Лесли Пирс - Секреты
И особенно — заботиться о ребенке. Девочка постоянно напоминала бы ей о Роуз и всей той боли, которую Роуз причинила. Она не могла и не хотела оставлять ее у себя.
Адель внезапно проснулась от петушиного крика и сначала подумала, что она все еще в «Пихтах» и долгая дорога в Рай ей просто приснилась.
Но тут же она почувствовала пульсирующую боль в ногах, лицо пылало словно в огне, а когда она попыталась встать, ей помешала резкая боль в спине, и она быстро поняла, что это не сон.
Было очень рано, потому что свет, проходивший через тонкие бумажные занавески, был еще серым и пение птиц перекрывал храп бабушки из соседней комнаты.
Ей стало легче оттого, что это была не игра ее воображения, а реальность и что гостиная бабушки была захламленной и странной, соответствующей ее первому впечатлению.
Кушетка, на которой она лежала, стояла перед старинной печью, внутри которой разжигался огонь. Сейчас он потух, и она предположила, что бабушке приходится разводить огонь каждое утро. С кушетки она видела прямо перед собой входную дверь, судомойню за нею и спальню бабушки справа от нее, рядом с печкой. Слева от нее, за спинкой кушетки, стояли стол и стулья и весь хлам. Он даже загораживал окно, мешая проникать свету.
Она никогда не видела ничего подобного: кипы картонных коробок, комод, взгроможденный на старый буфет. Там еще было чучело красновато-коричневой птицы с длинным хвостом под стеклянным колпаком, огромный медведь, вырезанный из дерева, похожий на вешалку для одежды и шляп, и матрац, прислоненный к стене. Она попыталась представить, что может быть в этих коробках. Может быть, бабушка готовилась переезжать в какое-то новое место?
Птица, медведь, стол и стулья выглядели так, как будто они попали сюда из богатого дома; даже кушетка, на которой она лежала, была обита темно-красным вельветом. Это не вязалось у нее с женщиной, которая носила мужскую одежду и у которой в доме не было электричества.
Адель хотела пойти в туалет, но когда попыталась встать, то поняла, что все еще не может этого сделать. При этом она ужасно себя чувствовала и была очень испугана, вспомнив, как отвратительно вела себя бабушка прошлой ночью. Она не осмеливалась позвать ее, поэтому закрыла глаза и попыталась снова уснуть.
Вероятно, она задремала и пришла в себя, вздрогнув, когда дверь заскрипела. Сейчас через окно ярко светило солнце, и она услышала, как бабушка выходит из своей спальни. Она была во фланелевой ночной рубашке, на ее плечи была накинута шаль.
— Мне нужно в туалет, — неуверенно произнесла Адель. — Я попыталась встать, но не смогла.
— Почему не смогла? — спросила бабушка, подозрительно меряя ее взглядом.
— У меня все болит, — сказала Адель.
— Я думаю, у тебя просто ноги онемели. Я тебе помогу.
Вся ее помощь заключалась в том, что она ухватила Адель за руки и подняла ее рывком. Адель закусила губу, чтобы не закричать от боли, и покачнулась на больных ногах.
Бабушка позволила ей опереться на свою руку, и Адель добралась до судомойни, морщась при каждом шаге.
— Надень это, — велела Хонор, подтолкнув ногой к Адель пару старых тапочек. — До туалета недалеко.
Когда задняя дверь открылась, перед Адель за забором огромного сада предстал такой прекрасный и неожиданный вид, что она в одно мгновение забыла про свою боль.
Волнистая трава, усыпанная цветами, простиралась до самого Рая. Справа от нее были руины замка, который она видела по дороге сюда, и речка, как гладкая серебряная лента, петлявшая по буйной траве.
Похожий на гогот шум заставил ее поднять голову. Над ними пролетала стая больших птиц с длинными шеями, и она проследила взглядом, как они устремились вниз к реке и грациозно приземлились, не всколыхнув воды.
— Это дикие гуси, — сказала бабушка. — У нас их здесь около десятка разных видов.
Адель вдруг снова ощутила, как сильно у нее все болит, и заковыляла в туалет, на который ей указала бабушка, почти спрятанный под кустом, усеянным большими ярко-красными цветами. Выйдя через несколько минут, она увидела, как бабушка открывает клетку с кроликами, чтобы выпустить их побегать.
— Я люблю кроликов, — сказала Адель, когда два очень больших белых с коричневым кролика выбежали и выжидательно понюхали воздух.
— Это не домашние животные, — холодно сказала бабушка. — Я развожу их из-за мяса и шкурок.
Ко второй половине дня Адель была в отчаянии, убежденная, что ее бабушка действительно ведьма, потому что она, видимо, была самым отвратительным человеком, которого девочка когда-либо встречала. Все, чего Адель хотела, — это лечь, закрыть глаза и заснуть, но бабушка сказала, что она должна сидеть на стуле.
Вымыв Адель, она заставила ее надеть свое старое платье и продолжала забрасывать вопросами, но девочка почти все время слишком плохо себя чувствовала, чтобы отвечать на них. Ей было то холодно, то так жарко, что она вспотела, но бабушка, похоже, этого не замечала, потому что все время выходила из дома, занимаясь домашней работой.
Она рассердилась, когда Адель за обедом съела лишь несколько ложек супа, а потом швырнула на поднос головоломку и велела ей сложить ее, вместо того чтобы смотреть в стенку.
Адель всегда любила головоломки, но у нее закружилась голова, когда она посмотрела на кусочки. Ей хотелось заплакать и сказать, как плохо она себя чувствует, но она была уверена, что если бы сделала это, то еще больше разозлила бы женщину.
Сейчас она пожалела, что пришла сюда. Лучше бы она попытала судьбу и поехала к миссис Паттерсон.
— Выпей это!
Адель нервно вздрогнула, услышав голос бабушки рядом с собой. Та держала в одной руке чашку чая, а в другой — тарелку с куском фруктового пирога.
— Давай садись и не обращай внимания на пятна сливок в чае, ничего плохого они тебе не сделают. А я лучше пойду и куплю еще молока, в такую жаркую погоду оно быстро скисает.
Фруктовый пирог был любимым пирогом Адель, и дома она нечасто угощалась им.
— Вы сами его сделали? — спросила она.
— Нет, его испек мой повар, — отрезала бабушка. И даже сквозь замутненное сознание Адель услышала в ответе сарказм. — Веди себя хорошо, пока меня не будет. Нигде не лазь.
Адель лишь глупо уставилась на женщину, не понимая, что она имеет в виду.
Хонор поехала на велосипеде в магазин в Винчелси, довольная, что на какое-то время оставляет коттедж и девочку. Адель казалась такой туго соображающей и была почти не в состоянии ответить даже на простейшие вопросы. На полдороге вверх по холму в Винчелси ей пришлось сойти с велосипеда и идти пешком, потому что холм был очень крутой, и к тому времени, когда она добралась до вершины, она вся вспотела из-за палящего солнца.
И только тогда ей пришло в голову, что девочка, вероятно, получила солнечный удар. Она вспомнила, что с ней однажды было такое после дня, проведенного на пляже в Кэмбер-Сандз с Фрэнком и Роуз. По сути, ей не один день потом было плохо.
И вдруг ей стало стыдно, что она не подумала об этом раньше — в конце концов, девочка целых два дня шла по солнцу. Если дело было в этом, неудивительно, что она не смогла съесть суп на ланч!
Хонор решила спросить у аптекаря, чем лечить ожоги от солнца, но когда она заглянула в аптеку и увидела несколько женщин, стоявших в очереди, то не захотела, чтобы они услышали их разговор. Поэтому она купила пинту молока, положила его в корзину, висевшую на руле, и быстро отправилась домой.
Она оставила входную дверь открытой и подперла ее, чтобы заходил ветерок, и первое, что бросилось ей в глаза, были девочкины ноги, торчавшие из-за кушетки.
Вбежав в комнату, Хонор увидела ее лежащей лицом в луже рвоты. Она подняла ее, повернула на бок и убедилась, что дыхательные пути не закупорились. Девочка была без сознания, пульс еле прощупывался, и когда Хонор дотронулась до ее лба, то почувствовала, что она пылает.
Оглядевшись вокруг, Хонор увидела пустую чашку от чая, наполовину съеденный кусок пирога на маленьком столике рядом со стулом и догадалась, что девочку тошнило и она пыталась пойти в туалет.
Впервые за много лет Хонор испугалась. Девочка первым делом с утра сказала, что у нее все болит, но она не обратила на ее слова никакого внимания. Она даже не уложила ее в постель. Сейчас было ясно, что она серьезно больна. Нужен доктор, но как же ей пойти искать доктора и оставить ее одну?
В гостиной было ужасно жарко, поэтому она взяла девочку на руки и отнесла в свою спальню.
— Адель! — позвала она, резко похлопав девочку по щеке. — Ты меня слышишь?
Ответа не последовало. Адель была вялой, словно тряпичная кукла, она вся горела, и Хонор стало плохо от ужаса, что девочка может умереть. Как она сможет это объяснить? Люди и так уже говорили о ней всякое, она знала, что они подозрительно восприняли исчезновение Роуз. А что, если они подумают, что она убила этого ребенка или просто оставила ее умирать?
