Рут Валентайн - Дочь Луны
Надеюсь, ты будешь осторожным?
Вопрос Фэйт без конца звучал в его ушах. Ни одна из женщин, которых он знал, никогда не просила его быть осторожным. Как не вовремя, подумал он. Личные проблемы он будет решать потом, на досуге, а сейчас нужно сосредоточиться.
Хотя Джед на время прекратил стрельбу, однако крыл полицию почем зря. Дверь, выходящая на звонницу, оказалась открытой, и, поднявшись на последнюю ступеньку, Мик увидел перед собой спину пьяницы.
Пора!
Но в ту самую секунду, когда Мик вырос в проеме двери, Джед обернулся, и дуло пистолета, нацеленное точно в грудь Мика, застыло.
— Ах ты, чертов метис, — заорал Джед. — Какого дьявола?..
— Убери пушку, Джед, — с ледяным спокойствием распорядился Мик. — Убери, пока не натворил бед.
— Ладно, — согласился Джед, но вдруг оступился и, ухватившись левой рукой за перила, правой машинально нажал на спусковой крючок.
Выстрел пришелся точно в центр бронежилета, издавшего дребезжащий звук, и Мика отбросило к стене. Грудь тут же пронзило болью, сознание поплыло, но, стиснув зубы, Мик заставил себя приподняться.
— Что я наделал! — задохнулся от испуга Джед и выронил пистолет. Глаза его расширились от страха, когда гигант, в которого он только что выстрелил, встал на ноги и двинулся на него. — Дружище, честное слово, я не хотел…
— Может быть, и не хотел, — процедил сквозь зубы Мик и ногой отшвырнул пистолет. — Но так или иначе тебе лучше лечь лицом вниз, Барлоу, иначе, чего доброго, я подумаю, что ты и в самом деле хотел меня убить.
Ближе к обеду солнце прорвалось сквозь зимние облака, а часа в три уже низко висело на западе над самой землей, бросая косые золотистые лучи на снежную равнину. Фэйт зачарованно наблюдала за этой сменой красок. Она и не подозревала, что обыкновенный снег может переливаться таким многообразием цветов и оттенков — от темно-голубого в тени до ослепительно розового в лучах заходящего солнца.
С утра, в поисках какого-нибудь занятия, она обнаружила бачок с нестиранным бельем Мика. И вот теперь, поставив гладильную доску перед окном кухни, она гладила его форменные рубашки и одним глазом приглядывала за мясом, которое тушилось в духовке.
Это была именно та работа, которую она любила. Фэйт обожала готовить и убираться, стирать и гладить; и все, чего ей хотелось от жизни — это иметь собственный дом, настоящего мужа, за которым она бы ухаживала, и много-много детей. Никогда она не стремилась строить мосты и проектировать небоскребы, заниматься бизнесом или сидеть в душной конторе. Единственной мечтой Фэйт всегда была семья — ее семья.
Но этому не суждено было сбыться, и теперь ей нужны вся сила и воля, чтобы начать новую жизнь и обеспечить своему ребенку достойную жизнь. На деньги, оставшиеся после смерти отца, вполне можно было содержать ранчо — оплачивать свет, газ и прочие услуги, что же касается заработка, то здесь все было неопределенно. Интересно, подумала Фэйт, а как бы отнесся Мик к тому, чтобы я работала у него экономкой?
Вид въезжающего во двор красного «блейзера» прервал течение мыслей Фэйт. Она испугалась. Пока она лихорадочно размышляла, притвориться ли, что никого нет дома, или открыть дверь, из машины вылез человек, и когда он повернулся, Фэйт увидела его густую рыжую бороду.
При виде незнакомого мужчины Фэйт невольно отпрянула назад, но тут же успокоилась, увидев, как тот помогает вылезти из машины женщине. Пара уверенным шагом направилась к крыльцу, и Фэйт, не колеблясь, двинулась навстречу. Когда она открыла дверь, рыжеволосый мужчина вежливо улыбнулся.
— Вы, надо полагать, Фэйт Уильямс. Будем знакомы: меня зовут Рэнсом Лэйерд, а это моя жена Мэнди.
Так это тот человек, что спас Мика из плена во Вьетнаме! Фэйт расцвела улыбкой.
— Пожалуйста, входите. Я сейчас сварю кофе. Кстати, я только что заварила и чай.
Когда все трое расположились за столом и женщины успели обменяться полушутливыми репликами о неудобствах беременности, Рэнсом повернулся к Фэйт.
— Извините, что отнимаем у вас время, но Мик попросил заехать и передать, что он… немного запоздает. Однако с ним ничего не случилось, — добавил он, увидев, как побледнела Фэйт. — Так, пара синяков и царапин, больше ничего.
— В него стреляли, да? — Фэйт не сразу почувствовала, как Мэнди трясет ее за руку. Нет, хотелось ей закричать. Нет, только не в Мика! Только не в него!
— С ним все в порядке, Фэйт, — вмешалась Мэнди и стиснула руку Фэйт. — Честное слово. Я сама с ним разговаривала. У него только сломано ребро. Больно, конечно, но не слишком серьезно.
— Но почему тогда его не отпускают домой?
Тут уже снова вмешался Рэнсом.
— Потому что он не сразу рассказал, что Джед Барлоу успел разрядить в него свою пушку — случайно поскользнувшись. Мик сперва обрадовался, что отделался парой синяков, но когда прошел шок, понял, что дело обстоит серьезнее. Пришлось сделать рентгеновский снимок, а сейчас ему делают перевязку. Пару часов они его, возможно, еще подержат, проверят, нет ли внутренних повреждений, а затем отпустят домой… Словом, ничего страшного, Фэйт, даю слово профессионала.
Но супругам Лэйердам пришлось потратить еще целый час, прежде чем они сумели слегка успокоить Фэйт, и когда они уехали, на дворе было уже совсем темно. Интересно, что Мик сказал Лэйердам. Судя по всему, они боялись, что Фэйт будет вести себя как женщина, имеющая достаточно близкие отношения с Миком. Но именно так я себя и вела, поняла вдруг Фэйт. Убивалась так, будто знала его всю жизнь, а ведь в известном смысле я впервые увидела его всего два дня назад.
Когда Мику наконец разрешили покинуть больницу, он чувствовал себя как зверь, выпущенный из клетки. Ему стоило немалых усилий оставаться в этих стенах до завершения обследования, но здравый смысл позволял как-то держать себя в руках. Теперь же, удостоверившись, что никаких внутренних повреждений нет, он полетел домой как на крыльях.
Ночь оказалась морозной, на небе висел серебряный серп луны. Остановив машину на заднем дворе, Мик помедлил, прислушиваясь к тишине вокруг. Ни звука, только протяжные завывания ветра.
Там, в доме, его ждала женщина, и совесть Мика была не спокойна. Сегодня утром он ушел, лихо пообещав, что целым и невредимым вернется домой к ужину. Время ужина давно уже прошло, а из разговора с Мэнди перед отъездом из больницы он понял, что Фэйт не находит себе места от беспокойства.
A-а, черт! Эта женщина вошла в его жизнь всего несколько дней назад, так по какому же праву она позволяет себе так тревожиться за него? Впрочем, он понимал, что, поменяйся они ролями, он бы беспокоился о ней не меньше.
Мик с трудом вылез из машины. Вроде бы ерунда, ребра слегка помяты, но стоило нагнуться — и боль становилась адской.
Как и вчера, ужин ждал его возле микроволновой печи в миске из тугоплавкого стекла. Только Фэйт не появилась на кухне, как вчера, за что Мик в душе был ей очень благодарен. Доев тушеное мясо, Мик погасил свет на кухне и поднялся наверх. Годы все же берут свое, подумал он. Прежде ты не возвращался домой таким разбитым и изможденным. Ведь если не считать этого дурацкого выстрела, дело было плевое, не чета тем, которые тебе доводилось выполнять раньше.
Еле удерживаясь от того, чтобы не застонать, Мик стащил с себя рубашку, но когда сел и собрался снять ботинки, то понял, что не в состоянии ни согнуться, ни шнурки развязать. Покрывшись холодным потом, он выпрямился и с отчаянием подумал, что, конечно, можно и не разуваться, тем более что и раньше с ним такое случалось, но что на свете может быть хуже, чем проснуться в постели в уличных ботинках?
Легкий стук в дверь всполошил его: очевидно, Фэйт все-таки услышала его приглушенное кряхтение.
— Мик, я надеюсь, ты в порядке?
— В полном, о Дочь Луны. Полнее не бывает.
В ту же секунду Мик пожалел о своем сарказме, потому что дверь неуверенно приоткрылась. Затем в нее робко пролезла голова, и, лишь убедившись, что Мик не спит и сидит в кресле, Фэйт решилась переступить порог.
— Я услышала звуки, похожие на стоны, — испытующе промолвила Фэйт. — Тебе не нужна помощь?
— Я никак не могу дотянуться до шнурков, — признался он.
— Боже, они же тебя всего перевязали! — Фэйт шагнула к нему. Мысль о том, что Мику нужна помощь, заставила ее забыть о робости. Белые, свежие бинты, казалось, светились на его смуглой атлетической груди. — Дышать-то хотя бы можно?
— О, с этим никаких проблем! — воскликнул Мик, с тревогой отметив, как хороша сейчас Фэйт в своем красном махровом халате и пушистых тапочках. Волосы ее были распущены, на щеке еще виднелся отпечаток подушки.
— Извини, — сказал Мик. — Я, кажется, разбудил тебя?
— Ерунда, — отмахнулась она и, опустившись на колени, начала расшнуровывать его ботинки. Давалось ей это нелегко, потому что руки дрожали, а в голове вертелась мысль, что вот он — рядом, обнаженный по пояс, беспомощный и покорный ей.
