Ион Друцэ - Недолгий век зеленого листа
«Нужно было сказать, что уезжаю на месяц».
Теперь Скридон не торопился — какой вообще смысл торопиться?
С трудом, но все же нашел губы. Потом, склонив голову набок, стал любоваться своим сокровищем. Чудная девчонка. И хороша — сил никаких! Только зачем она закуталась в платок и все прячет губы?
— Если я тебе напишу оттуда, из Мелеуц, ты мне ответишь?
— Только чтобы ты никому не показывал мое письмо.
— Не покажу.
Он попытался еще раз пробиться к ее губам, но на этот раз ему не повезло.
— А вообще, может быть, напишу даже два письма…
Девушка говорит «хорошо», но этим и ограничивается.
Скридон все добавлял по одному письму, пока не дошел до пяти, но, видя, что ему так и не удастся сегодня еще раз поцеловать ее, решил остаться в убытке.
«Где, черт возьми, достану я бумаги для пяти писем?» Решил пуститься на хитрость — сам стал закутывать ее в платок, но услышал, что в хате кто-то кашляет — кашляет человек, который в жизни не простуживался.
Значит, пора. Попрощались.
Не торопясь он шел домой и чувствовал себя хозяином деревни, и до смерти хотелось похлопать кого-нибудь по плечу. И то сказать, с первого же захода найти такой клад, такое сокровище! Но, с другой стороны, недаром же его зовут Скридоном!
Внезапно остановился. На миг ощутил нежное личико девушки у своего лица. Сорвал шляпу с головы, дунул в нее и запустил ею в землю так, что вздрогнули во сне все окрестные шавки.
Потом до самого дома шляпы не надевал.
32
— Простите… Здесь живет Михалаке Чоботару?
Русанда, сидевшая на маленькой скамеечке у печки, поднялась, держа в руке наполовину очищенную картофелину. У ворот стоял стройный парень, хорошо одетый, с книгой под мышкой, — тот самый, которого она уже видела у секретаря сельсовета в кабинете. Он по-прежнему был хорош собой, и девушка подняла было руку, чтобы поправить косынку, потом раздумала. Мало ей того, что она уже нравится одному?
— Да, здесь.
И снова уселась на скамеечку, чтобы он не очень-то засматривался.
Видя, что он не входит, крикнула:
— Отец, вас зовут! Заходите, у нас собак нет.
Михалаке вышел из-за хаты, пристально глядя на парня.
— Вот как будто знакомый, а не припомню…
Он всегда с этого начинал, когда предстояло заводить новое знакомство.
— Вряд ли вы меня знаете, баде Михалаке. Я новый учитель в вашем селе.
— А! Это да, возможно… Я на днях слышал, что у нас новый учитель появился. И что вас привело в мой дом, гос… э-э… товарищ учитель?
— Мне, бадя Михалаке, нужна ваша дочь, Русанда.
— Моя дочь? Так вы только что говорили с ней. Одна у нас дочка.
Русанда оставила картошку, поднялась озабоченная. Бадя Михалаке открыл калитку, но, прежде чем закрыть ее, поинтересовался:
— А может, скажете и мне? Как-никак отец…
— Скажу и вам, баде Михалаке, сейчас скажу, — начал учитель, ища, куда бы присесть.
Русанда пододвинула ему скамеечку, на которой только что сама сидела.
— Так вот в чем дело, — продолжал он, усевшись и глядя снизу вверх то на отца, то на дочку. — Старые ваши учителя, все трое, сбежали в Румынию, как вы и сами знаете. Пока подготовим своих, кому-то надо учить детей. Вот мы и хотим сделать вашу дочку учительницей.
Русанда опустила глаза — не совсем поняла, о чем речь, но смутилась оттого, что два человека говорят о ней в ее присутствии. Бадя Михалаке, наоборот, сразу понял, в чем дело.
— Учительницей, говорите вы? — И присел на корточки перед учителем, чтобы тот не утруждал себя, глядя все время вверх. — А хватит ли ей классов?
Учитель взглянул на девушку, взглянул мельком, чтоб старик не понял, что она ему нравится.
— Да и вы, баде Михалаке, не сразу сделались хозяином. Сперва построили хату, потом забор, а теперь, вижу, у вас уже есть и молодой садик…
— Ну что там говорить! Хату, ясно, за один год не построишь — три года подряд строил. А с садиком, раз зашла о нем речь, я провозился года четыре, никак не меньше. И что теперь нужно делать Русанде? Принести документы? У нее есть документы.
— Сначала послушаем, что она сама скажет.
— Ну да, конечно, — вполголоса ответил бадя Михалаке, несколько обидевшись на учителя за то, что он так повернул дело.
Несколько минут молчали, слушая, как посапывает разомлевший от жары поросенок, растянувшись в тени курятника.
Девушка спросила:
— Кого вы еще из села выбрали?
Учитель стал искать в карманах бумажку, но потом сдвинул брови и назвал несколько фамилий по памяти.
— Только и всего?
— На первый случай.
— У нас есть еще ребята с семью классами.
— Кто? Есть еще два парня, но их скоро должны призвать в армию.
Бадя Михалаке был полностью согласен с этим:
— А верно! Пусть сперва отбудут военную службу, потом у них еще будет время…
Русанда приподнялась на цыпочки, делая вид, будто разглядывает что-то за плетнем, и заглушила вздох.
— И что же мне надо делать?
— Поехать в Сороки на несколько месяцев. На курсы.
— Может поехать, — без проволочек высказал свое мнение бадя Михалаке, а сам уже думал, где бы занять денег на дорогу.
Но Русанда не торопилась.
— Когда нужно ехать?
— Послезавтра. Завтра собраться, а послезавтра в дорогу.
— Нет, послезавтра не смогу.
— Почему? — удивились оба.
Русанда напряженно подсчитывала, когда должен вернуться Георге с военных сборов. Ему осталось еще три дня, приедет в среду. Значит, в четверг.
— Могу только в четверг.
— Хочешь опоздать на два дня?
— Иначе не могу.
— Ну что ж, — согласился учитель.
Сказал баде Михалаке, чтобы он или кто-либо из их семьи зашел завтра утром в школу и взял бумаги, которые Русанда должна предъявить, когда приедет в Сороки. Уходя, он заметил на столбе несколько растянутых кож.
— Для цепа?
— Для цепа, — улыбнулся бадя Михалаке и подумал, что хорошие пришли времена, что и у этого учителя есть где-то отец, который молотит рожь цепом. А когда тот вышел на дорогу, внезапно вспомнил: — Э… не в обиду будь сказано… Когда я приду в школу, кого мне спросить?
— Меня зовут Пынзару, баде Михалаке. Да вы меня там найдете.
Русанда снова уселась чистить картошку, но бадя Михалаке нашел, что эта работа ей уже не подходит.
— Оставь, мать дочистит, когда придет. Не умрем с голоду. Лучше возьми почитай книжку.
Русанда улыбнулась.
— Уж этот суп сготовлю я сама.
Как на грех, она готовила в тот день суп из зеленого гороха, и этот горох не давал ей прямо дохнуть. Конечно, она понимала, что это неслыханное везение, и радовалась, что в том же классе, в котором еще так недавно сама сидела за партой, теперь будут сидеть другие ребятишки и она, взяв в руку их доверчивые ручонки, будет помогать выводить первые буквы. Но как быть с хыртопским горохом? Не дура же она в самом деле! Она не может не помнить, что в том году, ранней весной, посеяла вместе с хорошим парнем горох в Хыртопах и, как на грех, горох тот выдался и ростом и стручками — ну прямо на удивление!
Вдруг гулявший по двору бадя Михалаке вспомнил, что Русанда опоздает в Сороки по своей собственной глупости, и пустился рассуждать сам с собой:
— Опоздать на два дня! Почему? Вот я уже взрослый человек, и я спрашиваю себя: зачем опаздывать на два дня? Разве нельзя поехать вовремя? Можно. Так почему же опаздывать?..
Так он ворчал до самого вечера, и ему было досадно, что Русанда не принимает никакого участия в его размышлениях. И он долго бы еще ворчал, если бы не вмешалась тетушка Катинка:
— Что ты привязался к ней? Знает она, почему опаздывает.
— Почему? Может быть, скажете и мне?
— У девушки есть свои причины.
— Чепуха, какие у них причины! Я человек, и я спрашиваю себя…
И пошел куда-то по селу, а вернувшись поздно вечером, уже не рассуждал, а молча полез на печь.
Не нашел денег взаймы.
33
Георге возвращался на рассвете. Нужно было сильно соскучиться по дому, чтоб идти вот так, напрямик, по чужим дворам, перепрыгивая через плетни, пересекая огороды и сады, — в деревне прощаются такие вещи, если ты давно не был дома. То там, то здесь торчали во дворах верхушки стогов, а когда во дворе стоит стог, то кажется, что человек богаче, чем он есть на самом деле. На ветках придорожных акаций висели, качаясь, колосья пшеницы, выдернутые из возов, посреди дворов валялись вилы, на оглоблях телег висели брошенные вожжи, — каким бы хорошим хозяином ни был крестьянин, во время уборки всего не успеешь.
А вот показалась и родная его крыша. Георге пристально глядел — может быть, увидит и там верхушку стога, — но, кроме крыши, ничего не увидел. Ну да ладно, отдохнет немного и начнет возить хлеб.
Урожай собрали поздно, без него, так хоть бы не отстать от других с вывозкой.