Вали Гафуров - Роман, написанный иглой
До чего невесело брести одному по непролазной грязи, на пронизывающем ветру! Да и больная нога разболелась. Проклятье! Однажды допустишь ошибку, а потом всю жизнь за неё расплачиваться приходится. Восемь лет назад побился об заклад по пьянке, что победит в кураше самого Мавляна-батыра, и вот приходится ковылять до гробовой доски. Впрочем, нет худа без добра.
Мавлян-батыр в первый же день войны загремел на фронт, а через месяц от него лишь одна похоронная осталась. Лучше хромать и слыть трусом, чем всю жизнь, ха-ха, быть покойником!
Размышления Мирабида прервал шум автомобильного мотора — по размытой дождями дороге, виляя на выбоинах, ползла «эмочка». Мирабид вскочил, замахал руками. «Эмка» остановилась.
— Подвезите, пожалуйста.
Очутившись в машине, магазинщик огляделся. Ого! Приятная компания. Две женщины — одна лет сорока с небольшим, на цыганку похожа. Вторая. Ой-бо! Ну и красотка. Молоденькая, наверное, дочка старшей. Здорово на неё похожа. А шофёр незнакомый, видать, ташкентский. Да шайтан побери этого шофёра. Нужен он больно. Везёт — и ладно.
Старшая женщина первая нарушила молчание.
— Извините, пожалуйста, вы случайно не из кишлака Кайчилик?
— Именно, именно, многоуважаемая ханум! Я в этом кишлаке родился и вырос. — Магазинщик долго подыскивал «учёное» слово и наконец добавил торжественно: — Абориген я!.. А вон он и кишлак Кайчилик. Скоро въедем, — Мирабид принялся расхваливать красоты родного кишлака.
Младшая перебила Мирабида.
— Тогда вы, конечно, сможете показать нам дом тёти Хаджии Шакировой?
— Ещё бы, прекрасная пери!
— Её сын Рустам на фронте…
Мирабид бесцеремонно уставился на девушку. Ах, какая красотка! Глаза огнём горят, личико нежное… Те-те-те! Уж не завёл ли себе хитрец Рустам в дальних краях… Мирабид почувствовал в груди ревнивое чувство. Счастливчик! Везёт ему на красоток. С замиранием сердца спросил:
— Извините за нескромность, вы в гости к тётушке Хаджие или…
— Как вам сказать, — ответила девушка. — Рустам нас пригласил. А вот примет ли нас его мама?.. Из Нальчика мы эвакуировались.
— Примет, конечно, примет! — уверил Мирабид. — Воля сына для неё закон.
Светлана с любопытством приникла к окну. Дождливая погода не портила прекрасного пейзажа. Сплошная экзотика. Простор полей, диковинные деревья с торчащими во все стороны тонкими ветвями…
— Тутовник, — услужливо пояснил Мирабид. — Эти деревья всякий раз обрезают, листьями откармливают тутовых червей, чтобы шёлк давали… А вот там, вдали, видите громадные деревья? Это чинары, царицы местной флоры, — хромец ухмыльнулся, довольный ввёрнутым им словечком «флора».
«Эмка» проехала ещё немного — впереди выстроились как на смотру рослые тополя. За ними открывался кишлак — глинобитные дувалы, приземистые домики с плоски— мл крышами. Светлана опустила стекло. Вместе с ветром в машину влетел багряно-золотой лист чинары — разлапистый, массивный. Девушка осторожно положила диковинный лист на ладошку, залюбовалась.
— Мамочка, взгляни, какой чудесный!
— Да, доченька. Словно из червонного золота вылит. Удивительная природа. Печальная и радостная. Как хорошо, что Рустам пригласил пас. Славный молодой человек,
«Славный! — со злобой подумал Мирабид. — Вот негодяй! Он не только дочку, но и мать успел заморочить». Вслух же произнёс:
— Мы, узбеки, народ гостеприимный. Если тётушка Хаджия затруднится приютить вас, то милости прошу в мой дом. У меня просторно. Будете жить — как на даче.
— Спасибо, спасибо, добрый вы человек, — поблагодарила старшая. — Думаю, всё обойдётся, но за приглашение большое спасибо.
Мирабид склонил голову, прижал руку к сердцу. «Ловко я! — похвалил он сам себя, — Надо войти в доверие к мамаше с дочкой. Пригодятся… Ну и Рустам — тихоня! Нигде не теряется».
Хромой магазинщик, завистник и плут, уверил сам себя, что в отношениях между Рустамом и приезжей цыганистой девушкой что-то не чисто. Ему хотелось в это верить. Очень хотелось. Вот он и поверил. А раз так — надо открыть глаза Мухаббат на всю эту неприглядную историю. Да и как же иначе? Мужчина приглашает в свой дом девушку!.. Какая наглость! Совсем совесть потерял учителишка.
Сказав шофёру, чтобы он свернул во второй переулок справа, Мирабид расплылся в улыбке:
— Вот вы и приехали, дорогие гости. Счастливая тётушка Хаджия! У нас недаром говорят: «Гость в дом — счастье в дом».
«Эмка» остановилась. Мирабид первым выбрался из машины, с удивительным проворством подбежал к калитке и закричал — так, чтобы соседи слышали:
— Тётушка Хаджия! Открывайте, к вам родственники приехали. Тётушка Хаджия! Встречайте новых родственников. Рустамджан прислал!
Он кричал по-узбекски. Евдокия Васильевна и Светлана нечего не поняли. Зато поняли соседи. Из калиток выглянули любопытные. Тётушка Хаджият, услышав надрывный крик Мирабида, переполошилась, второпях перепутав галоши, — правый на левую ногу надела, левый-на правую, выбежала за калитку. Она ничего не понимала — какие такие родственники?
Мирабид не без ехидства пояснил:
— Принимайте родственничков, тётушка Хаджия! Ваш дорогой сын Рустам прислал с фронта сноху вместе с матушкой.
В соседних калитках зашушукались. Тётушка Хаджия сразу вспомнила: о матери с дочкой писал ей Рустамджан и просил приютить, если приедут. Тётушка Хаджия засуетилась, ехидное замечание Мирабида пролетело мимо её ушей. Господи, дорогие гости! Они видели Рустамджана, разговаривали с ним, они могут рассказать о её ненаглядном сыночке! И красивые-то какие! Что мать, что дочь! С Рустамджаиом за одним столом сидели, а когда прощались, наверное, руку ему пожимали.
— Ох, радость-то какая! — запричитала тётушка Хаджия. — Гости дорогие… Быть мне рабой ваших прекрасных глаз, видевших моего ненаглядного сыночка! Пусть прах с ваших ног будет сурьмой для моих бровей Милости… Милости прошу в наш дом… Лишь бы Рустам, сын мой любимый, был жив и здоров.
Тётушка Хаджия нежно, будто сына родного, обняла Евдокию Васильевну, Светлану, поохала, поахала, спохватилась — повела в дом, приговаривая:
— Радость!.. Радость-то какая. От сыночка… От Рустамджана.
Тем временем Мирабид с шофёром занесли немудрёные пожитки приезжих. Магазинщик ликовал в душе: пойдут по кишлаку слухи! Что, гордячка Мухаббат, здорово тебя ненаглядный твой Рустам надул?
Окончательно распоясавшись, Мирабид вновь пустил шпильку.
— Ай да Рустам! Сообразительный малый. Без свадебного пира обошёлся. Так и быть, за мной чёрный баран. Сделаем думба-джигир — на том и делу конец.
На сей раз тётушка Хаджия рассердилась.
— Не всякая шутка хороша, Мирабид. Вы же не за прилавком сейчас, чтобы всякий завалящий товарец подсовывать.
Мирабид присмирел.
— Извините, тётушка Хаджия, не подумал. А что касается завалящего товара, то сейчас, извините, нет его — всё хватают! — Мирабид оглушительно расхохотался.
Гости вошли в комнату, в центре которой красовался сандал. Они с любопытством рассматривали невиданное ими доселе убранство. Тётушка Хаджия рассыпалась в любезностях, а Мирабид взял на себя роль гида.
— Итак, многоуважаемые гости, обратите прекрасные глаза свои на типичную узбекскую комнату. В центре её так называемый сандал. Видите низенький столик, покрытый одеялом? Под ним, в земле, углубление, в котором находится жаровня с горящими углями. Очень удобное приспособление — сандал. Садишься, опускаешь ноги вниз, к жаровне, — тепло. А углубления в стенах называются тахманами. В них, как видите, хранятся целые горы одеял. Узбеки питают пристрастие к одеялам. А это маленькие ватные одеяльца для сидения — вместо стульев, — называются курпачи…
Назойливый магазинщик стал надоедать и гостям и хозяйке. Тётушка Хаджия сердито покосилась па незваного помощника и опять захлопотала возле гостей.
— Милости прошу, садитесь к сандалу, марджа, — пригласила она Евдокию Васильевну. — И тут же — к Светлане: — И ты, доченька, садись, пожалуйста, красавица!
Тётушка Хаджия плохо говорила по-русски, не всегда нужное слово находила, но понять её было можно. Гости опасливо покосились на сандал, уселись кое-как, но вскоре приспособились. Им даже понравилось. Любопытно, главное. Диковинная какая печурка! За немудрёным угощением завязалась беседа. Мирабид тоже уселся: Даже коротенькую молитву прочёл. Тётушка Хаджия и о здоровье гостей справлялась, и о том, как доехали— путь-то далёкий, трудный. А у самой в голове одна мысль: «Ну, скорее же о Рустаме! Как там — Рустам?»
Дошёл, наконец, черёд и до рассказа о Рустаме. Бедная мать ловила каждое слово. Ведь это всё о её сыне говорят! Но ничего такого особенного приезжие не поведали. Ну здоров Рустам, выглядит хорошо. На фронт уехал весёлый, всё шутил, грозился самого Гитлера поймать. Тётушка Хаджия и восторгалась и огорчалась в душе. Как всё просто! Никаких особенных слов о её сыне! Евдокия Васильевна вынула из сумочки бумажный треугольничек.
