Ольга Тартынская - Верь мне и жди
— Что ж ты так поспешно? — растерянно бормотала Лариса. — Мы бы тебя проводили честь по чести.
— И так хорошо; видишь, с торжественностью, — печально сказала я, забирая из своего стола личные вещи. Твои фотографии были спрятаны в ящике, какие-то безделушки, ручки, блокноты, книги.
— Я оставляю распечатку, немного не доделала, — сказала я, не обращаясь ни к кому лично. С Марией Александровной договорились о том, что на днях завезу ей долг.
И я покинула редакцию, чтобы если и вернуться сюда, то разве в качестве автора.
Приехав домой, я обнаружила на своем столе стопку денег. Ты забрал дубликаты ключей от квартиры, которые я оставила уходя. Я долго стояла посреди комнаты, не зная, за что браться. У меня впереди было столько свободного времени!
Во-первых, что делать с деньгами? Наверное, купить продуктов, но зачем так много? С внутренней неловкостью я отложила долг Марии Александровне. Понимаешь, любимый, я всю сознательную жизнь рассчитывала на себя, зарабатывала и жила на свои деньги. Бывала и на грани нищеты, но справлялась. Я научилась жить экономно, сама себе шила юбки и кофты, мясо готовила только для редких гостей. В последнее время как-то стало полегче — по крайней мере мне хватало на мое скромное житье и оплату счетов. Теперь же, уйдя с работы, я полностью попадала в зависимость от тебя, и это меня несколько тревожило. Надо сказать, ты всегда был щедрым, денег не жалел. А я все равно экономила по привычке, зная, как тебе достаются эти деньги.
…Во-вторых, куда мне деть теперь эту прорву времени? Самое невыносимое было то, что я тосковала по тебе и постоянно хотела быть рядом с тобой. Но мы так редко виделись! Администратор, директор, коллектив были твоей настоящей семьей! А я на третий день после венчания стояла посреди комнаты и думала, как не сойти с ума от одиночества…
Конечно, я не сошла с ума и не зачахла — женщины весьма живучи, так уж природой устроено. Я решила следовать твоим ожиданиям и окружить тебя заботой и любовью, предвосхищать все твои желания. Я забила холодильник продуктами и наготовила полуфабрикатов, чтобы можно было быстро приготовить котлеты, голубцы, тефтели и прочее. Я изощрялась в изготовлении каких-то экзотических блюд, но тебе по вкусу была простая домашняя кухня.
Поле моей деятельности ограничивалось тем, что ты не пускал меня в свою творческую жизнь и даже не перевозил свои вещи. Я все ждала, когда это произойдет, но не выдержала и спросила:
— Когда же ты переедешь ко мне?
Ты не сразу понял, о чем идет речь. А потом объяснил:
— Да нет, зачем? Мне удобней, когда все в студии под рукой. Вот квартиру купим, там и обоснуемся.
Бывало, ты не приходил ночевать, и тогда я сидела полночи и пялилась в окно, как пушкинская царица. Я не смела спрашивать, почему ты не звонишь и не предупреждаешь. Я никогда не знала, придешь ты или нет. Сама звонить из какого-то наития или упрямства я по-прежнему не хотела. Своих дел у меня теперь не было, и такое положение вещей изматывало ужасно.
Однажды я все же спросила:
— Коля, я ушла с работы, а что же мне делать, чем заниматься?
— Чем занимаются женщины, которые сидят дома? Семьей, хозяйством, мужем, — ответил ты, отрываясь от книги, которую читал перед сном.
— У них есть дети… — заикнулась было я, но тотчас пожалела. Твой взгляд обрел жесткость.
— Хельга, давай не будем больше возвращаться к этой теме. Все решено ведь. Займись собой, если не хочешь мной заниматься.
Я умолкла.
Я все больше молчала. Если случалось тебе прийти немного пораньше, поужинав, ты забирался в кресло и, вооружившись очками, утыкался в книгу. Я понимала, что ты устал, что все свое обаяние и живость ты тратишь на работе, в студии, с коллективом, с прессой, с нужными людьми. Ты готовил большой тур по стране, а это требовало неимоверных затрат — и физических, и душевных. Понятно, почему ты не мог ни говорить, ни смеяться. Я видела, как ты уставал, хотя и не признавался в этом.
Заниматься собой мне было неинтересно. Конечно, сходить на массаж, в салон красоты, в солярий бывает нужно, но посвятить этому жизнь? Нет, это не для меня. И мне жаль было денег, которые ты зарабатывал с таким трудом. Тогда я попробовала писать. Начала эти записки от тоски, от невозможности молчать, от одиночества.
Так получилось, что все немногочисленные связи мои я вынуждена была прервать. Даже с Гошкой. Гошка не появлялся целый месяц после нашего последнего разговора. Впрочем, это хорошо, мне совсем не до него было. Если честно, я совершенно про него забыла. И вот однажды вечером он явился без предупреждения. Я сильно дернулась на звонок двери. Тебе еще было рано, да и не звонишь ты, а открываешь дверь ключом. От таких звонков обычно ничего хорошего не ждешь: либо соседи с поборами, либо разносчики рекламы, либо участковый милиционер. Я заглянула в глазок и ахнула: за дверью стоял Гошка. Я открыла, что было делать. Он вошел в прихожую и повел носом (у меня запекалась свинина с чесноком).
— Есть в этом доме еще дают? — спросил, чтобы скрыть смущение.
— Да проходи уж… — проворчала я, лихорадочно соображая, как выставить нежданного гостя до твоего гипотетического появления.
— Не пойму, ты изменилась или просто я давно тебя не видел? — наблюдая, как я хозяйничаю на кухне, спросил Гошка.
— В чем изменилась? — пожала я плечами, однако мне было интересно, что он скажет.
— Не знаю. Появилось то, что называют иностранным словом «сексапил».
— Фу! — Я чуть не обожглась о противень. Запоздало возмутилась: — А раньше, значит, не было?
Гошка с видом знатока разглядывал меня, и я смутилась.
— Было, но теперь что-то невозможное! Остается только догадываться, что делает молодых привлекательных женщин еще более манкими.
— Любовь, — коротко ответила я.
Гошка тотчас оставил дурашливый тон.
— Любовь? Что это такое? — задал он риторический вопрос и умолк.
Я нервничала и поминутно смотрела на часы.
— Ты ждешь Его? Загадочного Его? — ревниво спросил Гошка.
При этом он не забывал уминать свинину с Цветной капустой.
— Да. — Я налила себе чаю и присела с другого конца стола. — Слушай, Георгий, в моей жизни действительно произошли перемены. Возможно, это отразится на наших с тобой отношениях. Но я не хотела бы тебя терять…
— …и предлагаешь дружбу, — закончил он. — Плавали, знаем!
Я рассердилась:
— А что бы ты хотел? Что вообще возможно между нами? Я тебе тысячу раз говорила об этом! Мне тридцать пять лет, и давно пора было замуж. Я должна была выйти еще пятнадцать лет назад, когда ты под стол пешком ходил!
— Ты вышла замуж? — Только теперь Гошка заметил обручальное кольцо на моем безымянном пальце.
Мне показалось, он даже побледнел.
— Да.
Повисла тягостная тишина. Гошка зажигал сигарету, и у него тряслись руки. Я не думала, что эта новость так взволнует его.
— Ты ведь бросил курить, — напомнила я.
— Бросил, — сказал Гошка и придавил сигарету в пепельнице.
Он помолчал, не глядя мне в глаза, потом пробормотал:
— Ты думаешь, я бы на тебе не женился, если б ты хоть чуть-чуть всерьез меня принимала?
Я отмахнулась:
— Да будет тебе! Не придумывай.
Гошка еще помолчал и задал неизбежный вопрос:
— Кто он? Твой ровесник?
— Нет, старше на десять лет.
— Ну вот видишь! И ничего! — возмутился тут мой собеседник.
— Ничего не «видишь»! Когда мужчина старше — это даже хорошо!
Гошка тряхнул длинными волосами:
— Конечно, хорошо. Богатый старпер — это надежно, сыто. В общем, в шоколаде!
— Дурак ты! — разозлилась я. — Почему обязательно «богатый старпер»? Вовсе не старпер. И не богатый, так…
Я не хотела ему говорить о тебе. Во-первых, жалко его, во-вторых, ты бы этого не хотел — ведь Гошка все-таки журналист и частенько пробавляется «жареной» информацией (я уже начала отсчитывать от тебя).
По счастью, мой юный друг не стал выведывать всю подноготную — для него довольно было, что я вышла замуж. Он порывался уйти, но что-то его держало, а я нервничала и без конца смотрела на часы.
— Теперь — все? — спросил Гошка, стоя уже в дверях.
— Я позвоню тебе. Ты сам лучше не звони, хорошо?
— Как прикажете, ваше величество, — мрачно ответствовал юнец, все никак не уходя.
Мне нужно было найти какие-то слова, чтобы попрощаться по-человечески, а я думала только о том, что ты скоро придешь.
— Вы еще обо мне услышите! — грозился Гошка, но глаза его были печальны. — Вы еще вспомните меня!
— Да иди уж, не устраивай погребальную церемонию!
Я подпихнула его к выходу и хотела уже закрыть дверь, но Гошка опять развернулся и спросил:
— Все-все?
— До свидания! — Я захлопнула дверь и облегченно выдохнула.
Ты пришел через пять минут. Глянул на пепельницу и остатки Гошкиного пиршества, но ничего не сказал. Ты всегда так мало интересовался моей жизнью, что даже теперь не спросил, кто был у меня. А ведь это стопроцентный повод для ревности! Кажется, ты совсем меня не ревновал. Зато я!..
