Марк Криницкий - Три романа о любви
Ей хочется смеяться вслух.
— Жизнь раскрывает нам глаза на многое и заставляет делать вещи, от которых мы бы раньше с ужасом отшатнулись. Но когда вы будете замужем, вы будете так же несчастны, как… Ах, да не все ли вам равно? Конечно, я от души желаю вам счастья, но этого не бывает.
И вдруг дрогнувшим голосом, совершенно неожиданно для себя, она прибавляет:
— Вы не знаете. Ведь он изменяет мне.
В страхе от того, что сказала это в первый раз в жизни вслух, притом совершенно посторонней девушке, она начинает рыдать.
— Это ужасно. Вас удивляет это? А, моя милая, поживете, еще не то узнаете. Вам будут изменять, а вы волосы будете на себе рвать от отчаяния. Вы не будете спать ночей в невыносимых муках, потому что вы будете… любить.
Девушка с неожиданно проснувшимся живым удивлением слушает ее. Потом к удивлению примешивается испуг. О, это только на первых порах! Какая, в сущности, мерзость, что приходится прибегать к подобным услугам.
— Вы только мне должны сообщать обо всем особенном. Вы же, разумеется, понимаете, что я не заставлю вас подглядывать? Разве я могу вам рекомендовать подобную пошлость? Но живущие в доме знают и видят часто гораздо более, чем хозяева. Увы, это так. Почему вы с таким испугом смотрите на меня? Уверяю вас, что я нисколько не сумасшедшая. Я нахожусь в полном, здравом рассудке и твердой памяти. Но я знаю жизнь, а вы только еще начинаете ей учиться.
Она нарочно ободряюще улыбнулась девушке. Потом взглянула на часы-браслет. Уже восемь. Сейчас Васючок отправится в свою вечернюю экскурсию. И вдруг ей представляется с полнейшей несомненностью, что он находится в стачке с Агнией и оба они самым наглым образом обманывают ее.
Приподнявшись с усилием на подушках, она говорит:
— Когда уедет Василий Николаевич, я прошу вас через десять минут придти ко мне. Я дам вам поручение позвонить по телефону. Я могу вас уверить, что жизнь — это только проклятье. Может быть, вы думаете, что ею управляет Бог? О, наверное, нет!
Девушка слушает ее, неуверенно переворачивая в пальцах футляр. Ей страшно, что больная хозяйка, с желтым лицом и гневно горящими глазами, то плачет, то смеется. Через несколько минут она бесшумно взбегает в кабинет к Василию Николаевичу, вся серая, круглая, маленькая, и, глядя на него испуганно-остановившимися глазами, докладывает:
— Варваре Михайловне дурно.
XIX
Придя в себя, Варвара Михайловна говорит слабым голосом мужу:
— Я хочу, чтобы телефон перенесли в эту комнату. Прикажи немедленно же приехать монтеру.
Он с испугом смотрит на нее. Она продолжает:
— Да, да, ты угадал: я сошла с ума или близка к этому. У меня нелепые фантазии. Я не знаю границ в сумасбродстве…
Она с болезненной живостью улыбнулась губами.
— Не правда ли, именно такие мысли и слова приходят тебе сейчас на ум?
Стараясь выбирать слова и удерживая руки, чтобы они не тряслись, он говорит:
— Я, конечно, плохо понимаю те мотивы, которые тобой сейчас руководят… Но я знаю, что ты больна и нуждаешься, прежде всего, в спокойствии. Если от этого тебе будет спокойнее, то я, конечно, распоряжусь тотчас же… Но только не будут ли тебя беспокоить телефонные звонки?
— Напротив, мне в моем заключении будет только веселее.
— И потом, не совсем удобно как-то держать телефонный аппарат в спальне.
— Возможно, что для иных целей это и неудобно, но для меня лично так гораздо удобнее.
Она холодно-вызывающе смотрит на него. Не хочет ли он сказать еще какую-нибудь глупость?
— Я бы позволил себе все-таки, исключительно в твоих же интересах, возразить…
Она прерывает его хохотом.
— Варюша, что это, наконец, значит? Ты собираешься третировать меня?
Она с интересом наблюдает его красное, трясущееся лицо. Что он может сделать? Может быть, он сейчас пригрозит ей, что разойдется с нею навсегда ввиду ее невыносимого характера, что он бросит дом, детей и уедет жить куда-нибудь в другое место?
— Это… это, наконец, Бог знает что такое! — говорит он тихо, очевидно, по медицинским соображениям боясь обеспокоить ее криком и, быстро вскочив со стула, выбегает вон. На ходу у него от бешенства соскакивает пенсне. Варвара Михайловна нажимает кнопку.
— Позовите Лину Матвеевну.
Когда девушка приходит, она ей приказывает:
— Позвоните в контору телефонного общества и велите придти монтеру перенести телефонный аппарат из передней в эту комнату. И прошу вас, милая, раз навсегда, если вы хотите служить у меня, не делать ежеминутно таких круглых, удивленных глаз. Вы поняли?
Потупив глаза, девушка улыбнулась спокойно и нагло.
— Поняла.
Когда она ушла, Варвару Михайловну охватил ужас. Может быть, это в самом деле уже сумасшествие? Она постаралась отдать себе спокойно отчет в своем положении. Нет, больная женщина может полагаться только на себя. Это — аксиома. Выбывая из строя, она всегда теряет лишний шанс. У больного мужчины есть друзья. Мужчины в известных случаях жизни всегда покрывают и поддерживают друг друга. У них безмолвная организация, круговая порука. У женщины — вокруг только враги.
Но, хотя и больная, простертая пластом, она не считала себя слабою и побежденною. Надо только быть последовательною, выдерживать в чистоте свой принцип. Сумасшествие не в том, чтобы проводить свои принципы до логического конца. Напротив, это доказывает только ясность ума и твердость воли. Разве Васючок сделался вдруг оттого стойче и честнее, что она слегла в постель? И почему она вдруг, почему-то сейчас, должна сделаться доверчивее к нему и ко всем?
Не должна ли она, наоборот, только увеличить свою бдительность? Конечно, жаль, что мужчины таковы, но почему она должна от этого расстраиваться? Кто живет в ладу со своим мыслями и чувствами, тот может быть спокоен. А остальное только вопрос формы.
…Когда через день в обычное время ее навестила Раиса, Варвара Михайловна была занята тем, что делала указания монтеру. Ей хотелось, чтобы она могла лично сама легко дотянуться до аппарата.
— Не правда ли, вы в первый раз устанавливаете телефонный аппарат в спальне? — нарочно спросила она его при Раисе.
Тот серьезно посмотрел на нее, потом улыбнулся, видя, что от него ожидают улыбки.
— Как сказать? Бывает, что ставим и в спальне. Как говорится, у всякого барона — своя фантазия.
Он улыбнулся еще раз, желая ей объяснить этим, что на свете достаточное количество всяких лиц, для которых не писаны законы здравого смысла.
— Я тоже думаю, — сказала Варвара Михайловна ему в тон и прибавила, обращаясь уже к Раисе: — А чтобы звонок громко не трещал, я напихала в него марли и ваты. Теперь ты можешь быть уверена, когда позвонишь, что всегда услышишь прежде всего мой голос… Или, быть может, это тебя не устраивает?
Она погрозила ей пальцем.
— Знаю, знаю!
Раиса Андреевна смотрела на нее, не зная, надо ли улыбаться или обидеться.
— Ведь ты ухаживаешь за моим мужем, не правда ли?
Подумав, она решила улыбнуться, но улыбка у нее вышла жалкой.
— Ну конечно же, — сказала она. — А разве это для тебя новость?
— О, теперь, конечно, нет, после того, как я видела, что вас предупреждает о моем приближении Агния.
— Нет, серьезно?
Но Варвара Михайловна тихо смеялась.
— Только почему она делает это так неконспиративно? «Барыня идет»… Ты могла бы дать ей какой-нибудь другой пароль… Например: «А вы сегодня, кажется, без калош?» Вот это я понимаю.
— Что это значит? — спросила Раиса Андреевна серьезно.
— Ах, это шутка! Надеюсь, ты понимаешь! О, если бы я, действительно, заподозрила с твоей стороны какие-нибудь шашни! Ты ведь знаешь: я могу быть беспощадна. Но оставим это. Я очень прошу тебя, когда ты уйдешь, позвонить мне откуда-нибудь по телефону. Мне хочется попробовать звонок.
— Я могу уйти, если это нужно, сейчас.
— Ну вот, с какой же стати? Тем более у Васючка прием еще не кончился.
Варвара Михайловна видит, как лицо Раисы постепенно розовеет, под глазами, несмотря на пудру.
— Вавочка, я умоляю тебя оставить эти шутки.
Глаза ее, мигнув, показали влагу. Удивительно это у нее скоро!
— Ну, хорошо. Я сама тебе скажу, когда надо будет уходить. Ты мне это разрешаешь?
Теперь Раиса была бледная, скорее даже желтая. О, конечно, она поняла все и, вероятно, станет заходить реже. Но что это? Кажется, входит Васючок? Отчего сегодня так рано?
Он осматривает стоящий возле нее на столике телефонный аппарат и шутит, обращаясь к Раисе:
— А ведь недурно она устроилась?
Монтер заявляет, что все готово, и хочет уходить. Поднимается с места и Раиса.
— Мне пора.
— Да? Отчего ты никогда не хочешь посидеть с Васючком? Васюнчик, почему ты за нею не поухаживаешь? Ведь с разрешения жены можно.
