Надежда Семенова - Победа для Александры
Гриша обмакнул чебурек в томатный соус, осторожно откусил кусочек мелкими зубками.
— Помоги Костику… Он на самом деле любит тебя. Ты — умная девушка. Тяжелые времена требуют нелегких решений… Вам обоим будет легче!
Саша не очень понимала, чего, собственно, добивается от нее сладкоголосый Гриша. Каких-то умных поступков, от которых зависит Гришина репутация, каких-то ответственных решений… Она чувствовала себя Белоснежкой, которую ведьма уговаривает откусить кусочек яблока. Прелестное наливное румяное яблочко вызывало неясную тревогу, но голос был так настойчив, убедителен, что Саше хотелось согласиться, лишь бы заставить его замолчать. Если бы не периодически возникающий у столика официант, Саше вряд ли удалось бы устоять. Глядя в эти заискивающие глазки, из которых, казалось, сочилось само умиление, сравнивая его со сквозившим не более получаса назад пренебрежением, Саша вдруг взбунтовалась. Она почувствовала самую настоящую брезгливость, не позволяющую прикоснуться к еде, оплаченной «щедрым» Гришкой. Однако и уходить с пустым желудком из кафе было бы несколько нарочито. Девушка выпила кофе, съела заказанный ребятами омлет, отщипнула несколько ягод от роскошной кисти винограда. Гриша хлебосольно повел рукой над столом.
— Извини, Гриша, мне нужно выйти.
Узенькое Гришино лицо меленько оскалилось.
— Надеюсь, — Саша окинула насмешливым взглядом официанта, — никто не против?
Уголок халдейской губы пробил подавленный рык. Гриша двинул мелкой мышцей левой щеки, официант послушно затих, смиренно опустив глаза.
— Всего доброго, дружочек, — дружелюбно отозвался Гриша и опустил глаза.
Саша вышла на улицу в тот самый момент, когда, нарушая все правила уличного движения, перед дверями кафе затормозила Валькина машина. Валек открыл дверь и, прокричав Саше: «Садись, быстро!» — рванул с места в карьер.
На заднем сиденье сидел странно безучастный Костя, прижимая руку к виску.
— Что случилось? — почти выкрикнула Саша.
Валек молчал, остервенело выкручивая руль. Машину бросало из стороны в сторону. Саша вцепилась побелевшими пальцами в торпеду. Заломило виски, спину облило холодным липким потом. Страх сжал горло. Затылок сверлило противное чувство, будто, повернувшись в сторону молчащего Кости, она увидит что-то жуткое. Волна ужаса окатила Сашу с такой силой, что стало понятно: если она сейчас же не поймет, что с Костей, ей придется жить с этим страхом вечно.
— Он жив? — Саша впилась взглядом в Валька.
Тот быстро заморгал, обмяк лицом и дал по тормозам. Машина, мчавшаяся по Тучкову мосту со скоростью не меньше восьмидесяти километров в час, встала на дыбы. Ее развернуло боком к движению и ударило о бетонное заграждение. Саша инстинктивно выставила вперед руки, что чуть смягчило удар. В голове раздался звон, перед глазами забегали десятки светлячков, словно спустившихся с детских иллюстраций, и приветливо замахали «фонариками». Саша принялась с интересом наблюдать за иллюзорным факельным шествием, одновременно ощущая, как сзади раздался глухой стон и крупное Костино тело тяжело ударилось о Сашино сиденье. Девушка помахала рукой перед глазами, силясь разогнать разбушевавшихся светляков, повернулась и незряче посмотрела на Костю.
Через пару секунд блин с темными подпалинами трансформировался в знакомое лицо, и Саша принялась ощупывать его взглядом. Видимых ран или царапин на нем не оказалось — Саша облегченно выдохнула, отчего в ушах зазвенели нежные, почти колдовские колокольчики. Девушка взялась ладонями за голову, пытаясь то ли приглушить звон в ушах, то ли остановить головокружение. Костя открыл неприятно большой рот, басом, так непохожим на собственный голос, прогудел:
— Ты в порядке?
Саша кивнула и попыталась спросить то же самое, но язык почему-то не слушался, его обволокло капризным, чуть тошнотворным привкусом наползающего обморока. А затем перестали слушаться и глаза. Костино лицо снова расплылось в бессмысленный блин. Последнее, о чем успела подумать Саша, — вместо надежности, уверенности в себе и собственных силах от Кости исходило тонкое, ломкое ощущение. Он казался хрупким, как… электрическая лампочка, внутри которой тускло тлела почти перегоревшая спираль. Бум! Голову будто запеленало в плотный кокон из ваты или еще чего-то, такого же мягкого и… душного. Саша потеряла сознание.
Когда она пришла в себя, все по-прежнему сидели в машине. Валек впереди, опустив голову на руль, обнимал его обеими руками. Саша и Костя на заднем сиденье. Саша не помнила, как она там очутилась, представлять, как парни выволакивали ее бесчувственное тело и переносили назад, не хотелось. Голова казалась чужой и неприятно гулкой, во рту было сухо и шершаво. Мелкий нудный дождик стучался в запотевшие стекла, дробно постукивал по крыше. Было влажно и холодно. Саша чуть пошевелилась, Костя повернул голову и надтреснутым, притворно жизнерадостным голосом сказал:
— А вот и наше солнышко…
Валек тяжело оторвал голову от руля и, не оборачиваясь, пробурчал:
— Я это… пойду… сигарет… пошукаю, — и вышел из машины.
От несильного хлопка дверцы в голове у Саши снова нежно зазвенело, она невольно поднесла руку к виску.
— Больно? — хрипло спросил Костя. — Ты извини, мы не могли ехать в больницу…
Саша молча ждала продолжения, но его не последовало.
Несколько раз Костя собирался с духом, откашливался, затем принимался теребить верхнюю губу, словно заставляя себя замолчать.
— Что произошло? — тихо спросила Саша.
Костя с силой мотнул головой, резким движением вытащил что-то из кармана и сдавленно произнес:
— Сашка, так вышло. Сорвался я…
Он тыкал в Сашу предметом, зажатым в руке, и говорил, все больше возбуждаясь. Его речь была сбивчивой и непонятной. Но с каждым словом Саше становилось все холоднее, словно она заглядывала в бездонную пропасть.
— Гришка просил… последний раз… отморозки… бывает… мы же друзья. Он… кабан здоровый… оказался, матом меня послал… пацаны-ссыкуны, все такое… Валек его ударил, несильно… даже не кулаком… А потом… я не понял…
Костя смотрел сквозь Сашу невидящими глазами, словно и сейчас находился там, и все тыкал и тыкал рукой. Саша догадалась наконец посмотреть, что он держит в руке, и увидела… пистолет. Он лежал в большой Костиной ладони и выглядел совсем игрушечным, и пальцы, сжимавшие оружие, чуть подрагивали. Саша набрала в грудь воздуха и спросила, уже зная ответ, понимая, что она должна знать это точно:
— Ты его… убил?
И тут произошло странное. Если бы Костя вдруг заплакал, может быть, даже завыл или сделал бы что-нибудь такое же ужасное, она бы поняла. Но вместо этого он… засмеялся. Весело, как мальчишка. И стал говорить тоненьким таким голоском, ясным и тошнотворно… восторженным. Будто случившееся страшно его позабавило.
— Один раз. Я выстрелил всего один раз, и он сразу упал. Представляешь? Я даже и не целился вовсе. А он брык… на спину. И крови натекло… ужас!
Костя поднес к лицу руку с зажатым в ней пистолетом и вытер ею рот. Замер, глядя перед собой, вспоминая, а затем принялся мерно стучать этой же рукой по сиденью. Он стучал равномерно, как заведенный, и Саша боялась, как бы пистолет не выстрелил снова. Будто поняв Сашины опасения, Костя повернулся к ней и с веселостью, от которой жаром обдало кожу, сказал:
— Там был всего один патрон. О-дин! Представляешь, один! — Костя дико посмотрел на Сашу и тонким, почти визгливым голосом произнес: — Всего один хренов патрон, и мужик, а он здоровый был, не меньше меня… — Тут его разобрал нервный смех. Костя смеялся, не в силах остановиться, и от безумного его вида, а особенно от этого истеричного захлебывающегося смеха Саше стало совсем жутко. — Здоровый такой мужик, — Костя смеялся, вытирая выступившие слезы кулаком, из которого торчала рукоятка, — упал и сдох. Как миленький! Мы его в канал скинули… Брызги такие… разлетелись! Я все боялся, что там мелко, а он хорошо так… на дно ушел… Тяжелый, наверное!
Саша сидела неподвижно, ощущая заледеневшие пальцы ног и сердце, бившееся где-то во рту. Медленно-медленно, словно холодная стылая кровь загустела, и ему не хватало сил. С усилием, от которого снова заныла голова, Саша подняла глаза на Константина и произнесла, еле двигая замерзшими губами:
— Что будешь делать?
— А что теперь делать?! Пускай Гришка расхлебывает, его дела. Мы с Вальком на дно ляжем. — Костя деловито шмыгнул носом. — Ты, давай, иди домой. Я тебя сам найду, если чего. — Тут он вдруг насторожился, бдительно взглянул в лицо Саше и медленно, с расстановкой проговорил: — Ты смотри не болтай никому! — а затем добавил с ухмылкой, в которой уже ничего не было от прежнего Кости: — Мне теперь терять нечего… Назад пути нет.
Саша выбралась из машины на деревянных ногах и ушла в дождь. Она пошла пешком через Тучков мост, долго шлепала по Малому проспекту и пришла в себя, только очутившись у Смоленского кладбища.
