Лорна Мартин - Женщина на грани нервного срыва
Доктор Дж. нарушила тишину:
— Вы сказали, что, хотя, по вашему мнению, Луиза никогда не проявляла материнский инстинкт, она оказалась прекрасной матерью.
Мне ужасно хотелось выкрикнуть: «Вовсе она не прекрасная! Это я преувеличила! Она самая обыкновенная. Она точно такая же, как любая другая более-менее нормальная мамаша: готовит вкусную еду для своего сына, играет с ним, поет ему песенки, встает среди ночи, если нужно. Она любит его таким, какой он есть. Она готова за него жизнь отдать. Ну и что? Я тоже готова. Подумаешь, достижение. Я бы не сказала, что моя сестра такая уж прекрасная мать. Ничего подобного. Обычная. Заурядная».
Я с трудом сглотнула и кивнула, продолжая глядеть в потолок:
— Ну, вроде того.
— Вы много говорили о Луизе, о том, как она счастлива и удовлетворена семейной жизнью. Было бы совершенно нормально, абсолютно нормально испытывать некоторую зависть.
Я почувствовала, как на глазах вскипают слезы бешенства.
— Я. Не. Завидую. Луизе. Это она мне завидует. Я свободна. Независима. Я делаю карьеру. Это Луиза завидует мне. Она должна мне завидовать.
Долгое молчание.
Доктор Дж.:
— Скажите, почему это вас так пугает? Если бы вы признали, что, возможно, испытываете зависть к своей сестре, что бы для вас переменилось?
Я долго-долго думала. И наконец высказала свои мысли и страхи:
— Не знаю. Зависть — это мерзко. Но дело даже не в этом. Тогда я потеряю точку опоры. Получится, что все эти годы я обманывала себя. А если я сама не замечала, что испытываю гнев и зависть, — то в чем еще я заблуждалась? Я всю жизнь считала себя честной. Люди говорили, что никогда не встречали настолько прямодушного и откровенного человека. Мне говорили, что я как открытая книга. Что я никогда не стану хорошим игроком в покер, потому что у меня на лице отражаются все мои мысли и чувства. А теперь выходит, что все это иллюзия. Что таким образом я просто скрывала свои истинные эмоции. Что я обманывала или, по крайней мере, пыталась обмануть всех, включая себя, — причем неосознанно. Мне очень неприятно об этом думать.
— С правдой так часто бывает, — ответила доктор Дж.
Вечером я позвонила маме, которая ужинала у Луизы. Я хотела узнать, читала ли она мою статью в последнем воскресном «Обзервере».
Мама и Луиза жили в пяти минутах ходьбы друг от друга в Милнгэйви, зеленом пригороде Глазго в восьми километрах к северо-западу от города. Они постоянно ходили друг к другу в гости.
— Здравствуй, детка, — защебетала мама. — Луиза приготовила изумительный ужин. Мы ели… — Она попросила Луизу напомнить и перечислила: — Кровяную колбасу и жареный картофель с гороховым пюре, потом ребрышки ягненка с кедровыми орешками и пармезановой корочкой. Все домашнее. И вина на выбор.
— Классно, — откликнулась я.
— А ты что ела на ужин?
Любимый мамин вопрос. Вариантов ответа у меня было всего несколько: салат из «Маркс и Спенсер», тосты с сыром или рагу на гриле из забегаловки «Кебабиш», где мы с владельцами на «ты». В тот вечер я ужинала рагу.
— Надо есть больше фруктов и овощей, юная леди!
— Ну да, — виновато ответила я. — Хотя я ведь каждое утро пью фруктовый коктейль. Мам, я просто хотела узнать, читала ли ты мою статью в воскресном выпуске.
— Ну так, проглядела. Какая трагедия, не правда ли? А мы тут с твоим папой ужасно заняты, присматриваем за этим богатырем… — Она перешла на сюсюканье: — Льюис, солнышко, звонит тетушка Ой-ой. Хочешь поздороваться с тетушкой Ой-ой?
Через секунду умильный голосок в трубке пролепетал:
— Иве-е, Ой-ой! — Льюис оглушительно фыркнул.
Мама забрала трубку.
— А он у нас такое чудовище, верно? Кто у нас тут чудовище, а? Кто у нас маленькое славное чудовище?
И вправду интересно, кого она имеет в виду. Я погромче кашлянула в трубку.
— Извини, детка. А ты когда-нибудь слышала, как он говорит «Я тебя люблю»? Такая прелесть, ну прямо сил нет. Он говорит: «Юбъю». Слезы на глаза наворачиваются! А ты видела, как он играет в «глазик-носик-щечка-щечка-ротик-щечка-щечка-ротик-носик-глазик»?
Не успела я спросить, что, собственно, такое «глазик-носик-щечка-щечка-ротик-щечка-щечка-ротик-носик-глазик», как она снова обратилась к Льюису:
— Ну-ка, солнышко, что это такое? Скажи тете Ой-ой, что это такое?
Трубку опять передали племяннику.
— Но-ф-фи, — прошепелявил он.
— Да-да-да, — пропела мама, — это милый маленький носик Льюиса. У кого тут славный маленький носик, а? У кого прелестный крошечный носик, совсем как малюсенькая кнопочка?
Это уж точно было адресовано не мне. Я снова прокашлялась.
— Мам… так вот, насчет статьи…
— Ужасная история, детка, — перебила она меня. — А ты знаешь, что если сказать «раз, два», он скажет «тьи-и-и-и»? Ну-ка, давайте, все вместе.
Мама и примкнувшие к ней папа, Луиза и Скотт хором проскандировали:
— Раз, два…
Льюис подхватил:
— Тьи-и-и-и.
— Невероятно, правда? Просто чудо! — Мама захлебывалась от восторга.
— Ага. Обалдеть просто.
— А еще он знает названия некоторых цветов. Правда, Льюис? Потому что ты у нас такой умненький мальчик, верно? Льюис, скажи тете Ой-ой, что это за цвет?
— Фи-и-и, — пропищало в трубке.
— Нет, глупыш, это не синий, а зеленый, — поправила мама.
— Перепутал? — На губах у меня заиграла злобная улыбка. «Он что, не отличает синий от зеленого?» — подумала я и тут же устыдилась. Что на меня нашло? Я резко выдохнула и покачала головой. — Ну, в общем, эта статья…
— Угу. — Очевидно, ее внимание все еще было направлено не на меня.
— Я еще никогда не работала над таким трагическим сюжетом. А еще… Господи, совсем забыла — помнишь ту мою статью про Сребреницу? Ту, за которую я едва не получила награду? Ее тут обсуждали на одном интернет-форуме! — Можно было подумать, что обсуждение в Интернете равнозначно Пулитцеровской премии.
— О, это замечательно, детка.
— И на этой неделе у меня тоже очень хороший сюжет. Про запрет на курение в ресторанах. Мои собственные, очень достоверные источники утверждают, что это может привести к полнейшему хаосу.
— Да что ты, — равнодушно откликнулась мама.
Как она не понимала, что это была только затравка? Ей полагалось засыпать меня вопросами. Но, хотя она этого не сделала, я все равно принялась рассказывать:
— Есть опасение, что, выходя на улицу покурить, тысячи людей будут оставлять свои напитки без присмотра. — Мой голос звенел искренней тревогой, будто нас ждала катастрофа национального масштаба. — Только представь, тысячи бесхозных стаканов по всей стране! Туда ведь можно будет что-нибудь подмешать. Это приведет к небывалому разгулу преступности! Все крайне обеспокоены.
— Что ты говоришь… Передаю трубку папе. Он хочет поздороваться.
Она сказала в сторону: «Оуэн, поговоришь с ней минутку?»
— Ну как, все в порядке? — спросил отец.
Прежде чем я успела ответить, в трубке раздались аплодисменты и восторженные взвизги. По всей видимости, наше маленькое кудрявое чудовище продекламировало алфавит задом наперед, сказало «Люблю бабу с дедой» на латыни или стало самым юным студентом Оксфорда.
Ни то, ни другое, ни третье. Лопаясь от гордости, папа сообщил мне, что Льюис только что выбросил пустую коробочку из-под своего экологически чистого йогурта в мусорное ведро.
— Сам, представляешь? Он сделал это са-мо-сто-я-тель-но!
В трубке наступила тишина.
— Папа? Пап, ты здесь? Пап, помнишь ту мою статью про Сребреницу? Папа? Ту, за которую я чуть награду не получила? Ее тут обсуждали на одном форуме в Интернете. Пап, а знаешь, что запрет на курение в ресторанах может привести к полному хаосу? Папа? Папа?
Трубку взяла мама:
— Видишь ли, детка, в последнее время твой папа стал слишком эмоциональным.
Может, я не туда попала и все это время говорила с чужими родителями? Мой отец слишком эмоционален? Только когда «Селтик» выигрывает Кубок чемпионов, а это происходит раз в сорок с чем-то лет.
Повесив трубку, я налила себе внушительный бокал вина, зажгла свечи, включила телевизор, но никак не могла сосредоточиться. Неужели маленький мальчик, который даже говорить толком не умеет, моим родителям интереснее, нежели международная ситуация, запрет на курение… ну и другие сюжеты, над которыми я работаю? Льюис то, Льюис это. Можно мы пойдем с Льюисом погулять? Можно мы присмотрим за ним? Льюис все съел? Вот молодец. Льюису нравится костюмчик, который баба и деда купили ему сегодня? Или ему больше нравится тот, который купили вчера? Или тот, который купили позавчера? Льюис выучил какие-нибудь новые слова, чтобы порадовать бабу и деду? А Льюис знает, как баба и деда его любят? Очень-очень-очень-очень сильно.
Я ничком упала на диван. Лорна, ты сильная, уверенная в себе, независимая женщина. Ты не ревнуешь к ребенку. Ты не ревнуешь родных к своему племяннику. Ты сильная, уверенная в себе, независимая женщина. Ты не ревнуешь к ребенку. Ты НЕ РЕВНУЕШЬ МАМУ С ПАПОЙ К СВОЕМУ ПЛЕМЯННИКУ, ЧЕРТ ПОБЕРИ!
