Марсель Ферри - Любовница авантюриста. Дневная Красавица. Сказочные облака
Кто знает, может, не всякому дана способность чувствовать, как внутри человека, словно в чаще дремучего леса, бьется страсть? Мне их жаль.
Танцуя с Марино, я подумала о том, чтобы отыскать в записной книжке фразу, написанную для дурачка Иво, но он наклонился над моим плечом и сказал на ломаном итальянском: «Когда синьора отправляется домой?» Я знала по-итальянски только навязчивое «Высовываться опасно», сопровождавшее меня в вагонах поездов в Италии. Но я тотчас же все поняла и без колебаний ответила: «Немедленно!»
Я вышла из кафе в сопровождении прекрасного, молчаливого Марино, идущего за мной на некотором расстоянии…
Мы узнали имена друг друга только на заре.
В этой комнате с окнами, выходящими на море, я провела три дня. Благодаря Марино я узнала несколько итальянских слов, он выучил несколько французских, но нам это было ни к чему.
Украдкой я мысленно возвращалась в Англию, готовая снова подчиниться власти Оливера. Мне было слегка грустно при мысли о том, что скоро придется навсегда распрощаться с простыми нравами и снова влезть в оболочку холодной леди.
Призраки оживают
Была ли я там, нет ли, но замок Давентри, подобно большому кораблю, продолжал свое существование.
У меня не было никакой связи с соседними домами, я никого здесь не знала, за исключением лесничего с его Робинзоном, но и это знакомство слишком быстро оборвалось. Если бы я прибыла сюда не вдовой, а с лордом Седриком, вряд ли это что-то изменило бы. Он не был общительным. Не был он и великим благодетелем. Но я наверняка не чувствовала бы себя иностранкой. Если бы я была англичанкой, то стала бы подлинной хозяйкой замка и близлежащих земель.
Как бы в плывущем дворце, ничего не понимая в его устройстве, я вела себя как богатая леди, имеющая право на обслуживание в соответствии со средствами. Я знала только салоны, прогулочные палубы и каюты первого класса. Все другие помещения оставались для меня столь же далекими и загадочными, какими они представляются путешественнику, не проникающему туда никогда.
Подлинными хозяевами замка были три старца, живущие в нем со времен матери Седрика — графини Морана.
Лорд Седрик провел много лет в Азии, не имея никакого реального дела, исключительно ради собственного удовольствия. Его пребывание в Англии было кратковременным и редким. Однако все эти годы в замке не прекращали ожидать его возвращения. Ни прислуга, ни конюшни, ни роскошь садов и оранжерей не претерпевали за время его отсутствия никаких изменений.
Мажордом Висбек был, должно быть, немного старше лорда Седрика. Этот мажордом, кстати, очень хорошо смотрелся бы на месте владельца замка. Он говорил слишком правильным литературным языком, но пользовался тем же одеколоном, курил те же сигары и пил тот же портвейн, что и хозяин.
Однажды, заблудившись в замке, я пошла не тем коридором и вышла к двери, украшенной надписью: «Частная собственность». Удивленная, я открыла дверь и оказалась в симпатичном салоне, где Висбек, выпрямив с достоинством свою спину, дремал в кресле у камина. Он издавал легкий храп, напоминающий жужжание пчел. Слева от него лежали сигары и стояла бутылка вина, справа — большой бело-рыжий спаниель, распластавшийся на ковре.
Управляющая хозяйством миссис Пули Додж со знанием дела руководила всем в замке. Хотя она и занимала более низкую ступеньку в иерархии слуг, ей в этом маленьком суверенном государстве принадлежала решающая роль. Уже один вид ее был для меня столь же неприятен, как ушиб об острый угол. Я догадывалась, что и мои нечеткие очертания тоже вызывали у нее болезненный спазм. Уважение, которое проявляла ко мне миссис Додж, всегда было приправлено тошнотворным высокомерием. Она была похожа на виселицу и вызывала неприятные ассоциации, напоминавшие мне, как я стала вдовой. Но, несмотря на отвращение, которое она мне внушала, не могло быть и речи о том, чтобы уволить ее. Это было бы равносильно тому, как если бы английский монарх захотел выдворить из страны одного из своих министров под предлогом, что ему не нравится форма его головы.
Возможно, позднее Оливеру и удалось бы при случае избавить меня от нее.
Третий старик заправлял самым прекрасным участком в доме — садом. Речь шла не только о саде, но и о парке, розарии, оранжереях. Он любовно ухаживал за ними на протяжении уже сорока лет. Это был ученый-агроном, садовник-архитектор. Я видела, как работают его помощники, сам же он появлялся редко. Рано утром он обходил свои угодья, заложив руки за спину, останавливался время от времени, чтобы внимательно осмотреть какие-то цветы или композиции. Он напоминал мне мирного доброго Боженьку, с нежностью созерцающего свое удачное творение. Его звали Пэблз.
Уважительно относясь к его труду, искусству, вкусу, я никогда не срезала ни одного цветка, не спросив предварительно его согласия. Такое отношение к его работе вызывало ответную симпатию. Однажды он пришел ко мне за разрешением на серьезные преобразования в саду.
Вот уже двадцать лет ему хотелось убрать заросли рододендронов с северной поляны. Но для таких крупных перемен нужно было разрешение лорда Седрика. Эти массивы образовали нечто вроде густой и темной стены, освещенной великолепными фонарями из красных, розовых и белых цветов. Не было никакого основания пересаживать их, если не принимать во внимание явную антипатию Пэблза к этим растениям.
Лорд Седрик никогда не позволял ему этого делать.
Когда он предстал передо мной, я тут же дала ему свое согласие. Я тоже ненавидела эти цветы.
Пэблз весь засветился. Мне показалось, что луч солнца сверкнул сквозь тучи, разогнанные сильным порывом ветра. Его красивое лицо, продубленное ветрами, приятно обрамлялось жесткой бородкой, а необычайно светлые глаза на смуглой коже казались прозрачными, словно апрельский дождь в солнечных лучах.
Мы испытывали явную симпатию друг к другу.
— Позвольте спросить вас, мадам, почему вы даете на это свое согласие?
— Потому что я тоже ненавижу рододендроны, — порывисто ответила я.
Так мы оба проявили свое неуважение к памяти лорда Седрика. Я спросила:
— А что вы собираетесь посадить на этом месте?
Он мгновение колебался, а потом учтиво задал вопрос мне:
— Вы не хотели бы сделать выбор сами, мадам?
— О нет, — мгновенно среагировала я. — Это ваше королевство. Вы — великий художник, и, кстати, у нас с вами схожие вкусы. Вне всякого сомнения, мне понравится все, что вы сделаете.
— Тогда это будут розы и наперстянка! — сказал он, прищурив глаза, подобно художнику, рассматривающему свое полотно.
Потом он отдал приказ убрать рододендроны. Таким образом мне удалось завоевать признательность и, может быть, привязанность Пэблза.
Он безумно любил розы и утром следующего дня неожиданно прислал мне их целую охапку. Это были белые розы с розовой серединкой, прозрачные до неестественности. Они сверкали в комнате, как белозубая улыбка на темном лице туземки.
Я тотчас же отправилась на поиски Пэблза, чтобы увидеть его красочный розарий.
Пэблз не был болтуном. Никогда не говорил ничего лишнего. Но когда мы шли вдоль аллей розария, мне казалось, что он весь светится. Мне было неловко, что я потревожила его, и я решила отпустить садовника как можно быстрее.
Все розы имели названия, аккуратно обозначенные на табличках. Но когда мы подошли к кусту, усыпанному снежными цветами с отблеском зари, я увидела, что у него нет названия.
Я восхищенно ходила вокруг, любуясь нежным блеском лепестков, похожих на японский фарфор. Пэблз хранил молчание.
— А как называются эти розы?
Замешательство.
— «Мисс Мэриан», — ответил садовник.
— А почему здесь не указано название, как возле других роз?
— Потому, что их вывел я.
Заинтригованная, я внимательно вглядывалась в лицо старика. Его взгляд был устремлен на розовый куст, он не посмотрел на меня даже тогда, когда я спросила:
— Кто это — мисс Мэриан?
Я тотчас же пожалела, что задала этот вопрос, потому что увидела, как лицо старика исказилось от внутренней боли.
— Она умерла, — тихо произнес он.
— О! Извините меня… — пробормотала я, Пэблз сделал знак головой, как бы прося прощения за то, что выдал себя.
Кем могла быть эта мисс Мэриан?
Дочерью Пэблза?
Я скромно отошла в сторону. Пэблз провел несколько минут у розового куста, охваченный воспоминаниями.
Когда мы возвращались обратно в замок, я сказала:
— Я вам благодарна за присланные розы. Я очень тронута вашим вниманием.
— Спасибо, — отозвался он. — Мне было чрезвычайно приятно срезать их для юной леди. Но, — тут же галантно добавил он, — они ведь принадлежат вашей светлости.
— О нет! — сказала я. — Это ваши розы.
Вскоре я забыла и Пэблза, и его розы. Меня не интересовала жизнь этого старика. Но, как ни странно, мисс Мэриан, прозрачный призрак, о котором он упомянул, вскоре пришла в замок Давентри, напомнив о себе.
