Шейн Уотсон - Единственная и неповторимая
Эмбер позвонила ей в тот же день вечером.
«Дорогая, — громко сказала она, чтобы перекричать шум фена для сушки волос, — какой очаровательный мужчина! Мне он так понравился. Я заставила его пообещать, что он, пока мы будем узнавать его получше, не переметнется к другой компании. Но он говорит, что нам не о чем беспокоиться. Не сомневайся, Николас именно тот, кто тебе нужен».
«Неужели ты взяла с него слово?» Аманда помнила, как у нее замерло сердце, хотя на лице была улыбка.
Эмбер засмеялась, в свою очередь: «Аманда, глупышка, он не тот парень, с которым можно пошутить и бросить. Он божественен и сходит по тебе с ума. Не упускай же своего шанса! Вы оба должны приехать ко мне на выходные, чтобы я могла поближе узнать моего нового лучшего друга».
Если с самого начала у Николаса был роман с Эмбер, то тогда Аманда была для него своего рода удобным запасным вариантом, суммой всех этих скучных качеств, до которых Эмбер никогда бы не снизошла. И ее принадлежность к их кругу избранных была всего лишь иллюзией. И более того, оказалось, что Аманда Ворт была намного ниже, чем когда-либо Мэнди Уайт.
— Любимая, — Николас стоял сзади нее, склонившись над альбомами, — чем ты тут занимаешься? Плохо, что страсть к отделке серебром у тебя не в крови.
Он сел рядом с ней на корточки, опершись локтями о колени.
— Я ошибаюсь, или у нас появилась люстра на кухне? Любимая? — Николас наклонился к ней ближе, всматриваясь в ее лицо. — Я думал, дети развесят на ней бумажных бабочек, но Рива сказала, что их заказали из Швеции, — его лицо было в миллиметрах от ее лица, его сощуренные глаза сверкали, — и что они равны по стоимости ее месячному жалованью.
Аманда уставилась на него. Целью ее было увидеть мужа как в первый раз, рассмотреть заново черты лица, сняв слои притворства, связанные с каждым движением мускула, с каждым жестом. Она так увлеклась, что почти не слышала, что он говорит. Эти ласковые, честные глаза! И совсем не честные, а фальшивые, притворяющиеся. Эти большие сильные руки, руки отца, кормильца, оказались руками соблазнителя с ловкими, проворными пальцами. Эта невинная улыбка — она сосредоточенно вглядывалась в него — на самом деле оказалась похотливой, жадной до сексуальных утех.
— Аманда? Ты хорошо себя чувствуешь? Ты очень странно выглядишь. — Николас положил руки ей на плечи. — Что ты тут делаешь? Надеюсь, не для Десятого канала трудишься? Им что, мало?
— Полагаю, что мало, — ответила Аманда. — Они только начали, я думаю.
— Звучит зловеще. А когда моя очередь сниматься? Малышка, ты должна посоветовать, что мне надеть. Может быть, остановиться на элегантно-повседневном стиле: кашемировый свитер?
«Я выбрала путь прощения, — мысленно повторяла Аманда. — Я выбрала путь прошения. Шаг первый: планировать заранее».
— Николас, — сказала она, — я хочу отпраздновать сороковой день рождения вечеринкой… сделать это вместе.
Николас тяжело вздохнул. Очевидно, он собирался втереть оливковую ветвь грубым башмаком в ковер. В книге ничего не было о вашем партнере, выказывающем презрение в ответ на ваше великодушие.
Аманда почувствовала комок в горле.
— Вообще-то этим я проявляю уважение к нашему будущему, — сказала она, захлопывая альбомы и собирая материалы для исследования, — к нашему совместному будущему, если хочешь знать.
Николас склонил голову. Брови у него поднялись чуть ли не до середины лба, как у собачки, ждущей, когда же ей бросят мяч.
— Потому что я выбрала сохранение семьи! — Она резко повернулась, чтобы посмотреть ему в лицо. Нижняя губа ее дрожала.
Николас посмотрел налево, потом направо, будто хотел убедиться, что это не репетиция любительского спектакля.
— Прости меня, дорогая. Я не знал, что ты так хочешь вечеринку. Я думал, — он прикрыл рот рукой и сказал это почти шепотом, — что празднование сорокалетия для твоих подруг — это табу. Полагал, что ты не хочешь привлекать к этому событию внимание. И потом, малышка, это же было три года назад.
Аманда засунула книгу под мышку и прошла мимо него к двери. Зазвонил телефон.
Николас взял трубку:
— Алло! Приве-ет, Вив! Как дела? — Аманда обернулась и жестами показала, что возьмет телефон на кухне. Николас закивал головой. — Да-а… Ну вообще-то нет, плохое настроение. Да. Траву она пила… и кремом живот мазала… Да… Ну, Вив, мне запрещено об этом говорить, а ты, конечно, попробуй… Да, новость у нас есть, совсем свежая. Мы собираемся устроить вечеринку по поводу ее сорокалетия. — Он подмигнул Аманде. — Да, я тоже знаю… Нет, конечно, уже был… Помню-помню, вы прислали замечательный набор для купания… Нисколько. Конечно же, вы приедете. «Я выбрала сохранение семьи» — вот ее точные слова… Ага… Ну может, и в первый раз, но я думаю, это потрясающе… Хорошо… Передаю трубку боссу. Все узнаете подробнее.
Когда Николас посмотрел на Аманду, он увидел, что она сидела, покачиваясь на стуле, у двери, спрятав лицо в ладони.
Глава 8
Пять, четыре, три, два, один… Начали!
Вид Хедланда с высоты птичьего полета. Объектив быстро наезжает на фруктовые деревья, озеро и лабиринт лужаек. Камера движется вниз, скользит по саду, обнесенному забором, между рядов зеленого горошка, проносится мимо кустиков салата и земляники и наконец останавливается на маковой головке. На экране появляются слова: «Сад, кухня, спальня: секреты семейной жизни».
Крупным планом Эмбер Бест. Она стоит на кухне и высыпает на стол содержимое большого ведра; оборачивается и улыбается в камеру. Титры внизу экрана: «Вместе с Эмбер Бест».
Камера перемещается, и через окно кухни в объектив попадает Сэм Кертис, копающийся в саду. Появляются титры: «И с Сэмом Кертисом».
Музыкальная заставка смолкает. Крупным планом Сэм. Поставив ногу на вилы, он снимает капюшон и рукавом куртки утирает пот со лба.
— Может показаться странным, что я вскапываю сад в это время года. Однако в этом нет ничего необычного, ведь мы собираемся посадить марокканские специи. — Сэм делает большие глаза.
В камере появляется Эмбер, выходящая из задней двери. На ней цветастое платье, передник и резиновые сапожки. Она идет по направлению к камере.
Голос диктора:
— Более восьми миллионов телезрителей — таков рейтинг пользующейся огромным успехом серии передач с Эмбер Бест. Десятый канал снял половину задуманного, а крупные американские телекомпании уже хотят пригласить Эмбер и ее друга Сэма Кертиса в Штаты, чтобы снять там подобную передачу…
В камере крупным планом появляется Эмбер:
— Сэмми, что же мы выращиваем?
Она кладет руку на плечо Сэма. Разложив на изгороди газетный лист, он высыпает на него семена:
— Ну, это семена перца с Атласских гор, он произрастает в холодном климате… его название переводится как «красный дьявол».
Сэм катает семена между пальцами.
— М-м-м… — Эмбер склоняется над его плечом.
— Я думаю, тебе он понравится, — говорит Сэм, подмигивая Эмбер. Она смеется.
На экране появляется интерьер современной квартиры. Крупным планом мужчина в рубашке с открытым воротом. Титры внизу экрана: «Брайан Коннор».
— Вначале основное внимание мы уделяли… мифологии Эмбер Бест, если можно так выразиться. Избранная идет к народу, рок-н-ролл и сады с лужайками… Но, показывая серию за серией, мы поняли, что зрителей на самом деле интересуют отношения между Эмбер и Сэмом, великолепной светской львицей и чумазым садовником. Поэтому мы переставили акценты. И, без особых усилий с нашей стороны, они составили своеобразную, странную пару, будучи совершенно не подходящими друг другу. Его интересовал только сад, а она витала в своих мечтах. Однако между ними царило полное согласие. И это сработало.
Голос за кадром:
— Как современные леди Чаттерлей и Меллорс?
— Ну, — засмеялся Коннор, — я не знаю. Но искорки, проскочившей между ними, было достаточно, чтобы мы достигли самого высокого рейтинга.
Экран медленно гаснет.
Сэм собрался признаться Джеки во всем в те самые выходные, когда он был приглашен в Хедланд, чтобы обсудить с Эмбер перспективу совместной работы. Время казалось вполне подходящим. Шесть месяцев прошло со дня разрыва Джеки с шепелявым Кристофером, уже четыре месяца карьера Сэма в качестве ландшафтного садовника шла в гору, и на горизонте маячил тридцать восьмой день рождения Джеки. Если верить Дженни, сестре Сэма, для одиноких женщин это был переломный возраст.
Для Дженни катализатором перемен в жизни стала ее лучшая подруга Сьюзен. Сначала она встречалась, а потом и обручилась с мужчиной, которого они обе называли Мокрицей. И правда, с парня буквально капало, он постоянно потел. Однако Сьюзен сказала (Сэм был у Дженни, когда ее подруга сообщила ей эту новость), что если они и дальше не будут обращать внимания на таких мокриц, простаков и увальней и парней ниже метра восьмидесяти, то ни к чему хорошему это их не приведет. Просто не хватало свободных мужчин, которые бы соответствовали требованиям Дженни и Сьюзен. К тому же, как выразилась Сью, они списывали мужчин со счетов еще до того, как те успевали открыть рот. Еще до знакомства с кандидатом у них был наготове целый список необходимых критериев, которым те должны были соответствовать, и детализированный перечень отрицательных качеств. Сэм, который был на семь лет моложе своей сестры, очень хотел заполучить этот список.
