Максин Барри - Лёд и пламень
Брин скомкала письмо в руках, так что ногти вонзились в ладони.
— Ублюдки! — прерывающимся голосом пробормотала она. — Больше денег за стадо… Как будто лишняя сотня фунтов здесь что-то значит.
Джон Виттейкер вздрогнул и украдкой приложил руку к груди. В кухне было жарко и душно. Пытаясь немного ослабить боль, он сделал несколько глубоких вдохов. Сегодня утром он сообщил работникам, что временно увольняет их в конце месяца. Это было самым трудным делом, которое он когда-либо делал, но никто из них сетовать не стал. Он был последним, кто продержался, последним фермером, который пытался пробить головой стену, и не его вина, что это не удалось. И хотя работники приняли увольнение спокойно, пытаясь для самого хозяина смягчить тяжкий удар, все, что было сказано утром, прозвучало для него похоронным звоном.
А теперь еще и новая напасть. Внезапно стало трудно дышать, и Джон сделал усилие над собой, чтобы подавить поднимающуюся панику. Брайони и без того, казалось, готова была заплакать, зачем же еще больше пугать ее? Наверное, самое лучшее сейчас — это поговорить с ней о том, на что он потратил сегодняшний день.
— Слушай, дочка. Я ездил в Клейфем смотреть тот коттедж, что там продается.
— Он слишком дорогой, папа, — сказала она, зная, о чем думает отец.
— Место там тихое, Брайони. К тому же он гораздо меньше нашего дома — легче будет убирать его.
Он продолжал хвалить местность, соседей, сад, но Брин не слушала его. Мыслями она была там, в картинной галерее, рядом с самым красивым мужчиной на свете. Как он мог подобным образом поступить с нами? — подумала она, так внезапно поднявшись, что ее стул покачнулся и упал назад. Но у него же сегодня большой прием, вдруг вспомнила она. И мысленным взором увидела хрустальные вазы, сверкающее столовое серебро и большие корзины цветов, каждая из которых стоит целое состояние. Только тех денег, что он потратил на сегодняшний прием, наверняка хватило бы, чтобы заплатить банку этот проклятый долг… А что он сделал?
Брин открыла дверь и вышла во двор. Она стояла под проливным дождем, не чувствуя холодных струй, текущих по лицу и проникающих под толстый серый свитер, и все думала, думала о нем. Он прислал им письмо, предлагая эти дерьмовые сто фунтов за овец, вот что он сделал!
— Черт тебя подери! — громко выругалась она и, спохватившись, оглянулась вокруг. К счастью, ветер унес ее яростный вопль, рассеяв по долине.
Вдруг она замерла — потрясающе дерзкая мысль молнией пронеслась у нее в голове. Дыхание у нее выровнялось, и коварная улыбка появилась на губах. Достав из кармана брюк вязаную шапку, Брин нахлобучила ее на голову, спрятав волосы, чтобы не намокли от дождя, а из дальнего чулана вытащила старый грязный плащ, который уже сто лет висел там, всеми забытый.
Протерев носовым платком стекла очков она завела и вывела из гаража старый фургон для перевозки скота. Несмотря на свою неуклюжесть и дряхлость, он выручал их, когда нужно было везти ягнят на рынок. Сначала мотор никак не хотел заводиться, но постепенно разогрелся и загудел ровней. Набрав полную грудь воздуха, словно перед тем как броситься в воду, Брин выжала сцепление, отпустила тормоза и на первой скорости выехала на дорогу.
Ожидая, пока закипит чайник, Джон с беспокойством увидел из кухонного окна, как их старый фургон катит со двора. Брайони что-то затеяла, но не это заботило его сейчас.
— Положить сахару, доченька? — обернулся он к Кэти, сидевшей, тяжело опершись локтями на стол, и задумчиво рвущей на мелкие клочки лист бумаги.
Кэти бессмысленным взглядом посмотрела на него.
— Конечно, папа. А почему бы и нет? Почему бы и нет?
Наблюдая, как закипает вода, Джон тяжело прислонился к раковине. Потом, держась за грудь, приоткрыл окно и с облегчением вдохнул свежий воздух. Кэти молча сидела, не замечая ничего вокруг. Казалось, что она все еще в каком-то шоке.
— Послушай, дочка, — начал он. — Возможно, мы скоро переедем в Клейфем. Там есть чудесный коттедж. Я уверен, тебе он понравится.
Кэти кивнула.
— Да, папа.
— Мы будем жить там втроем. Мы обустроим новый дом, вот увидишь. Он будет не хуже, чем этот. А вот и твой чай. Выпей его. А я… Мне нужно поехать загнать овец в кошару. Сегодня ночью обещали снег. У тебя все в порядке, Кэти, доченька? — заботливо спросил он.
Кэти заморгала, словно очнувшись.
— Что? О да, папа. Конечно, папа.
Он кивнул, с облегчением решив, что ей уже лучше, и вышел за порог, прихватив по дороге ключи от трактора.
Кэти не знала, как долго она просидела одна, но, выглянув в окно, увидела, что дождь уже кончился и во дворе ярко светит солнце. Она отодвинула нетронутую чашку чая и медленно, с трудом передвигая ноги, пошла в гостиную. Она устала. Она так устала. Наверное, ей надо вздремнуть. Правда, без снотворного она все равно не заснет. Сколько раз уже пыталась, но все бесполезно. Она с трудом поднялась к себе наверх и взяла флакончик с таблетками. Потом снова спустилась вниз и уселась на стуле перед огнем, уставясь в играющее в камине пламя.
Итак, ей придется кончить так же, как кончали все усталые, отчаявшиеся женщины. Она больше не знаменитая модель и даже не хорошенькая молодая девушка. Ей теперь одна дорога — в агентство «Финегел». Взяв таблетку, Кэти машинально проглотила ее. Полено в огне затрещало и выбросило искру, Кэти безучастно наблюдала, как искра прожигает в ковре маленькую черную дырку. Потом взяла еще одну таблетку.
Почему же она еще не спит? Со вздохом Кэти оглядела комнату. Тут стоял диван, на котором мама провела последние несколько месяцев своей жизни. Кэти передернула плечами и отвернулась. Она не хотела думать о матери. И о ферме. Ну кто бы мог предположить, что они потеряют ферму? Но может, это все, и к лучшему. По крайней мере для Брин. Ведь ей теперь волей-неволей придется окунуться в большой широкий мир. А то так и просидела бы всю жизнь на ферме.
Кэти вдруг ужасно захотелось выпить. Сейчас бы хороший стакан водки. Но Брин с отцом ничего такого не держали в доме, хотя…
— Ну и память у тебя, — произнесла она вслух заплетающимся языком и поднялась на ноги, слегка пошатнувшись. Протиснувшись под лестницей между мешками с картошкой. Кэти устремила взгляд в дальний темный угол. Да, они были там. Два больших кувшина с вином, покрытые пылью и паутиной. Добравшись до них, она потянула к себе ближайший.
Он был огромный и весил, казалось, целую тонну, но она ухватила его за ручку и пошатываясь потащила в гостиную. Потом пошла в кухню за кружкой, заодно посмотрев в окно.
Порядок. Никого не видно. Вытащить пробку из кувшина оказалось делом нелегким, но в конце концов она поддалась, и густой острый запах сидра распространился по комнате. Трясущимися руками Кэти налила полную кружку светло-янтарного напитка.
— За Лондон, — произнесла она тост и деланно засмеялась.
После первого большого глотка она едва не задохнулась. Она уже забыла, каким крепким может быть сидр.
— Первоклассная вещь, папа, — сказала она уважительно и сделала еще глоток.
Но и после этого сон не шел. Вздохнув, Кэти нашарила свой флакончик, высыпала таблетки на ковер и сунула одну в рот. Запила двумя глотками вина. Ей нужно уснуть. Она должна забыть и Мэйв, и Лондон. Это все его вина, черт бы его побрал, этого Лайонела!
Вспомнив, что сегодня она еще ничего не записала в дневник, Кэти взяла сумочку и достала конверт с надписью «Личное». Нашла на столе лист бумаги и ручку. И снова уселась на ковре, разложив бумагу на коленях. Хорошенькие розовые таблетки лежали перед ней, и она взяла еще две, сделав пару глотков крепчайшего сидра. Видя, что кружка почти пуста, она наполнила ее снова, потом взяла ручку и помахала ею в воздухе, глядя сверху вниз на пустой лист бумаги. «Это все его вина», — написала она, стараясь придерживаться бледно-голубых линий, но это оказалось невозможно — они изгибались и ускользали, точно живые.
— Поэтому все так и вышло, — проговорила она громко заплетающимся языком и сделала еще глоток сидра. Проклятый Лайонел, бросивший ее и тем самым сделавший легкой добычей для Мэйв. «Если бы не он, я бы все еще жила в моем гнездышке…»
Она остановилась. Гнездышком назвала его Мэйв, эта мерзкая сука. Кэти заморгала, пытаясь сфокусировать зрение на буквах, и зачеркнула это слово, написав вместо него «доме». Ее начало куда-то уносить, сознание затуманилось, и это было почти приятно, но внезапно она услышала, как Мэйв произносит: «подпишем контракт», и захотела ей что-то ответить. Снова обратившись к листу бумаги, она продолжала писать свой дневник: «Я не хочу возвращаться в Лондон». Это было правдой. Если она вернется, то станет проституткой. И умрет от СПИДа. Эта мысль испугала ее. Она написала: «Уж лучше умереть» и остановилась. Кэти почувствовала, как слезы текут по щекам, и сердито потерла глаза. Черт возьми, почему же она не спит? Она протянула руку и схватила еще несколько таблеток. Сколько, она не смогла бы сказать, но сунула в рот все не глядя и сделала большой глоток сидра, чтобы проглотить их.
![Тамара Малышева - Будь моим одиночесвтом [СИ]](/uploads/posts/books/5239/5239.jpg)
