Хелен Фрэнсис - Серебрянные узы
— Хороший мальчик, хороший мальчик! — ласково прошептала Джоанна. Когда Маримбо остановился и дружески ткнулся в нее мордой, она подняла руку и погладила его атласные ноздри. Легкое ржание коня и теплое его дыхание моментально успокоили Джоанну, и она едва не заплакала от радости. Залезть в седло она, конечно, не могла, но, ухватившись за поводья, которые во время ее падения перелетели через голову жеребца, намотала их на здоровую руку, чтобы было за что держаться.
Когда Джоанна потянула поводья, ласково приговаривая: «Хороший мальчик, Маримбо, хороший мальчик! Ну, давай!», жеребец напрягся и поднял голову, так что она смогла сначала встать на колени, а потом и на ноги. Называя Маримбо ласковыми именами, Джоанна оперлась о него здоровым плечом. Конь стоял не шевелясь, от него исходило тепло, и сейчас он был для нее на земле единственным другом.
Если бы только она могла сесть в седло, Маримбо привез бы ее к дому через несколько минут; но ей придется собрать все силы и идти пешком. Джоанна не знала, сколько времени ей понадобилось, чтобы выйти в поле, но упрямо ставила себе следующую цель. «Вон до той изгороди», — мысленно говорила она, усилием воли заставляя себя передвигать ноги. Ей пришлось отпустить поводья, чтобы поддержать поврежденную руку; благодаря этому она перестала наталкиваться на жеребца всякий раз, когда спотыкалась. Словно понимая ее, Маримбо теперь держался сзади, то и дело останавливаясь, чтобы пощипать травку.
Следующей целью — и целью последней (Джоанна знала, что идти дальше она не сможет) — стало декоративное озеро. Собрав в кулак всю свою волю и все силы, она попыталась добраться до одной из скамеек, но ничего не получилось. Джоанна в изнеможении опустилась на траву и потеряла сознание.
— Джоанна! Джоанна! Джоанна! — услышала она настойчивый голос. Веки ее слегка приподнялись, открыв голубую глубину глаз, и опустились вновь. Зачем это Грант Уэзерби склонился над ней, удивленно подумала она, и глаза ее открылись уже гораздо быстрее.
— Ну вот и молодец!
Его голос звучал очень ласково. «Вот так же я говорю с Маримбо», — смутно подумала Джоанна и тут же широко открыла глаза, вспомнив наконец все, что с ней произошло. Она тут же попыталась сесть, но застонала от боли и упала бы, не подхвати ее Грант. В следующую секунду она уже опиралась на него, а он опустился рядом на колено.
— Не волнуйся Джоанна, скоро мы будем дома.
Своими сильными руками Грант бережно отвел ей волосы со лба, расстегнул жакет и с бесконечной осторожностью осмотрел пальцы, кисть руки и предплечье, заметив, как Джоанна склоняет голову влево.
— Рука у тебя в порядке, но, возможно, сломана ключица.
Проложив ей между рукой и грудью сложенную в несколько раз плотную ткань, Грант достал из стоявшей рядом аптечки длинную ленту и, ловким движением обмотав поврежденную руку, поднял ее так, чтобы пальцы легли на правое плечо.
— Хочу зафиксировать тебе руку, пока мы доберемся до больницы, — пояснил он, аккуратно связывая концы повязки.
Перестав чувствовать вес и давление поврежденной руки, Джоанна сразу же испытала огромное облегчение и радостно вздохнула. Грант помог ей встать на ноги.
— Вот если бы ты смогла сама добраться до «рейндж ровера»! — сказал он, указывая на стоящую в нескольких метрах от них машину. — Если я понесу тебя на руках, тебе будет гораздо больнее.
Она кивнула, взглядом поблагодарив Гранта, когда тот обнял ее за талию и бережно усадил на сиденье.
— Как ты узнал?..
— А я вижу лошадь из окна и вдруг понимаю: в седле-то никого нет! Я за бинокль — смотрю, рядом кто-то лежит. Я понятия не имел, кто это, но сразу же выскочил из дома. — На скулах у него заиграли желваки. — Ты меня здорово перепугала.
— Прости, я не хотела… — Тут она вспомнила о жеребце. — Маримбо! Что с ним?
— Он в полном порядке. Пока я привязал его к дереву, а после позабочусь о том, чтобы он попал домой. Не надо больше волноваться, расслабься.
Она почувствовала, до чего это и впрямь восхитительно: просто расслабиться и предоставить Гранту решать все проблемы.
Из больницы они вернулись три часа спустя. Обследование и рентген подтвердили, что у нее действительно сломана ключица. Поддерживая Джоанну, Грант поднялся с ней по ступенькам, усадил ее на один из широких диванов, поднял ей ноги и подложил под голову и спину подушки. Усевшись рядом с ней, он заботливо посмотрел ей в глаза.
— Не удивительно, что ты так вымоталась!
Он с поразительной нежностью погладил темные круги у нее под глазами. Джоанна безмолвно смотрела на него, потрясенная лаской Гранта и заботой, светившейся в его темных глазах.
В этот момент дверь распахнулась, и в комнату, не глядя на Гранта, который тут же встал, вихрем ворвался Малкольм.
— Джоанна, дорогая, с тобой все в порядке? Я только что узнал!
Он с неподдельной тревогой наклонился над ней и поцеловал ее в щеку. Пробормотав нечто вроде извинения, Грант вышел и закрыл за собой дверь.
«И почему Малкольм вечно появляется в самый неподходящий момент!» — вскипела Джоанна, но тут же устыдилась своей черствости. То, что он был так встревожен, свидетельствовало в его пользу. Джоанна рассказала, что произошло.
— Мне очень стыдно за мою глупость, но, насколько я знаю, Маримбо не пострадал, — добавила она.
— Да, не беспокойся. Уэзерби позвонил Джиллиан и отправил за ней Берта Уилера, чтобы тот привез ее сюда и она смогла уехать домой на Маримбо. Она передает тебе привет и скоро обещала заглянуть сама.
Этот Малкольм совсем был не похож на того эгоиста, каким Джоанна привыкла его видеть, и сегодня он был гораздо симпатичнее. Малкольма совершенно искренне взволновало это происшествие, так что, когда он наконец собрался уходить, Джоанне не стоило труда улыбнуться ему и поблагодарить за визит.
Как только Малкольм вышел, она откинулась на подушки и закрыла глаза. События этого дня отняли у нее все силы. После легкого ужина миссис Уилер помогла ей раздеться и уложила ее в постель. Джоанне казалось, что она проспит несколько дней подряд, но ранним утром ее разбудила боль в руке. Ей приснился кошмарный сон, от которого она проснулась, завопив от отчаяния и ужаса. Она еще сидела в постели, испуганно вглядываясь в темноту, когда в комнату влетел Грант и осторожно, так, чтобы не задеть ее руку, прижал спину Джоанны к своей груди. Он обнимал ее под успокоительный шепот, пока тепло его тела не растопило ледяной ужас в душе Джоанны, а ровное, сильное биение его сердца не успокоило ее отрывистого и лихорадочного дыхания.
— Тебе нечего бояться, успокойся…
Когда Джоанна вновь открыла глаза, она почувствовала, что все так же лежит у Гранта на груди, но над занавесками теперь пробивалась полоска света: наступило утро. Судя по ровному дыханию Гранта, он спал. Ей не потребовалось много времени, чтобы понять, что Грант провел в комнате весь остаток ночи. Он укрыл Джоанну и себя одним стеганым одеялом, так что, хоть Грант и спал как ребенок, Джоанна чувствовала тепло его тела и руку, которая лежала у нее на талии. Поняв, в каком щекотливом положении она очутилась, Джоанна пришла в ужас, и сердце ее заколотилось. Словно почувствовав эту ее невольную реакцию сквозь тонкую шелковую пижаму, Грант зашевелился, и она поспешно от него отодвинулась. Джоанну до глубины души смутила пронизавшая ее приятная дрожь, когда, повинуясь ее движению, Грант медленно убрал свою руку, проведя его по чувствительному телу Джоанны. Он сел в постели и, посмотрев на нее с лукавой улыбкой, сказал:
— Хочешь вырваться из моих ненавистных объятий?
Его насмешливый тон стал для нее лучшим успокоительным средством. Будь она неладна, если позволит ему догадаться, что она к нему испытывает и как страстно желает быть с ним наедине, быть любимой им.
— Прости, что я потревожила тебя ночью, и спасибо за помощь.
— Не стоит благодарности!
Быстро вскочив с постели, Грант затянул пояс своего измятого шелкового халата. Джоанна отвернулась, чтобы он не заметил ее смущения и пылающих щек. Но даже если он и заметил что-то, то виду не показал.
— Я велю Рози принести завтрак. Это происшествие выбило тебя из колеи, да и ночью ты плохо спала. Не думай ни о чем сегодня утром, а после мы решим, что делать дальше.
Все время, пока Джоанна завтракала, принимала душ и одевалась с помощью миссис Уилер, слова Гранта не выходили у нее из головы. Столько всего обрушилось на нее вчера, что она совершенно позабыла о своем контракте. Она так разволновалась, что была не в состоянии «ни о чем не думать», как советовал Грант. К полудню состояние неопределенности стало невыносимым. Она постучала в дверь его кабинета и, когда Грант откликнулся, с волнением переступила через порог, вспоминая прошедшую ночь. Разве могла она обращаться к нему так же по-деловому, как прежде, если сегодня они провели ночь на одном диване (впрочем, провели совершенно невинно, подсказал ей трезвый рассудок).
