Кэтлин Уинзор - Любовники
Она ощутила в его бурном желании угрозу своей окончательной гибели. Он сделает так, чтобы она не умерла… Такого страха она не чувствовала даже тогда, когда поняла, что Мартин собирается убить ее. Разница, видно, состояла в том, что ее смерть была внезапной и окончательной и потому не вызвала ничего, кроме равнодушия. А вот здесь, если этот человек подчинит себе ее тело, ей придется всегда испытывать то ощущение, которое он навяжет ей. Она станет его пассивной и совершенно беспомощной жертвой, он будет постоянно приводить ее в неистовое возбуждение, и рано или поздно вследствие какой-нибудь фатальной случайности она просто-напросто разрушит саму себя, отвечая на его неукротимую и беспредельную страсть.
Ее глаза, большие и черные, полные боли и молчаливой просьбы, смотрели прямо на него, и наконец она медленно протянула руки вперед, словно моля о милосердии. Ее голова чуть-чуть откинулась, отчего стала видна совершенная линия белоснежной шеи, в то время как вертящаяся люстра то и дело окрашивала в разные цвета лицо и плечи.
— Пожалуйста, — прошептала она. — Отпустите меня… отпустите…
Он стремительно подошел к ней, сверху вниз посмотрел ей в глаза, и серьезное выражение на его лице вдруг сменилось выражением удивительной нежности и ласки.
— Ну почему вы боитесь? — спросил он. — Почему вы опять лишились силы духа и выглядите не так задорно, как всего несколько минут назад. Почему не источаете воодушевления, как при жизни? — Он приблизился, и та же улыбка оказалась совсем рядом, так что стал отчетливо ощутим мужественный запах, исходящий от его тела; сверкнули ослепительные зубы; к ней пришло неожиданное и нестерпимое желание, чтобы он прикоснулся вновь. И Джасинта закрыла глаза.
— Потому что… я люблю вас, — тихо ответила она и сама удивилась этим словам, не сразу даже осознав, что произнесла их.
Она ждала, а потом, наконец снова открыв глаза, увидела, что его лицо приблизилось к ее лицу. Улыбка не сходила с его уст. Его губы коснулись ее губ легко и мягко, но в следующую секунду он раздвинул ее губы и впился в них с какой-то всепоглощающей безумной жадностью. Джасинта страшно растерялась, чувствуя, как ее покоряет неуемная, безумная и безжалостная сила, и вновь протянула руки вперед, растопырив пальцы и отступая назад, чтобы отодвинуться от него. Но его руки уже обвили ее тело, и она почувствовала, как он прижал ее к себе.
Джасинта испытывала дикий страх. Она чувствовала себя захваченной врасплох и совершенно беспомощной. Ее контроля над собой, над собственным поведением больше не существовало. Она потеряла последние силы, ощущая при этом мучительное и беспредельное отчаяние. Потом ее охватило предчувствие, что в следующий миг она будет уничтожена, разбита и принесена в жертву его неукротимому желанию.
Где-то высоко-высоко над ее головой через темные окна врывались яркие молнии и доносился отдаленный гром. Казалось, буря набирает силу. Грохот стоял такой, словно некий гигант огромными шагами поднимается в гору.
В то время как одной рукой он крепко прижимал ее к себе, вторая его рука медленно двигалась по ее спине вниз, и по телу Джасинты пробегало нечто сродни электрическим разрядам; сердце билось сильнее и сильнее, все тело наливалось теплотой, и совершенно непроизвольно и бессознательно для нее куда-то испарились прежние страхи, сменяясь таким же сильным желанием и возбуждением, которые испытывал он. Она сильнее прижалась к нему, ее голова раскачивалась из стороны в сторону, ей казалось, сейчас наступит смерть от неуемного желания, бившего из нее восхитительным фонтаном.
Она непроизвольно стонала, будто напевая вполголоса, и погружалась в бесконечное тепло его страстного объятия. Постепенно Джасинта теряла сознание собственного «я», оно сменялось каким-то древним, первобытным и непонятным стремлением полностью подчиниться его могущественному господству.
Очень скоро исчезла викторианская дама, в одно мгновение превратившаяся в измученную желанием страстную женщину, а спустя несколько секунд — в обуреваемую похотью самку.
Было естественно, что его руки легкими, какими-то волшебными и стремительными движениями расстегнули на ней одежды, которые одна за другой бесформенной грудой плавно упали на пол. Потом он резко отпустил ее и в одно мгновение сорвал с себя рубашку, а за ней — брюки. Они смотрели друг на друга страстными взорами. Сейчас ей показалось, что он буквально ослепляет своей красотой и мощью, беспредельной, буйной, неуемной.
Буря стала еще сильнее. Яростные разряды молнии освещали окна и проникали в залу. Гром свирепствовал, его раскаты звучали так громко, что казалось — еще немного, и разверзнется земля. Порывы пронзительно завывающего ветра со все большей яростью ударяли в окна, сопровождая гулкие удары грома. Гигантские капли дождя ударяли в стекла окон, обрушиваясь бурными потоками.
На его лице сияла восхитительная, дикая улыбка, словно он являл собой часть этой бури. Он олицетворял первобытную, необузданную ярость и силу, непобедимую и всепоглощающую. Внезапно он громко рассмеялся и произнес:
— Похоть — превосходная вещь, не правда ли?
И его алчные руки вновь сжали ее в объятиях. Он нежно ласкал ее волосы и шею, то и дело целуя их. Джасинта стонала, как животное, и вся ее плоть содрогалась от сладостного, пронзительного возбуждения.
«Да, — прошептала она мысленно. — Это прекрасно! А ведь я никогда не знала таких ощущений прежде. Я вообще не знала, что такое вожделение. Я просто не смела узнать об этом и никогда не встречала человека, который смог бы открыть мне, что такое настоящая страсть.
Почему же про нее все время лгут? Зачем лгать насчет подобных вещей?»
Они замерли, прижавшись друг к другу. Он стоял, широко расставив ноги. Их страсть постепенно превращалась в яростную бурю, сродни той, что неистовствовала за окном. Спустя несколько секунд она стала вовсе нестерпимой. Легким и нежным движением он взял ее за запястье, затем с силой развернул, и Джасинта упала на пол у его ног. На мгновение она подняла глаза и увидела его, какой-то сверхъестественной, жуткой тенью нависавшего над ней. Его лицо скрывала темнота, но тут молния озарила залу, и Джасинта вновь почувствовала мгновенный и парализующий страх. Он полностью уничтожит ее, разорвет ее тело на части… Она закрыла лицо ладонями и пронзительно закричала.
Но не успела она и пошевелиться, как он опустился на колени рядом с ней. Взяв за тонкие запястья, резко поднял ее руки над головой и задержал их в таком положении. Она снова закричала от безумного страха и отчаяния, ибо сейчас он показался ей гигантским орлом с распростертыми крыльями, который медленно снижался прямо на нее. Ее вопль, безумный, как буря за окном, внезапно иссяк, ибо у нее перехватило дыхание, и теперь она издавала лишь какие-то невнятные хриплые звуки.
Все ее тело вновь охватило невероятное ощущение тепла и блаженства, такое, что даже в горле она почувствовала жар. Казалось, запястья тоже горят. Джасинта испытывала острую, ни с чем не сравнимую радость, невероятное наслаждение, прилив жизненной энергии и вместе с тем неожиданно печальное осознание того, что она никогда больше не сможет себя контролировать.
Она стала его пленницей и останется ею до тех пор, пока он не освободит ее. Сперва в ней поднялся молниеносный протест, легкое возмущение, какое-то мимолетное, преходящее желание сохранить свою свободу. Но потом пришло страстное желание полностью принадлежать ему; ибо он, словно по мановению волшебной палочки, вызывал у нее всепобеждающую похоть, настолько сильную и непреодолимую, что теперь она была готова испытать все, что бы ни случилось с ней впоследствии.
Он медленно ласкал ее. Ее глаза были закрыты, хотя это было совершенно ни к чему, ибо она все равно не смогла бы увидеть его лица, зарывшегося в ее волосы. Их дыхание стало общим. Их тела двигались в одном и том же ритме. Исчезло чувство времени, движения; оставался лишь полнейший сумбур восхитительных, неповторимых ощущений. Джасинта была охвачена неутолимым желанием и каким-то смутным и безнадежным убеждением, что только теперь она выпустила на свободу страсть, которой никогда не сможет удовлетвориться, и будет жаждать его вечно с той же самой мучительной одержимостью.
Ей казалось, что тело ее увеличилось и накалилось добела, обуреваемое неистовым желанием. Постепенно и почти бессознательно все ее чувства обострялись, ею овладело безграничное сладострастие. Затем показалось, что ее оседлал какой-то безумный наездник, безжалостный и грубый, который заставлял нестись навстречу ни с чем не сравнимому и нестерпимому наслаждению.
Она молотила руками по полу, протяжно стонала, мотая головой из стороны в сторону, умоляя о чем-то… Она давно уже не чувствовала себя Джасинтой, полностью отрешившись от самой себя. Похоже, вообще перестала осознавать себя личностью. И сейчас была всего лишь существом, испытывающим ощущения настолько сильные, настолько невероятные, что, казалось, окончание их станет ее гибелью.
