Мила Бояджиева - Рим, конечно Рим! или Итальянское танго
- Ты будешь в компании милейшего Стефано Антонелли и твоей забавной подружки? - спросил Джено, подавая дамам бокалы с дымящимся напитком, распространяющим запах гвоздики и апельсина.
- Вот уж нет. Весь город знает, что наш скромный герой проводит праздник в уединении на вилле "Тразименто". Он избегает светских визитов, любит посидеть с удочкой в маленькой лодочке...
- Бог мой, какая идиллия! Король слухов и любимец общественного мнения, "золотой Стефано" прячется от общества в маленькой лодочке! - Ненси всплеснула руками. - А скажи, Кристи, какая часть слухов ближе к истине, он святой или мафиози?
- Я плохо разбираюсь в тех и других. По-моему, он просто ненормально хваткий и способный человек с отличными исходными данными - происхождением, доходным фамильным делом... И удачно приумноженным капиталом. Причем, без грязных афер и махинаций. Да, да, не смейтесь! Считаете, что истории о добреньком Антонелли рекламный трюк? Ничуть. Хотя бы для меня Стефано добрый гений. И абсолютно бескорыстный, можете поверить.
Никто не возразил, не зная как комментировать болезненную для Кристин тему - дружбу с одним из богатейших людей страны, вспыхнувшую внезапно и основанную лишь на симпатии благородного синьора к юной иностранке.
- Ладно, оставим старика в покое. Где ваши бандиты? - Кристина поднялась, услышав свое любимое "Tango italiana", бывшее шлягером лет двадцать-тридцать назад. - Зовите малышей под елочку. Тетя Кристина исполнит танец о неумирающей страсти.
Выпорхнув в центр комнаты, она сбросила туфли. В пестром блеске елочных огней и мерцающем свете камина вытянувшаяся гибкая фигура казалась почти бесплотной, сотканной из той искристой, пьянящей субстанции, которую называют праздником. Приведенные няней дети притихли в дверях. "Итальянское танго, ах, это сладкое танго...", - пела Мильва. Втянув в центр комнаты мальчишек. кружила девушка в красном. Сквозь летучий флер музыки гулко и мерно большие часы пробили одиннадцать раз. Кристина застыла, будто её неожиданно окликнули и выключила магнитофон.
- Все. Представление окончено. Голова идет кругом. Что ты там подмешал в глинтвейн, рыжий кудесник? - бросила она Джено, рухнув в глубокое кресло. И тут же спросила: - Можно включить телек? В этом выпуске новостей должны показать нашу работу.
- Я и сам хотел предложить, - сказал Эудженио, переключая бубнящие на разные голоса программы.
Кристи, сидевшая в пол-оборота к телевизору, вдруг резко обернулась, выхватила у него из рук дистанционное управление и прибавила звук. Ее округлившиеся немигающие глаза впились в экран.
Ворвавшийся в гостиную шум показался оглушительным - сквозь завывание сирен, окрики полицейских, чьи-то тревожные восклицания звучала торопливая скороговорка комментатора криминальных происшествий Боба Сандрюса: "Остановивший машину человек выстрелил в окно, сначала в мужчину, а потом в сидящую рядом с ним женщину..." На экране мелькнули носилки, погружаемые санитарами в распахнутое нутро "скорой помощи". Неловко откинутая лохматая голова, окровавленный подбородок, мученические запавшие глаза. Но даже в синем мертвенном свете мигалок все сразу узнали его.
- Вествуд! Боже, не может быть! - Ненси вплотную придвинулась к экрану. - Точно, это он!
"- В эту светлую ночь злой рок настиг одного из самых популярных ведущих и удачливых мужчин нашего экрана, - продолжал Боб полным сострадания голосом. - Врачи оценивают состояние Элмера Вествуда как крайне тяжелое. Еще менее надежд высказали они в отношении его жены, находящейся на четвертом месяце беременности. Женщина пока жива. Ребенка спасти, разумеется, не удастся... Пусть верующие в милосердие Господа помолятся за тех, кто так нуждается сейчас в его помощи."
Когда на экране появился серебристый бархат автомобильных кресел, залитый кровью, Джено и Ненси разом повернулись к Кристине. Ненси выключила телевизор, в комнате воцарилась невероятная, мертвая тишина. Джено открыл рот, соображая, чем успокоить девушку, но так и не нашел нужных слов.
Короткий и бурный роман Элмера и Кристины ни для кого не был секретом. Поговаривали, что даже женитьба Вествуда не прервала эту связь. Джено знал, как рождаются сплетни в призрачном мире звезд и успел понять, что русская девушка не из тех, кто способен на легкие связи. "А ведь она чувствовала беду весь вечер. Может, у них и вправду - любовь...", - пронеслось у него в голове.
Кристина поднялась и решительно направилась к дверям.
- Простите, что испортила вам вечер. Мне пора ехать.
- Ты в госпиталь? Постой, я провожу тебя. - Бросился за девушкой Джено.
- Не надо. Мне не место у его постели. Я просто хочу побыть одна.
- Дорогая, останься! - Ненси пыталась удержать Кристи. - К тебе сейчас нагрянут репортеры. Может, лучше побыть у нас? - Она вопросительно заглянула в потемневшие глаза Кристины, но не увидела в них ничего, кроме отрешенности.
- Не беспокойтесь. Не следите за мной. Как доберусь домой, сразу позвоню. Вы поняли? - Кристина посмотрела в тревожное лицо Джено и твердо повторила, - Позвоню.
...Она не позвонила. А направившийся, несмотря на запрет, вслед за "фиатом" Эудженио, потерял машину Кристины из вида. Шоссе, танцуя и распевая песни, переходила костюмированная толпа. Проводив взглядом габаритные огни автомобиля, Джено понял окончательно то, что уже и так было ясно: девушка не поехала в свой отель. Выжимая предельно допустимую скорость, рискованно лавируя между машинами, она неслась прочь, покидая празднично светящийся Рим.
Часть первая.
ПРИНЦЕССА НА ОБОЧИНЕ
Почему всегда, получая пинки от жизни, Кристина вспоминала тот случай? Ведь были уже в её биографии моменты и пострашнее, раны поглубже... Но нет, - подстегивая оборонительный пыл, едкую злость, заставляющую выпустить коготки, она мысленно возвращалась в тихий, ароматный майский вечер. В пригород Москвы, где вот уже сорок лет стоял себе на девяти сотках деревянный дом бабушки.
Впереди три праздничных дня, один из которых, - "со слезами на глазах", - 9 мая. Прозрачные сумерки, кажется, застыли в фазе "белой ночи". В домах не зажигают огней и лишь яркой лентой уходит к окутанной светящийся дымкой Москве веренице столбов, украшенных красными лампочками.
У калиток выходящих к шоссе домов ещё стоят табуретки и ящики с выставленными на продажу пучками малиновой редиски, лучка и петрушки, а также банки с тюльпанами и нарциссами, очень в эти дни популярными. Кристина, названная так в результате старинной любви-зависти матери к Алле Пугачевой, сидит на скамейке у забора, провожая взглядом поток уносящихся за город машин. Кроме общепринятого в их округе садового ассортимента на табуретке Кристины стоят букетики гиацинтов, обернутые в хрустящий целлофан. Анастасия Сергеевна очень гордится своими цветами, всего-то двадцать луковиц, а возни с ними не оберешься - уж очень капризное растение этот гиацинт. Говорят, где-то на Средиземноморье они растут сами, покрывая полями прибрежные склоны. А у нас - выхаживай как маленького ребенка. Зато как поднимутся высокие стрелки в лиловых, сиреневых и белых колокольчиках таких нежных, ароматных, - на сердце благодать. На ящик, как на витрину выставляешь - всем на зависть.
Кристине вся эта продажа ни к чему. Ей нравится смотреть, как протекает мимо чужая красивая жизнь - поток иномарок с оранжево-красным сиянием габаритных огней и настроением наглой нетерпимости к отечественным развалюхам. Еще бы! Хозяева жизни торопятся в свои коттеджные городки, охраняемые заборами и матерой спецобслугой. Кристина знала, что скрывается под черепичными крышами новеньких затейливых домов типа иностранных шале или русских теремков. Там, в обстановке сумасшедшей роскоши, сказочного комфорта и барской вседозволенности протекает та самая жизнь, о которой без конца талдычит реклама и с завистливым шипением сплетничают журналисты. Среди офигенных ванн-джакузи с золотым напылением, каминов и колонн из первосортного мрамора, в зимних садах с пальмами и фантастическими орхидеями, под звуки высококлассного музыкального центра сонно бродят, накинув на обнаженные плечи соболиный мех, длинноногие девочки. Они томно возлежат на гигантских кроватях от Карло Фортини, заказывая по радиотелефону пятизвездочный номер в Париже или Монте-Карло, нехотя проглатывают землянику со сливками, ублажая время от времени своих богатеньких и чрезвычайно щедрых патронов. Тех, которых катят сейчас в душистые сосновые леса умопомрачительные автомобили.
Волнующе - греховная и великолепно-беззаботная жизнь - сладкая, благоухающая, шальная - пролетает мимо, обдавая бревенчатые домики клубами пыли и выхлопных газов.
- Тина, неси в дом, что осталось, уже темно, - крикнула с крыльца бабушка, упорно называвшая внучку этим противным, но по её убеждению старорусским, именем. Уж чересчур изысканно-иностранно звучало для "училкиной дочки" имя Кристина. Все-таки не чета Пугачевой Алла Владимировна Ларина, хоть и тезка и кончала иняз, а во французскую школу пошла преподавать только потому, чтобы дочь под присмотром держать.
