага, она сказала мне… Несмотря на свой официальный брак с Шарлоттой фон… Ну, она принцесса одного из этих смешных немецких княжеств… да, и несмотря на свой морганатический брак с этой Фицгерберт, толстячок, говорят, все еще безумно влюблен в маленькую Эми… Если она поставит своей целью… Что вы скажете, миледи, о Гебе Вестине в роли английской королевы? Ха-ха-ха!.. Не смейтесь, мадонна! Она хитра. Когда мне пришлось рассказывать историю… знаете, историю о моем отце Энее… глупые люди не заметили, в чем был смысл «живой картины». Но на корабле, во время ночных вахт… учишься думать, соображать!.. Почему Дидона выспрашивает Аскания? Потому что она любит его отца. Разве это не так, госпожа королева? Но Асканий… глупый юноша тоже любит ее! Он любит ее! любит ее! И воображает, что она тоже отвечает ему любо вью… Черт побери, почему она поцеловала меня, если не любила?.. А она любит Энея. Потому что он знаменит, потому что он герой. Что известно ей о Худе и Йерских островах? Нужно сказать ей это, объяснить ей. А если она и тогда… Осторожно, миледи, что вы делаете? Разве вам неизвестно, что он — муж моей матери?
Яростным рывком он притянул ее к себе, уставился ей в лицо, поднял руку, как бы намереваясь ударить ее. Но потом разразился страшными рыданиями, упал перед ней на колени, прижал лицо к ее платью.
— Если бы ты смогла поцеловать меня еще раз, Дидона… Ты так прекрасна… поцеловать, как тогда… поцеловать…
Собрав последние силы, она вырвалась, оставив в его руках свою шаль. Убежала, прячась за деревьями парка…
Его душераздирающие рыдания долго еще стояли в ее ушах… И все же…
Не было ли в этих пьяных речах чего-то помимо слепой ревности? «Он хочет вас», — сказал Джошуа. Пытался доказать это… Эти слова не выходили у нее из головы. Она замедлила шаг. Впала в глубокое раздумье…
Придя в грот, она расставила в надлежащем порядке ожидавших ее девушек, взяла в руки трезубец и лавровый венок. Прислушалась к шелесту взлетающих вверх и ниспадающих водных струй, к оглушающим фанфарам близящейся процессии, к слившимся в общий гул голосам собравшихся…
Вот она вышла из отступивших волн, пошла впереди океанид… по камням мостика, по зеленой лужайке, остановилась перед высоким троном героя.
Ах, какой ложью были слова Джошуа об украденной славе! Их нашептали ему завистники. Она верила в Нельсона. Всегда верила в него…
Она видела его раны — его почетные знаки. Она послала привет его единственному глазу, глазу героя. Начала восхвалять его подвиги… Протянула ему трезубец, наклонилась, чтобы надеть на его голову венок…
Она была как во сне. Во сне, полном красоты и сказочных чудес…
— Он долго дожидался своего героя, — шепнула она. — Я сплела его пять лет назад, в день, когда мы простились. И только теперь…
Рука ее коснулась его лба. Он вздрогнул в ужасе, ее пальцы запутались в его волосах…
И тогда в полной тишине вдруг прозвучал голос…
— Браво! Браво! Самсон и Далила! Новейшая «живая картина» леди Гамильтон!
Она вскрикнула, оглянулась.
Среди капитанов стоял Джошуа, подняв голову и уставившись на нее. Потом раздались его аплодисменты…
Ликующая толпа подхватила их, прорвала ряды слуг, окружила трон героя.
И когда смертельно побледневший Нельсон кланялся, зазвучал гимн старой Англии.
* * *Этой ночью она не заснула. Погрузившись в глубокие размышления, она сидела, не зажигая света. Прислушивалась…
В сутолоке поздравлений Нельсон сумел перекинуться парой слов с Трубриджем — коротко, резко; словно отдавал приказ. И тогда Трубридж незаметно убрал Джошуа и отвел его в палаццо Сесса, в комнату Нельсона. Потом как ни в чем не бывало, продолжая беседу, Нельсон вместе с Эммой и сэром Уильямом поехал в город. Попрощался с ними в вестибюле, поблагодарил их за блистательный праздник.
Теперь Эмма прислушивалась к глухому шуму его шагов. Он тоже не знал покоя. Очевидно, ждал, когда проспится пьяный сын.
Далила была куртизанкой. Совратила Самсона. Отрезала ему волосы, уничтожив его силу воина и мужчины. О, какое оскорбление!..
Правда, лишь немногие поняли этот выкрик. Но даже если его услыхали только Эмма и Нельсон…
Пусть виновные робко прикрываются трусливым молчанием. На них же не было вины. Они не могут спокойно принять оскорбление, как бы подтверждая тем самым правоту оскорбившего их.
Но какими могут быть последствия? Что еще может случиться?… Не было вины…
Но ведь в день их встречи он желал близости с нею и боролся с собой. Она же, готовая принадлежать ему, ждала, что он возьмет ее в свои объятия. И то, что с тех пор он всячески избегал возможности остаться с ней наедине… Разве бежал бы он от той, к кому совершенно равнодушен?
Да, в мыслях они уже согрешили… Грехом были их устремленные друг на друга глаза, дрожащие руки, тайные вздохи.
Нужно ли было сознаваться в этом? Действия их были ненаказуемы, их можно было не стыдиться. А что если они только прикрывались ими, выступая против обвинителя как невинные? Чтобы мир не поверил ему?..
