Энн Макалистер - В кольце твоих рук
Шейн оценил ее отношение. И тогда он рассказал ей об еще одном почти роковом приключении - в таких выражениях, как будто это случилось с посторонним человеком. В тот раз он и вовсе понял, что произошло, только когда очнулся в реанимации.
- К тому времени, - рассказывал он взахлеб, - я уже валялся на земле, а до них даже не дошло, что я вырубился. Они решили, что я сплю!
Роза восхищенно рассмеялась.
Шейн хохотнул в ответ.
- Такой уж я человек. Надежный. Невозмутимый. Всегда на высоте.
- И скромный. Не забудь про скромность, - усмехнулась Роза. Она встала и налила обоим по чашечке кофе.
Шейн тоже улыбнулся, не обидевшись на шутку. Ее подтрунивание не задевало его так, как ехидные насмешки Мэйса. Вместо того, чтобы перевести разговор на другую тему или огрызнуться в ответ, как Шейн обычно поступал со своим братом, он добродушно отшучивался.
Шейн вытянул ноги и устроился на стуле поудобнее. Обычно он не любил засиживаться после еды. Обычно он беспокойно поглядывал на часы, нервно барабанил пальцами по столу и рвался побыстрее сбежать. Но не сегодня.
Конечно, идти было некуда - снаружи лежал метровый слой снега.
Но дело не только в этом.
Шейн не хотел никуда идти. Он не хотел оказаться где-нибудь в другом месте. Ему хотелось остаться здесь.
С Розой.
Он смотрел, как Роза подливает молоко ему в кофе, не очень много, примерно столько, сколько он сам налил себе чуть раньше. Ему было приятно, что она это заметила. Дженни всегда лила слишком много молока, а Мэйс морщился и говорил: "В чем дело, парень, неужели ты не можешь пить нормальный кофе?"
Роза протянула ему кружку и улыбнулась.
Шейн улыбнулся в ответ. Предчувствие опасности шевельнулось внутри, застав его врасплох.
Он ощутил странное беспокойство, но почти сразу забыл о нем. Еще успеет наволноваться из-за собственных чувств.
Шейн был из тех людей, которые живут одним мгновением. Он давно уже понял, что именно в этом заключается жизнь.
Прошлое осталось позади. Будущее неотвратимо, но, даст Бог, кривая вывезет. Сейчас Шейн переживал один из лучших моментов в своей жизни. И вряд ли это можно будет вернуть.
Роза, склонив голову, взглянула на него из-под полуопущенных ресниц.
- Должно быть, ты всегда хотел кататься на быках. Правда? С тех пор, как впервые их увидел.
Она права. Хоть и не ясно, откуда она это узнала.
Большинство людей не понимают, зачем он ездит верхом. Им трудно даже вообразить, что заставляет человека добровольно помериться силами со злобным бычарой весом в целую тонну.
Шейн не мог объяснить, что им движет. Но с тех пор, как он впервые попал на родео в Уилсале в возрасте четырех лет, он понял, что будет ездить верхом.
То, что остальные считали бессмысленным риском, для него было обычным вызовом, на который нельзя не ответить.
Возможно, причиной оказалось то, что даже в самом юном возрасте Шейн чувствовал в себе избыток энергии. Пришлось найти что-то большое, свирепое, внушающее ужас, чтобы обуздать эту энергию, дать ей выход.
- Правда, - сказал наконец Шейн. - Потому что не могу по-другому.
Роза кивнула.
- Да. Я понимаю.
Шейн знал, что она его понимает - девушка, ставшая цветочницей, а не юристом. Девушка, которой каждый день приходилось бороться за право быть собой. Если честно, Шейн был уверен, что она понимает его, как никто другой.
- Это вызов, - сказал он ей. - Я должен собрать все свои силы. Забыть про страх. И жить с последствиями. Какими бы они ни были.
- Да. - Она кивнула. - Да.
Шейн рассказал ей о Дасти, особенно опасном однорогом быке.
- Каждый раз, когда я сажусь на него, он пробует что-то новенькое. Как будто заранее обдумывает, что будет делать!
Он рассказал о Серебряном Стерлинге, огромном белом буйволе, самом большом из всех.
- Как будто на диване сидишь. Только этот диван может подбросить тебя до самой луны.
Он рассказал о маленьком Скизиксе из Нью-Мексико и о Добермане, которого назвали так потому, что он не только бодается, лягается и брыкается.
- Он непременно попробует отгрызть от тебя кусок, правда.
- Ты всех их помнишь?
- Почти. Только тех не помню, после которых у меня было сотрясение мозга. - Шейн вздохнул и откинулся на спинку стула, сжимая кружку в здоровой руке. Его взгляд упал на перевязанную руку. Вот чудо современной медицины заново пришитый большой палец. И Шейн задумался, уже не в первый раз, о том, что его ждет, когда он не сможет больше заниматься любимым делом.
- Будет ли палец как новый? - переспросил врач, когда Шейн потребовал у него прогнозов на будущее. - Откуда нам знать? Мы можем только надеяться.
Шейн вспомнил, как иногда у него болели мышцы и суставы во всем теле. Четырнадцать лет участия в родео даром не проходят. Шейн это знал. Но он понятия не имел, что делать с этим... или вместо этого. А теперь добавился еще и палец.
Страх из-за большого пальца был только вершиной айсберга.
- Не знаю, что я буду делать, - сказал Шейн, опустив взгляд, - если... когда... не смогу больше ездить верхом.
Впервые он произнес эти слова вслух, впервые высказал страх перед пустотой, с которой столкнется, когда родео перестанет быть главным занятием и смыслом его жизни.
Роза не ответила.
Она сидела молча, сочувственно поглядывая на него поверх кружки с кофе. Она не полезла к нему с дурацкими предложениями. Не попыталась развеять его страхи.
- А что еще ты любишь? - спросила она наконец.
Шейн покачал головой. Что еще он любит?
- Ради чего ты мог бы вставать с постели каждое утро?
Он не знал, что ответить. Роза помешала кофе и взглянула на пламя в камине.
- Это похоже на смерть, правда?
Шейн непонимающе посмотрел на нее.
- Когда моя мама умерла, я чувствовала себя опустошенной. Осиротевшей. Я знала, что должна ее потерять. Она болела несколько лет. Умом я понимала, что наступит день, когда ее не будет рядом. Но все равно я не была готова к этому. Я пришла в отчаяние. Не понимала, как смогу жить дальше. Все вокруг казалось таким бессмысленным.
Шейн и сам был на краю отчаяния, когда умерли его родители, но он редко позволял себе оглядываться в прошлое. Вместо этого он предоставил Мэйсу улаживать дела, а сам с головой ушел в работу... в свое спасение... отправившись в очередную поездку.
Но когда он больше не сможет... Когда ему придется остановиться и осмотреться по сторонам, взглянуть в лицо будущему... Когда родео останется в прошлом...
Да, Шейн понимал, что она имеет в виду.
- Мне понадобилось время, - мягко сказала Роза, глядя на кружку, которую держала в руках. - Нужно было что-то найти. Какое-то простое дело, которым я могла бы заняться. И я нашла. Я поняла, как сильно люблю цветы. Люблю растить их, ухаживать за ними. И они помогли мне пережить утрату.
Она подняла голову, и посмотрела на Шейна. Ее глаза были нежными, понимающими.
- Ты тоже найдешь. Я не знаю, что это будет, но ты найдешь что-то или увидишь новыми глазами то, что было у тебя всегда. И это станет началом твоего исцеления. - Она потянулась к нему и взяла в ладонь его мозолистые, покрытые шрамами пальцы. - Я знаю, ты сможешь.
Шейн не шелохнулся. Он чувствовал тепло ее руки. Чувствовал, как его наполняет умиротворение.
Это была самая странная, самая невозможная ситуация. Похититель и жертва. Ковбой и девушка из цветочного магазина. Когда Божья кара успела стать Божьим благословением?
У кого спросить?
И еще. Впервые в жизни Шейн серьезно поговорил с женщиной.
Наверное, Роза права. Когда-нибудь он найдет то, о чем она говорила. И сможет жить дальше без родео. И в его будущем окажется больше радости и меньше пустоты. Когда-нибудь...
Но сейчас у него есть только сегодняшний день.
Как ни странно, этого достаточно.
Седьмая глава
Он даже на гвоздях неплохо выспался.
Допустим, ночь оказалась бы намного приятнее, проведи он ее с Розой. Но Шейн и на кушетке спал прекрасно. Судья больше не снился. И смутные предчувствия, охватывающие Шейна при мыслях о будущем, уже не имели над ним прежней власти.
Валяясь на кушетке и глядя на падающий снег, Шейн пробормотал:
- Пусть так и будет.
Как ни странно, именно в этот раз Господь его услышал.
По крайней мере, когда Шейн встал с постели, снег все еще шел. Мир стал еще белей, чем раньше. Ничего хорошего это не предвещало. И Шейн понял, что в какой-то степени он действительно начинает волноваться.
Но все же при виде растущих сугробов и белесого неба он испытывал глубочайшее удовлетворение.
Ему хотелось провести здесь еще один день.
С Розой.
Пускай она - не Милли. Но насколько Шейн мог судить, она намного лучше Милли. Пускай она - дочь судьи Гамильтона. Но какое это имеет значение? Судья сейчас далеко, за горами.
А Роза - здесь.
Шейн был в наилучшем расположении духа. Ему нравилась Роза. Ему нравились ее решительность и ее нежность. Ее упрямство и ее понимание. Ее улыбки и выразительные ореховые глаза. Ему нравилось все то, что намечалось между ними.
