Хизер Грэм - Желанная и вероломная (Том 2)
Глаза 24 Порой Дэниелу даже удавалось забыть о войне.
В памяти всплывали такие теплые, такие милые сердцу эпизоды прошлого, что он забывал о скудном армейском пайке из червивых продуктов, о босых, одетых в лохмотья солдатах, о криках умирающих на поле боя и вслушивался в милые звуки мирной домашней жизни.
Как, например, сегодня.
Старшие ребятишки, Патрисия и Джейкоб Миллер, не стали садиться за стол со взрослыми, а решили поиграть с Джоном Дэниелом Большой дубовый обеденный стол отодвинули в дальний конец комнаты, из кухни принесли маленький квадратный столик и накрыли его белоснежной скатертью. Достали заветное столовое серебро Камеронов и сверкающий ирландский хрусталь. Женщины с помощью Джейни и Джиггера устроили настоящий банкет.
Из мясных блюд была только ветчина, но к ней подали такие овощи и фрукты, которые удовлетворили бы вкус самого взыскательного гурмана. Дэниел сейчас с изумлением разглядывал апельсин, а Кирнан весело рассказывала ему, что всего неделю назад в их доке стояло контрабандное судно, которое регулярно забирает кое-какую продукцию, выращенную на их плантации, в обмен на другие товары. Капитан только что побывал во Флориде, откуда и привез чудесные фрукты.
Келли тоже разглядывала апельсин с каким-то благоговейным трепетом, и Дэниела неожиданно охватило непонятное чувство собственной вины и восхищения.
Может быть, он и в самом деле не имел права тащить ее через линию фронта? Подвергать опасностям и всяческим лишениям? А она ведь ни разу не пожаловалась.
Он задумчиво, правда, не без аппетита жевал ветчину.
Мужества ей не занимать. Он с самого начала восхищался этим ее качеством. Из-за этого он так стремительно и безоглядно в нее влюбился. Из-за этого вернулся за ней с кукурузного поля. Из-за этого янки избили, унизили его, заковали в цепи и бросили в тюрьму.
А вдруг она действительно спасла ему жизнь? Если бы не проклятая война, он мог бы ей поверить. Ему так хотелось ей поверить.
Келли произвела на свет удивительного малыша, которого сейчас укачивает Джейни. Джарда Камерона. Его сына. Здорового, красивого мальчишку.
У Дэниела защемило сердце. Как же здорово чувствовать себя отцом! Он всегда любил детей, всем сердцем любил своего племянника, как любил Джесса и Кирнан.
Но он и представить себе не мог, какое удивительное чувство он испытает, глядя в небесно-синие глазенки Джарда, чувствуя его крошечные пальчики на своей руке.
И вот все они здесь. Он хотел, чтобы его сын был дома.
Возможно, затея поначалу могла показаться безумной, но он не собирался оставлять сына с Келли.
Почему? Из чувства мести?
Возможно. А может, он просто хотел видеть его в Камерон-холле. И не женился, чтобы причинить ей боль. А она все равно поехала с ним. И ни разу не заговорила о женитьбе. Это он предложил ей выйти за него замуж.
Дэниел окинул взглядом всех присутствующих. Любой мужчина на его месте подумал бы, что попал в рай. Сестра, Криста, с кожей цвета слоновой кости, черными волосами и синими камероновскими глазами просто восхищала своей красотой. Кирнан - эта еще ребенком была настоящей красавицей с классическими чертами лица и пшеничными волосами, чуть тронутыми золотистой рыжиной.
А между ними сидела Келли, хрупкая, изящная, с классическим овалом лица и настоящими озерами серых глаз, изогнутыми, словно лук Купидона, губками и блестящими золотисто-каштановыми волосами, по цвету соперничающими с солнечным закатом. Сейчас на ней было серебристо-серое платье, цвет которого, гармонируя с ее глазами, делал их еще глубже, темнее и загадочнее.
"Она красива в любом наряде, - подумал он, - ив белом свадебном платье с вышитыми красными цветочками, и в этом, серебристо-сером".
А как она расстроилась, когда пришлось оставить платье в повозке! Наверное, даже белое свадебное платье, в котором она впервые выходила замуж, не могло сравниться с этим по красоте и изяществу.
Дэниел никогда не замечал, чтобы она стремилась к роскоши. Она вообще была очень стойкой и выносливой - будь то обстрел, бедность, голод или другие лишения.
О это ангельское лицо! Однажды он уже попался на эту удочку и выставил себя полным дураком, поверив ей и полюбив.
Заметив его изучающий взгляд, Келли покраснела и положила апельсин на стол. Затем выпрямилась и расправила плечи, как будто приготовилась к обороне.
А что ей оставалось делать? Разве он баловал ее добрым словом?
Но что говорить? Сказать ей правду? Я, мол, люблю тебя, Келли, люблю всем сердцем? Я делал вид, что женюсь на тебе из-за Джарда, а на самом деле мне нужна ты?
Мне много раз хотелось обнять тебя и высказать все, что у меня на сердце. А потом услышать твой ласковый шепот, ощутить твое горячее тело.
Женщины разговаривали. Криста, Кирнан и Келли, которую искусно вовлекали в разговор. Дэниел заметил, как она оживилась, рассказывая о своих братьях.
У нее была чудесная улыбка, а смеялась она так заразительно!
И он так хотел ее любить. Его останавливал лишь страх: он боялся, что своими руками убил их любовь, боялся, что не сможет доверять ей, по крайней мере пока вокруг бушует война.
Дэниел отодвинул стул и встал из-за стола. Три пары испуганных глаз обратились в его сторону.
- Прошу прощения, леди, - сказал он подчеркнуто, с южной протяжностью в голосе, - я, пожалуй, выйду на крыльцо и выкурю сигару.
Слегка поклонившись, он повернулся, намереваясь уйти.
- Но, Дэниел... - начала было Криста и вдруг осеклась.
Наверное, Кирнан как следует пнула ее ногой под столом.
Сестра наверняка обиделась. Он так мало времени уделил им, что можно было подумать, будто он их избегает.
Опершись о перила, он окинул взглядом сад с розарием - красивый и несколько призрачный в лунном свете. За садом к реке, в водах которой отражалась луна, спускался травянистый склон. Какая красота! И какой покой... Здесь его дом, и ему очень не хотелось снова уезжать.
Вдали виднелось семейное кладбище. Дэниел немного помедлил, потом, чиркнув спичкой о подошву сапога, закурил тонкую манильскую сигару и с удовольствием затянулся.
Затем медленно побрел в сторону кладбища.
Лето выдалось жаркое и влажное. Но здесь, каким бы жарким ни был день, к ночи поднимался свежий ветер. И как же приятно просто так, не спеша идти в темноте!
По традиции дом должен перейти к Джессу, как к старшему сыну, но его всегда больше интересовала медицина, тогда как Дэниел прекрасно разбирался в земледелии и животноводстве. Братьев нисколько не беспокоило, кто станет хозяином плантации, они оба ее любили. А у семьи было гораздо больше домов, чем им когда-либо потребуется. Их матери принадлежали обширные владения в штате Миссисипи, а бабушка принесла в семью плантацию под названием Стирлинг-холл. У Кирнан был собственный дом, который стоял чуть выше по течению реки. Да уж, домов и земли им всем хватало.
Сейчас они были богаты, но война могла многого их лишить.
А что, если какой-нибудь отряд янки, которому нет дела до авторитета полковника Камерона, появится в этих местах и сожжет Камерон-холл дотла?
В конце концов здесь может появиться отряд - не имеет значения, мятежников или янки, - который оберет их до нитки, оправдывая свои действия необходимостью конфискации на нужды армии! Они ведь тоже производили конфискацию в Пенсильвании и Мэриленде.
Вот и кладбище. Призрачный лунный свет освещал белые могильные камни. Над землей после жаркого дня поднимался туман, и казалось, мраморные ангелы, украшавшие надгробия, вот-вот закружатся в танце.
Дэниел прошел сквозь калитку и подошел к могилам отца и матери.
- Кто прав, папа? Джесс и Келли, которые убеждены в правоте одной стороны, или Кирнан, Криста и я, которые всем сердцем на стороне мятежников? - прошептал он. - Возможно, рабство - это противозаконно, но разве не так же противозаконно, когда одна часть людей поучает другую, как следует жить? Со временем южные штаты сами стали бы освобождать рабов, они, возможно, проголосовали бы за отмену рабства. Говорят, Вермонт некоторое время назад отменил рабство на своей территории. Черт возьми, папа, почему Томас Джефферсон не решил этот вопрос, когда писал конституцию? Так нет, отцы-основатели взвалили его решение на наши плечи!
А теперь мы день и ночь убиваем друг друга. Я решил идти с Виргинией, папа. Я так понимаю свой долг. А Джесс предпочел быть с северянами. А теперь еще и Келли...
Она понравилась бы отцу. Ему понравилась бы ее сила духа и очаровала бы прекрасная улыбка, которая играла на губах всякий раз, когда она смотрела на Джарда.
- Да, теперь еще и Келли! - произнес он вслух. - Откуда мне знать, что на самом деле у нее на сердце, папа? Как снова обрести доверие к человеку? Я хотел бы ей верить, но боюсь. Я причиняю ей боль и, видит Бог, причиняю боль себе.
И даже если она когда-то любила меня, я умудрился превратить эту любовь в пепел.
