Эдвард Куровский - Мурманский день
— Как ты себя чувствуешь? — слышу я женский голос с соседней кровати. Сергей заговорил бабским голосом?
Женщина средних лет выглядывает из-под простыни и поправляет рукой свои густые волосы. У неё розоватый нос и румяные обветренные щёки. Что это, Сергей превратился в женщину? Ничего себе! А что если и я тоже после этого коктейля поменял пол? Осматриваю свои руки, ноги, живот. «Всё в порядке. Просто он подбросил мне бабу. Хотел сделать мне на старости лет приятное? Или преследовал какую-то другую цель?»
— Когда я пришла, ты спал, — говорит она. — Мне не хотелось будить тебя, поэтому я тоже легла. Какая жара! Я прямо вся потная, — она снимает свитер, и под блузкой чётко обозначается большая грудь.
— Вы знакомая Сергея?
— Ну да. Может быть, даже родственница, но он об этом не знает.
— Должен извиниться, но я договорился с одной пожилой женщиной, и мне не хотелось бы, чтобы она подумала обо мне плохо…
— Эта пожилая женщина как раз и прислала меня сюда.
— Зачем?
— Чтобы вы сделали мне дочку, — она поднимается в кровати, потягивается, и, хотя её пышная грудь немного мешает этому, несколько раз хлопает в ладоши. От радости. Бюст у неё большой, но в бёдрах она ещё шире.
— Ну, довольно шуток. Я охотно поговорил бы с вами, но… Не хочу обижать пожилую женщину.
— Мама не обидится.
— Простите, кого вы имеете в виду? Анну Андреевну Попову?
— Именно.
— Вы её знаете?
— Я её дочь.
— Шутите, — я надеваю брюки.
— Так вы ничего не знаете?
— У Ани есть дочка?
— Я её дочка. Разве ты не узнаёшь меня?
— Ничего об этом не знаю.
— Вот это Ане как раз и обидно. Через сорок пять лет ты вдруг заинтересовался моей мамой. Хотя, конечно, ничего в этом особенного нет…
— Что значит «вдруг заинтересовался»? Никто мне не сказал… я даже не предполагал…
— Она говорила, что с поляком… я забыла, как его зовут.
Чувствую, как краснеют мои уши.
— Твоя мама спасла мне жизнь, это правда. Я писал ей, но ответа не получил, кто-то проверял письма… Ты ведь знаешь, какое было время. Она сдала для меня кровь…
— Ясно, — говорит она и снимает юбку. — Но дочку ты мне всё-таки сделаешь. Маме сделал, сделай и мне.
Я чувствую острый запах пота, исходящий от этой толстухи.
— Ты ведь не откажешь мне? — она подходит к столу; на ней довольно просторные штанишки. — Выпей со мной.
Не знаю, что делать. Где Сергей? У меня нет ни телефона его, ни адреса. Почему он ничего не рассказал мне?
— Надо перекусить, — говорю я, заправляя рубашку. — Где здесь ресторан?
— Внизу.
— Приглашаю тебя.
— Не могу, — она снимает бюстгальтер.
— Почему?
— Меня туда не пустят, — а сама загораживает собой дверь.
— Почему?
— Ресторан только для гостиничных постояльцев.
— Со мной тоже не пустят? — мне очень неловко.
— Ну, я же сказала. Сделай мне ребёнка и иди. У моего ребёнка должен быть отец.
Чуть отодвинув эту толстую полярную прелестницу в сторону, я спускаюсь вниз. Ресторан небольшой, отсюда далеко разносится запах рыбы, масла и креолина. Но только я усаживаюсь за свободный столик, как официантка, не успев подойти, кричит мне: «Уходи!» Я не понимаю, в чём дело. Она подходит ближе и пытается вытолкнуть меня, совершенно не слушая моих объяснений о том, что я иностранец и живу в гостинице.
Мне не хочется скандалить, впрочем, это вряд ли помогло бы. Я жалуюсь портье, но она легкомысленно машет рукой, поднимает телефонную трубку и вполголоса произносит что-то вроде «приходи».
Через минуту появляется Сергей. Здоровается и вежливо интересуется, как мне спалось. Отвечаю правду: хорошо, мол, хотя и не знаю, как долго я спал, потому что солнце по-прежнему в самом зените и непонятно, день теперь или ночь. Потом я жалуюсь на официантку. Он коротко произносит:
— Утрясём.
Сергей шепчет что-то портье, и мы возвращаемся в ресторан, обходим длинную очередь (я только теперь замечаю её), кто-то даже кричит нам вслед — куда это мы, мол? — но мой товарищ не обращает внимания.
Садимся за столик, и та же самая официантка, которая совсем недавно выгнала меня отсюда, теперь подчеркнуто вежливо спрашивает, чего мы желаем. Сергей просит меню. Она говорит, что у них нет бумаги для меню, но и так известно, какое блюдо можно заказать.
— А что посоветуете нам вы? — Сергей поворачивается к ней.
— Ростбиф, — отвечает она, не задумываясь.
— Что ещё?
— Ничего.
— Больше ничего нет в меню?
— Завтра, вероятно, будет.
— Почему она была груба со мной? — спрашиваю у Сергея по-русски намеренно громко, чтобы услышала официантка.
— Ах, оставь, — редактор машет рукой. — Она живёт ещё в прошлом.
Здесь вспомнился мне подобный случай, который произошёл со мной в Новосибирске. Мы с моим приятелем из Вроцлава искали какую-нибудь столовую, но все были или закрыты, или с длинными очередями. В одну мы всё-таки вошли, но нас сразу же выгнали оттуда, мы даже не поняли, почему. Знающий человек посоветовал нам купить всё, что нужно, в магазине, а съесть и выпить в парке на свежем воздухе, потому что это лучше, чем в ресторане…
Нам приносят заказанное блюдо и по рюмке водки, которую мы не просили. Выпив, я смотрю на часы и спрашиваю: «Сейчас десять утра или вечера?» Солнце по-прежнему в зените.
— Утро, — отвечает Сергей, усмехаясь. — Ты здесь третий день, а я ещё ничего не написал.
— Когда мы встретимся с Аней?
— Скоро. Давай выпьем. Понимаешь, тут такое дело… Она больна.
— Тем более.
— Врачи не разрешают.
— Она в больнице?
— Она дома, но знаешь…
— Что происходит? Она совсем слаба?
Уверен, это из-за той бабы. Кто она такая? В моей жизни случались удивительные вещи, но чтобы девушка просила меня сделать ей дочку?..
— Видишь ли, Аня уже старушка… — говорит Сергей.
— Но ведь она, кажется, младше меня. Ты хорошо её знаешь?
— Мы познакомились, когда мне сообщили из Москвы, что ты приедешь.
— Надеюсь, с ней ничего опасного не случилось.
— Ну, не знаю. Расскажи, как вы познакомились? — редактор лезет в карман за блокнотом и авторучкой, и я вижу, как потрескалась кожа на его ладонях. — Итак, это было в 1943 году…
Я утвердительно киваю.
— Давай поговорим об этом в номере, там будет удобнее, — предлагаю ему, и он соглашается. — Тем более что столик нужно поскорее освободить. Глянь, какая очередь.
— Ну что, тебе понравился коктейль полярный?
На большом веснушчатом носу Сергея шелушится кожа.
— Ладно тебе, пошли, — я встаю и отодвигаю стул, а Сергей направляется к кассе.
Я рассказываю ему о той женщине, которую оставил в номере.
— Нина? Она была у тебя?
— А что, украдёт что-нибудь? — беспокоюсь я.
— Нет, — он отрицательно качает головой и обращается к дежурной: — Я ведь просил, чтобы её не пускали.
Та пожимает плечами и отвечает, что, мол, за Ниной невозможно уследить, да теперь-то её нет, ушла.
— Это дочь моей Ани?
— Знаешь, Нина — того… — Сергей крутит пальцем у виска.
— Всё равно. Она дочь медсестры, которая спасла мне жизнь. А я — отец этой женщины, Нины. Или нет? У Ани, наверно, были и другие мужчины. Устрой мне встречу с ней, всё равно где, я должен с ней увидеться. Собственно, за этим сюда и приехал. Или дай мне её адрес, сам поеду.
Когда официантка входит с шампанским, я как раз снимаю брюки. У Сергея есть спирт. Я машинально отворачиваюсь, а официантка со смехом спрашивает, что это я там такое прячу от неё.
— Выпейте с нами, — предлагаю я, натягивая нижнюю часть пижамы.
— Тогда мне не удастся спуститься вниз, — шутит она. — Мне придется остаться в вашей постели.
— Было бы неплохо.
Она хохочет и уходит, а Сергей объясняет, что настоящие иностранцы приезжают сюда редко, поэтому бабам это любопытно. А я думаю о том, что такая вот девка была бы интересна в постели.
— Кто такие «настоящие иностранцы»?
— Финны, поляки, немцы… Ну а те, что из Таджикистана, Улан-Удэ, Киргизии — это иностранцы свои… Итак: Анна работала в госпитале, когда в сорок третьем туда привезли тебя раненого…
Сергей записывает, а я пью коктейль, и мне не даёт покоя мысль о том, что здесь, на далёком севере, где полярная ночь длится три месяца, у меня есть дочь, которой за сорок.
…Сквозь сон я чувствую, что рядом со мной девушка. Я прикасаюсь к ней то коленом, то плечом, провожу ладонью по её груди, чтобы убедиться в том, что это не Сергей. Нет, это всё же женская грудь и довольно-таки пышная, но я ещё не верю самому себе. Я опускаю руку ниже и чувствую густые жёсткие волосы и влажное тепло, но мой мужской орган не реагирует. Поворачиваюсь к ней спиной. Я почти сплю — и не знаю точно, где нахожусь: в Москве, в Лесной Подкове или в Хырове, в родном моём городишке на востоке Польши. И вдруг я ощущаю прилив энергии и, наконец, совершаю-таки то, что предначертано Богом… или мне это только снится.
