Николай Новиков - Предвыборная страсть
Он плакал, а она смотрела, смотрела, смотрела…
Если она приходит к нему, пусть даже во сне, — значит, он необходим ей?
Во сне. А наяву?..
А наяву она была так бесконечно далека, что даже представить себе ее приветливый — просто приветливый! — взгляд было невозможно. Здесь тусклая, неуютная комната, серый свет из окна, шум дождя на улице и головная боль. Некуда спешить, нечем заниматься.
«Ямщик, не гони лошадей!» Хорошо, хоть оказался дома, а ведь мог проснуться где угодно. Вообще-то, Андрей был равнодушен к спиртному. Когда без этого нельзя было обойтись — праздники или просто веселая компания собиралась, или еще какая причина — не отказывался; а не было причины, так и мыслей о выпивке не было. Но вчера он явно перебрал, и крепко перебрал. Как домой добрался — сие тайна, покрытая мраком. Наверное, Костя помог такси поймать, с виду он казался совсем трезвым, когда у Андрея уже начал заплетаться язык.
А когда вошел в квартиру… Почему-то рядом с лицом матери, будто из призрачного голубого тумана, выплывало встревоженное лицо Маши. Она что, была здесь? Или показалось? Если была, выходит, обо всем рассказала матери? А потом куда делась? Он проводить ее вряд ли мог. Может быть, обидел ее? Не приставал ли к ней при матери? Ох, Господи, ничего не помнит.
Из громкоговорителя на подоконнике слышалась веселая песня Олега Газманова «А я девушек люблю». Такая знакомая мелодия, только раньше слова были другие: «А я дедушку не бил, а я дедушку любил…» Другое время, другие слова тех же песен. Раньше дедушек любили, теперь — девушек. Поэзия не стоит на месте…
Так была здесь Маша, или это померещилось? Что еще было здесь вечером, когда он притащился вусмерть бухой?
Андрей поворотил голову. На столе стояла бутылка пива. Мама… Понимает, что сын проснется с головной болью, и нужно помочь ему.
А где она? И хочется узнать, что же было вчера, и страшновато… Надо ж было так нажраться по-черному!
На столе зазвонил телефон. Андрей взял трубку.
— Андрюша, ты проснулся? — послышался голос Маши.
— Ну-у… в общем, да. А что ты хотела?
— Узнать, как себя чувствуешь. Ты вчера пришел такой пьяный, просто ужас!
Значит, Маша была здесь, когда он вернулся. Это не показалось, не помстилось.
— А что ты делала у меня?
— Тебя ждала. Мы с Татьяной Федоровной уже не знали, что и думать. Нет тебя и нет. А ты, оказывается, был у Кости. Ой, не могу, — она засмеялась. — Пришел и говоришь матери: был на дне рождения Маши. А я в это время из кухни выхожу. Татьяна Федоровна спрашивает: у этой Маши? А ты говоришь: ну да, на улице темно, и мы потерялись. Умора! Я тут сижу три часа, а ты — «потерялись».
— Понятно… А как же ты домой добиралась?
— Сама не знаю, как. Добралась. Я же хотела с тобой остаться, но ты прогнал меня.
— Прогнал? Наверное, ты не так поняла меня…
— Я тебя отлично понимаю. Ты обижен, ты гордый, и думаешь, если остался без работы, значит, мы не должны встречаться. Все это глупости. Я говорила с папой, он сегодня попросит Агееву отменить решение Осетрова.
— Агееву?! — сорвался на крик. — Маша! Ни в коем случае! Эта кошмарная женщина только посмеется в ответ! Немедленно позвони отцу и скажи: никаких разговоров обо мне с Агеевой! Ни-ка-ких!
— Перестань психовать, она вполне нормальная женщина, многим помогла…
— Только не мне! Послушай, Маша, я не желаю, чтобы Агеева имела хоть какое-то отношение ко мне! Понимаешь? Не же-ла-ю!
— А еще папа попросит ее, чтобы она приняла Татьяну Федоровну, помогла ей устроиться на работу.
— Да ты с ума сошла!.. — простонал Андрей. — Ну кто тебя просил обращаться к Агеевой?!
— Ты все время говоришь о ней, как о монстре из фильмов ужасов. Это ерунда.
— Она и есть монстр!
— Откуда ты знаешь?
— Сорока на хвосте принесла. Ну что ты наделала, Маша?!
— А ты что будешь делать сегодня? Может, сходим куда-нибудь? У меня есть пригласительный на банкет. Хочешь, пойдем вместе. Ты можешь по своему удостоверению пройти. Кто знает, что Осетров тебя уволил. Пойдем, а?
— Это исключено. Чтобы я тайком пробирался на бенефис Агеевой?! Приглашать будут, упрашивать — не пойду. И вообще!.. — Андрей уже не мог сдерживать себя. — Пригласи какого-нибудь мальчика, а меня оставь в покое! Не смей больше лезть в мою жизнь со своими дурацкими идеями!
— Ты сам — дурацкая идея! — рассердилась Маша. — И не надейся, больше не буду приставать к тебе, никогда!
— Будучи депутатом Государственной Думы, я большую часть своего времени и своих сил уделял родному городу, его жителям, оказавшим мне высокое доверие. Многие помнят мои встречи с избирателями, многие приходили ко мне за помощью и советом, когда я бывал в Прикубанске. К сожалению, не всем удалось помочь. Коррумпированная верхушка городского партаппарата, захватившая власть в городе, всячески мешала мне работать. И в первую очередь это относится к мэру, госпоже Агеевой. На просьбу предоставить жилье остро нуждающимся горожанам я слышал один ответ: у меня свободного жилья нет! На требование прекратить уголовную приватизацию народной собственности она только усмехалась. При моем содействии налажены контакты с бизнесменами из Южной Кореи, которые заинтересованы в сотрудничестве с нашим заводом «Импульс». И что же получается? Дорогостоящее импортное оборудование вынуждено простаивать по вине госпожи Агеевой! Рабочим прибыльного предприятия задерживается зарплата! А в то же время процветают ночные бары, казино, которые стали настоящим оплотом проституции и мафии! Вы хотите, чтобы ваши дочери становились подстилками для распоясавшихся бандитов, которые, чувствуя поддержку Агеевой и ее клики, уже никого не боятся? Я тоже не хочу этого! К сожалению, два года — слишком маленький срок для решительных действий. Но в следующие четыре года, если вы мне окажете доверие, я вам обещаю… — слышался из-за закрытой двери твердый, решительный голос.
— Во чешет Владимир Александрович! — осклабился Лебеда, глядя на Екатерину Вашурину.
— Особенно про бары и казино, — кивнула Вашурина, намекая на владения Лебеды.
— Да это нормально. Все так говорят перед выборами, и все делают, как надо, потом, когда их выберут. Мы с Владимиром Александровичем давно знаем друг друга, сработаемся.
— В Москве? — как бы между прочим спросила Вашурина.
Лебеда понял, что сказал лишнее. Конечно, в Москве, а где ж еще? Но лучше пока не болтать об этом, особенно при бабе. Вякнет какой-нибудь подружке, та другой, дойдет до Платона с Фантомасом, не одобрят. Старые стали, им здесь клево, бабки капают, на хрена какие-то осложнения? Вот и решили отпустить Агееву в Москву, думают Вашурина сделать мэром… Да пошли вы! В Москве и публика посолиднее, и наркота дороже. С помощью такого кента, депутата, Лебеда развернет там дело не хуже, чем здесь. Лучше! Депутат с нужными людишками сведет, у него есть такие, помогут обосноваться. Да и сам он кое-кого знает, «пластилин» поставлял, люди довольны остались. Все будет о’кей! А эту сучку Агееву он с грязью смешает. Будет знать, падла, как на Лебеду наезжать! Ее не только в Думу прокатят, а из мэров вышибут на хрен! Семерых парней, и не шестерок, загнала в зону, совсем оборзела! Скоро завоет, стерва, носа на улицу не высунет. А Владимир Александрович в Москву депутатом укатит, и Лебеду прихватит с собой. Такие дела. Но бабе не нужно знать об этом.
— Нет, не в Москве, — махнул рукой Лебеда. — Здесь. Вы же слышали, что Владимир Александрович говорит? Станет депутатом, будет разбираться с агеевскими холуями. И разберется, а мы поможем. Я это имел в виду.
— А что, в Москву не хочется?
— У вас реклама стремная, Екатерина Вадимовна. Наши мужики вроде анекдота пересказывают. — Лебеда усмехнулся и скороговоркой выпалил: — Он не мокрый и не липкий, теперь все мое белье будет таким же чистым и свежим, Эмма Петровна, даже с половинной дозой.
Вашурина кивнула с улыбкой:
— Глупости много… Но лучше б Володя контейнер заказал, да начал вещи упаковывать.
За дверью Вашурин закончил свое выступление и теперь, видимо, представлял себе бурные аплодисменты.
— Володя! — крикнула Вашурина. — К тебе можно? Тут Вася Левицкий дожидается.
— Пусть войдет, — приказал Вашурин.
Он стоял у стола в позе римского императора и небрежно промокал носовым платком побуревшее лицо. Лебеда плотно прикрыл за собой дверь, одобрительно кивнул:
— Обалденная речуга, Владимир Александрович! Дамы будут писать от восторга.
— Понравилась? Старался, так сказать, не ударить… А как твои старания? Есть результат? Это поважнее выступления, это фундамент нашей общей победы, друг Василий! — Вашурин подошел почти вплотную, хлопнул Лебеду по плечу.
— Нормалек. Я думаю, ее не будет сегодня на общей тусовке. А потом и вообще снимет свою кандидатуру. А потом… — он злорадно ощерился. — Сгинет, сука!
