Элизабет Эштон - Альпийская рапсодия
— Хорошо, тогда мы поедем обратно.
Макс все еще казался раздраженным.
— Я веду себя не так, как ты ожидал? — язвительно спросила она.
Он усмехнулся.
— Не совсем.
— Но ведь поведение женщины не зря считают непредсказуемым?
— В этом их очарование. — Но у Макса был такой вид, будто именно в Ивлин никакого очарования он не находил.
Когда они спустились в вестибюль, из зала вышел крупный бородатый мужчина. Увидев Макса, он бросился к нему с распростертыми объятиями.
— Макс! Mein freund[9]! — воскликнул он и обрушил на Макса целый поток слов на немецком языке.
Когда он на секунду замолчал, Макс вставил по-английски:
— Я знаю, что слишком задержался в Зеефельде, но время еще терпит. Я скоро вернусь. А что привело тебя сюда?
— Я приехал послушать молодого Шрайберга. — Его глаза сверкнули из-под густых бровей. — Разве он не великолепен? Ты не хочешь пригласить его?
— Не хочу, — решительно заявил Макс.
Бородач громко рассмеялся.
— Gut! Gut! — Он вдруг стал серьезен. — Хорошие пианисты, где они? — Его взгляд упал на Ивлин. Несколько мгновений он молча смотрел на нее. — Но это же просто чудесно! Друг мой, значит ты нашел ее? Фрейлейн Равелли, вы приедете в Вену? Вы сыграете для нас? Макс, я прощаю тебе твою задержку, потому что теперь знаю ее причину. Мы покажем этому Шрайбергу, как надо играть, верно? — Он повернулся к Максу и шепнул по-немецки: — У нее высокий гонорар?
Для Ивлин это был ужасный момент. Она очень хотела сделать то, чего от нее ждали, но, к сожалению, это было не в ее власти. Одного желания мало, чтобы вернуть ее левой руке прежнюю силу.
— Вы ошибаетесь, господин… — она запнулась и с мольбой взглянула на Макса.
Тот быстро сказал своему приятелю что-то по-немецки; бородач широко открыл глаза от удивления.
— Я не понимаю, — пробормотал он.
Макс подхватил Ивлин под руку и повел ее к выходу.
— Этот болтливый осел — Шмидт, — сквозь зубы процедил Макс, — он ездил со мной в Лондон слушать твою игру. К сожалению, он узнал тебя.
Взгляд девушки был затуманен печалью.
— Теперь ты понимаешь, почему я хотела спрятаться ото всех, — с болью в голосе сказала она.
Ничего не ответив, Макс быстро усадил ее в машину. Они выехали уже за пределы Мюнхена, когда он заметил, что Ивлин плачет — безутешно и беззвучно.
— Иви, пожалуйста, не надо, — с беспокойством попросил он.
Девушка с трудом справилась со слезами.
— Я думаю, тебе не приходило в голову, — сдавленным голосом произнесла она, — до того, как ты начал меня спасать, что я предпочитаю все оставить как есть.
— Неужели ты действительно предпочитаешь оставаться несчастной — ведь ты была несчастна, Иви, — и заставлять всех вокруг себя быть несчастными? — Он говорил с ней почти сурово. — Я хотел это изменить.
— Тебя это не касалось, — устало заметила она. — Ты не имел права вмешиваться.
— Если я вижу тонущего человека, неужели я не должен попытаться спасти его?
— Но я не тонула. Мне кажется, ты изменил своему призванию, Макс. Тебе надо было стать врачом, а не музыкантом.
Макс в недоумении нахмурился.
— Стать врачом, потому что я хотел тебе помочь?
— И использовал очень своеобразные методы терапии, включая даже поцелуи. — Она нервно рассмеялась и увидела, что руки Макса непроизвольно сжали руль. — Твоя специальность — «несчастненькие»?
— «Несчастненькие»? Что ты имеешь в виду?
— Хромые и слепые, вроде меня и Софи.
— Да, бедная Софи, — вздохнул он. Направление его мыслей переменилось. — Но ее испытания скоро закончатся. Я постоянно о ней думаю.
Эти слова только усилили горечь разочарования Ивлин. Если бы забота Макса о ней оказалась продиктована любовью, как бы это все изменило. С какой радостью она приняла бы его помощь, доверив себя и свою жизнь его надежным рукам, и была бы счастлива.
— У нее есть ты, чтобы поддержать ее в трудную минуту, — напомнила Ивлин.
— Да, надеюсь, что я смогу быть ей полезен.
— Уверена, что так и будет. Тебе это отлично удается, — с нескрываемым сарказмом произнесла Ивлин.
— А как ты еще прикажешь мне поступить? — удивленно спросил Маке. — Я знаю Софи с детства, она очень много для меня значит. Только благодаря моим уговорам она согласилась на операцию, и если это тоже окончится провалом… — Он не закончил фразу.
— Ты сумеешь утешить ее, я уверена, — тихо сказала Ивлин. — А кто стал другим твоим провалом?
— Ты.
— И ты, должно быть, очень расстроился. Столько усилий и все напрасно. Может быть, попытаешься еще раз поцеловать меня, пока я еще шикарно выгляжу? Пока Золушка вновь не надела свои лохмотья.
— Иви, ты не можешь! — В его голосе прозвучала мольба.
— О нет, могу. Ты же не думаешь, что окончательно излечил меня? Для этого нужен специалист поопытнее, чем вы, доктор Линден, и не связанный другими обязательствами.
Ивлин нарочно хотела спровоцировать его. За этот вечер она испытала столько противоречивых чувств — ожидание праздника, глубокое волнение, которое всегда вызывала в ней музыка, боль утраты, бесцеремонно разбуженную господином Шмидтом, которую только усилило напоминание об отъезде Макса в Вену и то, что Софи занимает все его мысли, а ей, Ивлин, не останется даже воспоминаний.
— Что, черт возьми, ты имеешь в виду? — сердито спросил Макс.
— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Я ведь могу вызывать желание, не так ли? Тебе было приятно целовать меня там, на перевале Карер. Почему бы тебе не повторить свой эксперимент, пока есть еще такая возможность? Тогда нам обоим будет что вспомнить, когда… когда… — Она хотела сказать «когда мы будем далеко друг от друга», но слова застряли у нее в горле.
Макс тихо выругался и нажал на газ.
Растущее желание толкало Ивлин на новое безрассудство. Ей так хотелось, чтобы у нее осталось воспоминание, которое она могла бы унести с собой в безрадостное будущее, ожидавшее ее. Она лишь хотела успокоить в его объятиях свое страдающее сердце; Софи ведь не будет от этого никакого вреда. Ей даже не стоит об этом знать, ведь Макс с ней останется до конца жизни. Но тот, кажется, совсем не реагировал на ее приглашение. Он думал только о своей возлюбленной.
Задетая его равнодушием, Ивлин язвительно сказала:
— Я думала, что сейчас я выгляжу более привлекательной, чем на перевале Карер, но, кажется, твой пыл уже остыл.
— Боже мой, — процедил он сквозь зубы. — Здесь ты заблуждаешься, дорогая, но только сумасшедший может соблазнять мужчину, когда он за рулем.
Ивлин совершенно забыла, что на скоростном шоссе не так-то просто сделать остановку.
— Сейчас я найду место для стоянки, — угрожающим тоном произнес он, — и тогда я тебе покажу.
У Ивлин по спине побежали мурашки. Она сошла с ума, если решилась провоцировать его, и за это ей придется расплачиваться.
— Я… я только предложила поцеловать меня, — стала оправдываться девушка, — в качестве награды за приятный вечер. В этом ведь нет ничего особенного?
— Особенного нет, но я все-таки собираюсь проделать это, — предупредил ее Макс и свернул на обочину.
Скрипнули тормоза, заглох мотор, и Макс выключил фары. Ночь была тихой. Низкая луна висела над темным лесом и полем и серебрила воду в близлежащем пруду.
Ивлин услышала, как Макс отстегнул ремни и повернулся к ней. В салоне было слишком темно, чтобы можно было разглядеть его лицо, но в его движениях чувствовалась угроза. Он резко протянул руку, но ударился локтем о руль и тихонько выругался.
— Определенно сейчас не время и не место, — дрогнувшим голосом начала было Ивлин. — Нам… нам лучше отложить…
— Ни за что!
Он заключил ее в объятия, в которых не было и намека на нежность. Кровь ударила Ивлин в голову. Страх, горечь, отчаяние исчезли, когда огонь страсти вдруг опалил ее. Она без смущения отвечала на поцелуи Макса, и ее растрепавшиеся волосы окутывали их как вуаль. Только тут Ивлин поняла, что в ней родилась новая любовь, и ее тело и душа устремились к человеку, который принадлежал другой женщине.
Внезапно Макс отпустил ее, и Ивлин безвольно упала на спинку сиденья. Он открыл окно, впустив в салон прохладный ночной воздух. Достав платок, он вытер пот.
— Прости мою грубость, — смущенно произнес он. — Ты свела меня с ума.
Она хотела закричать, что его безумие не пугает ее, что она готова сделать для него все что угодно, но гордость и благоразумие удержали ее. Если она ради любви была готова на все, то для Макса это было лишь развлечением.
Вдруг он сделал неожиданную вещь. Он взял прядь ее волос и, поцеловав ее почти с благоговением, выпустил из рук и завел мотор.
— Нам пора возвращаться, — глухо произнес он. — Пристегни ремень.
