Эльке Хайденрайх - Колонии любви (рассказы)
В этот момент вошла Агнес. Она сияла и извивалась и набросилась на режиссера с объятиями и поцелуями, а за ней тащился Ирмин с двумя чемоданами, закатывая к потолку глаза. "Madonna", - пробормотал Алессандро Маринелли и, послюнявив руку, пригладил волосы. Мужчины прервали игру в карты, женщины перестали вязать, и лишь дождь громко барабанил по стеклу. "Я здесь, - вскричала Агнес, - теперь можно начинать!" Лицо Кризелы одеревенело, а режиссер встал, слегка приподнял Агнес, покрутил вокруг себя и осторожно опустил на пол.
- Как ты себя чувствуешь? - спросил он, а она засмеялась:
- Великолепно!
- Ночные съемки прямо сегодня, ты, к сожалению, приехала слишком поздно.
Агнес упала на стул, круговым движением руки поприветствовала всех и отвела волосы со лба. Слишком много работы, театрально вздохнула она, я просто не могла уехать раньше, мои дорогие. О Господи, сказала Марья, если она с самого начала такая, дело не пойдет, как ты думаешь? Я еще не знала, что мне думать. Я видела только, как Кризела плотно сжала губы, поняв, что не она теперь номер один - ассистентки режиссеров обычно истерички и чуть что срываются, если не они на первом месте в сердце режиссера, - а на лбу режиссера проступили мелкие капельки пота. Ирмин поставил чемодан и спросил Агнес: "Ты хочешь есть, заказать тебе что-нибудь?" Сначала она хотела попасть к себе в комнату, принять горячую ванну, а где, кстати, расписание? Режиссер объяснил ей, когда ее привезли, что сегодня вечером будут снимать только маленький эпизод: ее появление перед домом. Съемки большой сцены завтра. Агнес оглянулась, бросила на меня незаинтересованный взгляд и уставилась своими зелеными глазами на Марью. "Костюмы?" - спросила она, и Марья кивнула, встала и пошла к ней. Они пожали друг другу руки, и Марья сказала: "Это мы обсудим уже в гриме, у меня есть много подходящего". Агнес кивнула, встала со стула, и Ирмин подхватил чемоданы. У Алессандро Маринелли вытекло изо рта немножко слюны, а красавец Феличе, родом из Сиены, который играл у нас высокомерного владельца усадьбы, прищурил глаза и стал разглядывать Агнес так пристально, что она заметила это и смутилась. У Феличе были черные волосы и голубые глаза, это был итальянец что надо, славный парень и действительно хороший актер. Он слегка флиртовал с Изольдой, нашей гримершей, но та стойко сопротивлялась и не желала никаких итальянских приключений, хотя при таком длительном дожде и когда все толкутся на одном пятачке нравы обычно смягчаются. Ирмин в связи со своими домашними сложностями утешался с Симонеттой, нашей переводчицей. Я подозревала, что у Марьи завязались тайные отношения со вторым осветителем, а Кризела все чаще переносила дискуссии с режиссером на ночное время - я не знаю, где они заканчивались, в его или ее постели, но мне как-то в это не верилось, уж больно она была страшна, а его брак считался счастливым, не знаю, что это должно означать при такой профессии. Агнес смылась наверх в свою комнату, а мы остались в затхлом ресторанчике. Вот, вскричал режиссер, то была она, теперь милостью Божьей все пойдет на лад! Так как сразу после ухода Агнес Симонетта начала перешептываться с Рузанной, он повторил свои слова по-итальянски. Кто-то включил неоновый свет под потолком, и мы все выглядели, как протухший сыр. Феличе стоял у окна, курил и смотрел на дождь. Вечерняя сцена была отснята относительно быстро. Дождь лил как из ведра, но мы, несмотря на это, снимали снаружи. Агнес должна была подъехать на машине к своей вилле, выйти, повязав голову платком, подбежать к двери дома и открыть ее. Через короткое время повсюду в доме загорался свет, она выбегала наружу и забирала из машины свои чемоданы. Мы повторили это четыре раза, после чего вернулись в отель. Режиссер сел в углу вместе с Кризелой и Агнес, чтобы обсудить с ними завтрашнюю сцену.
"Где Феличе?" - спросил режиссер, и я побежала за ним. Я нашла его во дворе. Дождь наконец-то перестал, небо почти прояснилось, Феличе курил и смотрел на звезды.
"Они ищут тебя", - сказала я, но он отмахнулся. "Расскажи мне, что ты знаешь об Агнес", - попросил он. Я рассказала ему, что о ней писалось и говорилось - что ее лучшее время позади, что она пыталась покончить с собой и с тех пор стала еще капризнее, чем прежде, что недавно в одной немецкой бульварной газете появилась статья под заголовком "АГНЕС АНСЕЛЬМ СЛОМАЛАСЬ НА СЪЕМКАХ" (подзаголовок гласил: "Актриса плача спрашивала о смысле жизни"). Феличе ошарашенно посмотрел на меня, высоко поднял брови и рассмеялся.
Ага, сказал он, и закурил сигарету. На следующий день снимали сцену с собакой. Агнес играла в нашем фильме немку, владелицу дома на холме за деревней. Приехав туда на время, она видит однажды, как крупный землевладелец бросает собаку в ущелье между Корридо и Карлаццо. Она призывает его к ответу, они ссорятся, а пару дней спустя Агнес застреливают посреди деревни. Ее труп исчезает, вероятно, тоже в ущелье - следствие ведется более чем вяло. Так по сценарию, в общем и целом. Все, что произошло до этого и как деревня сплотилась после убийства, мы уже отсняли, не хватало только сцен с Агнес: ее приезд, сцена с собакой, сцена в ее доме, когда она мечется и звонит по телефону, ее визит к бургомистру, выстрел, смерть, конец.
О собаке мы позаботились заранее. Джанкарло, на чьем дворе частично происходили съемки, предложил для этих целей застрелить одну из своих собак. У него была целая свора несчастных охотничьих псов, которые целыми днями слонялись по бетону в душном загоне и ждали четырех-пяти дней в году, когда он отправится с ними на охоту в горы. То и дело кто-нибудь из них умирал или становился агрессивным и кусал жену Джанкарло, тогда их все равно отстреливали и бросали в то самое ущелье. Ущелье было узкое, очень глубокое, более восьмидесяти метров, по нашим оценкам; переброшенный через него маленький мостик соединял с горами местечки Корридо и Карлаццо. Все, уже никому не нужное, оседало в этом ущелье: старые автомобильные шины, холодильники, матрасы, мертвые животные, иногда - завязанные пластиковые мешки с живыми котятами, а о Джузеппине, которая исчезла много лет назад да так и не вернулась, поговаривали, что она тоже лежит там, на дне пропасти. Мы всегда старались проехать как можно быстрее через этот жуткий скрипучий мост, с двух сторон которого были дырки размером с кофейную чашку, в которые стекала дождевая вода и была видна бездна. Именно на этом мосту предстояло сегодня снимать сцену с Агнес, Феличе и собакой. Режиссер отговорил Джанкарло убивать ради фильма одну из своих собак. Вместо этого наш реквизитор запросил ветеринарно-медицинский институт соседнего города и получил там овчарку, которую как раз должны были усыпить. Препарированная собака нам не годилась, она выглядела бы слишком неестественно, а должно было выглядеть так, будто в пропасть бросали живую. Мы глубоко заморозили мертвую собаку, положили ее в морозильную камеру и засунули в гараж к Андреа, который присматривал за нашими машинами. Однажды маленькая дочь Андреа открыла крышку камеры и увидела там замороженную собаку. Она закричала и долго не могла успокоиться. Для съемок собаку нужно было слегка оттаять, чтобы она как бы шевелилась, падая в пропасть, но не слишком сильно, иначе будет пахнуть.
Когда Агнес приехала, реквизитор с ночи занялся на дворе Андреа оттаиванием и вовремя появился на месте с глубоко замороженным трупом, чьи лапы могли слегка шевелиться. Никто не хотел приближаться к нам, а рабочие натянули под перилами моста сетку, чтобы поймать собаку, если сцену нужно будет переснимать много раз.
Феличе появился на месте съемки с бортовой платформой, на которую позже положат собаку с завязанной пастью. На нем была свежеотглаженная рубашка и чистейшие рабочие брюки. Режиссер выругался, и Марье пришлось красной краской срочно нарисовать на рубашке и брюках пятна крови и все слегка смочить водой и смять. Агнес явилась в цветастом шелковом платье и соломенной шляпе, выглядела она чудесно, но нервозно. Она боялась подойти к мосту и не осмеливалась приблизиться к перилам, откуда было можно заглянуть в темную, зелено-серую бездну. Она сдержанно подала руку Феличе и с плотно сжатыми губами ждала начала съемки. В то время как он вступал на мост, брал собаку на руки и бросал ее в пропасть, она должна была подъехать на своем автомобиле к мосту, затормозить и призвать Феличе к ответу. Ирмин перекрыл дорогу, чтобы никакие другие автобусы не попали в кадр, - началось. После долгих недель дождя наконец вышло солнце, и оно сияло ярко уже с самого утра. Сначала мы отрепетировали с Феличе, чтобы он бросил собаку прямо в сетку, откуда ее можно было потом вытащить. Собака уже начала сильно попахивать, и никто не хотел прикасаться к ней. Это был большой красивый пес с ухоженным мехом, но оттого, что его постоянно замораживали и оттаивали, он выглядел взъерошенным и слегка бесформенным; нам всем было жутко на него смотреть. Феличе потребовал перчатки, чтобы не прикасаться к нему, но режиссер сказал, что итальянские крестьяне не носят перчаток, пусть потерпит, это недолго. Я подумала о других режиссерах, которые в подобных случаях сказали бы: "Еще чего!" или: "Ты - актер, веди себя как следует, и баста!" Но он не мог быть таким, он всегда позволял дискутировать.
