Бетти Бити - Кентская красавица
Он был одет в свои шикарные кавалерийского покроя твидовые штаны, его босые ноги были обуты в ботинки ручной работы. Полотенце висело на шее и спускалось на голую грудь. Его волосы были влажными. Он выглядел, безусловно, намного моложе, чем обычно.
— Забыл свою рубашку, — произнес он, как будто я с ним только что разговаривала, а я так и стояла, оторопев, около минуты. Я услышала, как часы пробили половину какого-то часа. Половина седьмого, наверное, предположила я. Надо же было так потерять чувство времени!
Это казалось явной беспечностью, и он побледнел. Он выглядел удивленным и слегка разбитым. Тогда, чтобы разрядить обстановку, он поднял голые руки над головой.
— Прямо детектив. — Он улыбнулся небрежно, как будто такое случается каждый день. Может быть, в его жизни — да. — Ты застала меня на месте преступления, или как вы это там называете…
А я все еще приходила в себя не в силах промолвить и слова. Он опустил руки и воскликнул почти грубо:
— Черт, я думал, что тебя не будет сегодня вечером, клянусь, я видел тебя с Робином, или как его там зовут…
— Нет…
Джейсон заразительно засмеялся:
— Он с какой-то другой девушкой?
— Полагаю, что так оно и есть.
— Не удивляюсь, что ты свалилась как снег на голову.
— Я, кажется, ничего не сказала, — ответила я с негодованием, а потом подумала, что это именно так.
— Правда, чистая правда. О небеса всевышние, это предначертано! Я вижу свет в твоих прекрасных карих глазах. Ничто так не ставит на место девушку, как безответная любовь, прямо как лошадь, которой управляет искусный наездник.
— Любовная интрига! С кем?
— С Гиллеспи, конечно.
— Это не любовная интрига, не безответная любовь или как там еще! — воскликнула я. Абсолютная правдивость моего ответа удивила даже меня саму. Я пыталась обсуждать это.
— Я не сержусь на того, кто в машине с Гиллеспи.
— Они так страстно целуются…
— Забыв об осторожности.
Он внимательно и довольно долго смотрел на меня.
— Я верю тебе. А сказал это, чтобы подразнить тебя. Временами ты вызываешь из глубины моей души самое плохое, Шарлотта. А временами ты позволяешь проявиться лучшему, что во мне есть.
Он направился ко мне.
Я остановилась на пороге своей комнаты. Но был какой-то встревоживший меня блеск в этих глазах, довольно развратных. Он встал напротив и положил свою чертову руку на мое плечо. А потом попытался притянуть меня к себе.
— Я хочу услышать объяснение. — Я резко стряхнула его руку и тоном, похожим на тот, с каким говорил Билл Напьер, спросила: — Что ты делаешь в нашей квартире?
— Дядюшкиной, — он поправил.
— Марии и моей.
— Это ваш собственный выбор.
— Объяснения?
— Ты получишь их, — сказал он достаточно мягко. — Но давай устроимся удобнее.
Он подтолкнул меня в гостиную.
Я колебалась, но все-таки пошла и даже присела на кончик стула, который он придвинул поближе к камину.
Джейсон сел на массивный стул от письменного стола, потер свой подбородок и задумался. Я спрашивала себя, о чем он думает.
— Ты позволишь мне пойти и одеться? Ужасно сидеть в присутствии леди полуодетым, как я сейчас, прямо шоу какое-то.
— Да, периодически это напоминает шоу, — ответила я ядовито. — Но я не разрешаю тебе исчезать из моего поля зрения. Я не верю, что ты не выпрыгнешь в окошко.
— Позор тебе, Шарлотта!
— Я хочу, — сказала я, — получить объяснения здесь и сейчас.
— Объяснить на пальцах? О’кей, дорогая, ты их получишь.
Была продолжительная пауза. Наконец Джейсон произнес:
— Это очень длинная история. Тебе она совсем не понравится, и я действительно не знаю, с чего начать.
— Начинай, — сказала я напористо, — с того, чем ты запугиваешь Марию. Может быть, шантажируешь ее?
Джейсон посмотрел на меня с удивлением, даже ошеломленно. А потом внезапно расхохотался.
— Шантажирую ее? Запугиваю ее? Но я ее люблю, — сказал он. — Я абсолютно очарован ею.
Каждое упоминание о чувствах так меняло его лицо, что впервые я увидела настоящего Джейсона Стофарда. И впервые он мне искренне понравился.
Теперь у меня была причина не только любить его, но и чувствовать себя виноватой.
Итак, Джейсон предупредил меня, что история была длинной. Он начал рассказывать. Как я и подозревала, это все началось очень давно, когда Джейсон изучал искусство в Дубровнике, Там он и встретил Марию, дочь пожилого английского скульптора и его жены, югославки. Родители Марии скончались. Мать умерла при таинственных обстоятельствах, когда Мария была еще очень маленькой. Все, что Мария знала о себе, это то, что ее семья была в немилости у правящего режима, и все имущество и все земли были изъяты у нее. У нее не было ничего, кроме большого чемодана и корзины, которые она всегда держала при себе. И все, что она помнит о своем детстве, — это страх. Страх за свою жизнь. Боязнь внезапно потерять того, кого она любит.
— Где ты ее встретил?
— В отеле. Мария там работала. Это было как солнечный удар, Шарлотта, так, будто мы знали друг друга всю свою жизнь и наконец встретились.
Я кивнула:
— Я знаю, что ты имеешь в виду.
Он положил свою руку на мои.
— Надеюсь.
— Так ты обманываешь дядю?
— Ты здесь уже давно, надеюсь, он сказал тебе?
— Он сказал мне, что ты написал ему, объяснив, что ты уже встретил ее.
Сэр Беркли также сказал мне, что Джейсон буквально коллекционирует иностранок подобно тому, как туристы собирают иностранных кукол. Но я не сказала ему об этом.
— Он и прав, и не прав. Я написал ему заранее.
— Несколько раз?
— Три или четыре. — Джейсон вздохнул. — Но не было никаких причин запретить мне любить Марию. Ведь временами думаешь о том, за кого выйти замуж или на ком жениться. И временами встречаете кого-то, похожего на того, о ком мечтали.
Я обдумывала теорию Джейсона. Огонь пылал, отбрасывая красноватые блики, и его теплый свет способствовал размышлению.
— И сэр Беркли прислал телеграмму «Возвращайся немедленно»?
— Точно.
— А ты?
Джейсон наклонил голову.
— Нет, — сказал он. — Сначала я на ней женился.
Я долго приводила в порядок свои мысли. Я слышала, как дождь грохотал по стеклу. Часы на башне отзвонили еще один час. Жаркое пламя превратило в серую золу одну сторону бревна. Джейсон встал и положил в огонь еще одно. Он направился к буфету, где мы держали шерри, налил в фужеры и поставил бутылку на место.
— Здесь, — сказал он, — остывшие тосты. Но ты все-таки съешь. Мы сделаем другие, когда Мария вернется.
— Так вы женаты уже несколько лет? Почему же ты не скажешь сэру Беркли?
— Во-первых, я нашел его слишком старым.
О да. Он немного похож на динозавра. Ты хорошо знаешь его цели. Он уже строит великие планы о замужестве Элоизы и моей женитьбе на ком-нибудь богатом и подходящем, — эти его приемы, его идеи о хорошей семье… И даже хотя я знаю, что он надеется на это, Мария — нет. Возможно, она не совсем понимает Англию. Она думает, что мы бесконечно менее демократичны, чем мы есть на самом деле. Она также боится, что однажды зазвонит звонок и кто-нибудь выведет нас отсюда, как ее мать, и мы никогда больше не увидим друг друга.
Как бы подтверждая его слова, на входной двери зазвонил колокольчик. Дважды.
— Это, должно быть, Мария, — сказал Джейсон, открывая шкаф и доставая другой фужер. — Она отдала мне свой ключ.
Мы обменялись любящими улыбками.
— Она будет рада, что я наконец рассказал тебе все. — Джейсон положил руку мне на плечо. — Она чувствовала себя очень виноватой, потому что ты не знала всего этого. — Он проводил меня к двери. — Она будет так счастлива.
Колокольчик зазвенел снова.
— Идем! — сказала я. Джейсон следовал за мной.
Рука Джейсона и моя рука вместе открывали замок и вместе нажимали на дверную ручку.
— Мы действительно собирались праздновать сейчас…
Голос Джейсона быстро спустился вниз и превратился в шепот, а затем вовсе замер.
На пороге была не сияющая счастьем Мария. В дверном проеме виднелась большая фигура Билла Напьера. Он, казалось, от гнева вырос еще больше прямо на наших глазах, увидев такое. Свет из нашего маленького холла падал бликами на напряженное, молчаливое, сердитое лицо. Я увидела его оскорбленный пристальный взгляд, метнувшийся с полуодетого Джейсона на стакан в его руке и блики огня, сверкающие на бутылке в полутемной гостиной.
— Убирайся, — сказал он Джейсону. Его голос звучал смертельно тихо, просто ужасно.
— Но, мой дорогой дружище. — Джейсон от шока заикался, как заезженный граммофон. — Я забыл свою рубашку, — сказал он, обращаясь ко мне, как будто я могла все это объяснить. — Я снял ее, когда принимал ванну.
— Убирайся! — повторил Билл, теперь его голос из смертельно тихого сделался гневным.
