Даома Винстон - Дом одиноких теней
— Все?
— Ну, хотя бы о вашем фальшивом алиби, которое я придумал? — спросил Ричард мягко.
— Не знаю. Возможно, я не могла думать.
Его голос стал неожиданно нежным:
— Стейси, будем друзьями, будем помогать друг другу, а?
— Я совершенно одна.
— Но вы можете подружиться со всеми.
— Если только через пару дней еще останется с кем, — сказала она печально. — Когда я выходила замуж, я так рассчитывала, что сумею подружиться со всеми, была в этом просто уверена. А потом…
Она не могла продолжать, не могла не только говорить, но даже думать о своих прежних мечтах о счастливой жизни в этом огромном и величественном доме, в Каса де Сомбра.
— Вы не рассказывали Биллу о ночи, когда умерла Мария, и я прошу вас вообще не делать этого. По крайней мере, сейчас. Это самое лучшее, что я могу предложить вам, Стейси.
Она не отвечала ему. Они стояли у двери ее комнаты. Наступила пауза.
— Знаете, я хотел бы, чтобы вы никогда не приезжала сюда, Стейси, — сказал он тихо.
— Я тоже, — прошептала она.
Затем вошла в комнату и плотно-плотно закрыла дверь.
Глава 10.
День тянулся бесконечно долго.
Стейси была одна в своей комнате, смотрела на пустые стены, задавала себе все те же неразрешимые вопросы.
В чем заключался план, в котором участвовали все Александеры, включая Дерека? В чем Елена и Джон обвиняли Дерека? Что именно хотел замаскировать Дерек, женившись на ней? Когда Дерек был самим собой, когда был с ней или когда вернулся в Каса де Сомбра?
Могла ли что-нибудь знать Мария? Могли ли Дерек, Елена, Джон и даже Ричард заставить ее молчать о тех тайнах, о которых она поневоле узнала здесь? Почему Дерек стал следующей жертвой?
Мысли Стейси были прерваны появлением Елены. Высокая, темноволосая, подтянутая, она вошла вместе с Команчи, которая несла поднос.
Команчи бросила на нее ничего не выражающий взгляд черных глаз, повернулась и вышла. Елена села на краешек кровати и разгладила складку на черных брюках:
— Похороны будут завтра. В десять часов, Стейси.
Стейси кивнула.
— У тебя есть черное?
— Да, юбка и блузка.
— Хорошо. — А затем: — Не знаю, чувствуешь ли ты хоть какую-нибудь печаль, но он был…
— Я все чувствую, Елена, — сказала Стейси мягко. — У меня есть воспоминания, которые… — Дальше она не смогла говорить.
— Да, я понимаю. И потому должна тебе сказать, — Елена опять помолчала некоторое время. — Мы — одна семья. Я думаю и говорю, как Джон. Я рада, что ты остаешься с нами.
— Конечно, я пойду с вами на похороны Дерека. У меня нет причины не делать этого.
— Это хорошо, — сказала Елена и пошла к двери. — Прости меня.
С этими словами она ушла, оставив за собой лишь слабое эхо шагов.
Стейси подумала, что у Елены была только одна причина вести себя с ней так дружески. Елена хотела узнать, что знает или что думает Стейси о тайнах Каса де Сомбра, о Дереке, об Александерах.
Дерек женился на ней по непонятной корыстной причине и по этой же причине привез ее домой. Возможно, он занимался контрабандой. Но у нее не было доказательств. Все, чем она располагала — домыслы, только слабые догадки, основанные на странностях их путешествия, на тех изменениях, которые произошли с ним дома, на звуках в ночи, которые не давали ей спать.
Почему Елена, Джон и даже Ричард были так удивлены, увидев ее? Ведь у них тогда не было причин подозревать ее в нечестности. Она старалась об этом больше не думать, но мысли носились по замкнутому кругу, вокруг одних и тех же вопросов, которые мучили ее. Почему убита Мария? Почему убит Дерек? Чьим планам они помешали? Стейси не удивилась бы, узнав, что в Каса де Сомбра кто-то сошел с ума и стал убивать по непостижимой для нормального человека причине. Елена предполагает, что все убийства совершила Стейси, но она была невиновна. Может, кто-то в самом деле болен и испытывает муки, которые и заставляют его убивать?
Может, это Джон? Или Елена? Может быть, убийцей был Ричард? Последнюю идею она нашла довольно сложной, но вполне допустимой.
Она подумала о Генри и Команчи, но тут же отвергла эту догадку. Никто из них не стал бы убивать Марию. Значит, они не могли убить и Дерека. Тогда кто?
В который раз она принялась прокручивать в сознании все, что случилось, пытаясь найти хоть какое-нибудь объяснение случившемуся.
Стены комнаты давили на нее. Тишина казалась невыносимой. Ей хотелось поговорить с кем-нибудь, услышать голос, услышать простые слова, развеивающие ее мрачные мысли.
Она открыла дверь. Патио было пустым. Она увидела свет в окне Ричарда.
Не задумываясь, она пошла на свет. Он сразу открыл дверь, едва она постучала.
— Стейси? Опять что-нибудь случилось? — в его голосе звучала тревога.
Она вошла.
— Нет, кажется, ничего. Я только хотела задать вам пару вопросов.
Комната показалась ей теплой, уютной. На столе довольно деловито стояла раскрытая пишущая машинка.
— Вы работали? Я не слышала стука.
Ричард кивнул. Он казался еще выше, чем всегда. Рубашка стала ему явно великовата, должно быть, он сильно похудел за последние несколько дней.
— Ну? Что вы собирались мне сказать, Стейси?
Она подошла к стулу.
— Садитесь, — сказал он очень мягко.
Импульс, пригнавший ее сюда, погас, и она уже не могла объяснить, зачем пришла к нему. Но беспокойство не оставляло ее. Хотя она ничего не могла ему сказать, ей очень не хотелось возвращаться в свою комнату.
Он подождал немного.
— Стейси, что вы хотели сказать?
Она подняла на него глаза и, собравшись с духом, спросила:
— Ричард, между вами и Марией было что-нибудь?
Улыбка засветилась в его глазах.
— Это и есть ваша проблема, ради которой вы пришли ко мне?
— Должно быть, да, — прошептала она. — Ну так как?
— Нет. Я могу твердо и решительно ответить, что ничего не было в том духе, в каком вы, кажется, думаете. А сейчас, Стейси, послушайте меня. Вероятно, вы не понимаете отношений в семье, в которую попали. Мы все росли вместе: Дерек, Елена, Джон, Мария и я. У нас, конечно, была разница в возрасте. Но мы все жили одной жизнью, всегда бок о бок, всегда изолированные от других детей, как и принято в семьях нашего круга. Для всех других мы были совершенно закрыты. В своей семье я был аутсайдером. Не спрашивайте, почему. У меня есть гипотезы, но наверняка я этого не знаю. Дерек, Елена и Джон были настоящими Александерами, а я — изгоем. Поэтому я и убрался отсюда при первой же возможности. А потом, когда Мария… — он нахмурился. — В общем, я виноват перед Марией. Знал, что она не найдет здесь счастья, но не сумел ей этого объяснить. Почему-то она не поверила мне, не захотела уезжать отсюда, а может быть, и не смогла.
— Я понимаю, — сказала Стейси. — Но, если ты вырвался отсюда, зачем вернулся обратно? И почему через два дня после моего с Дереком приезда?
— Хотел посмотреть, что тут происходит.
Она пристально посмотрела на него огромными голубыми глазами.
— А как ты узнал, что здесь что-то происходит?
— У меня свой источник информации. Не забывай, я ведь журналист.
На стуле образовался тонкий слой розоватой пыли. Стейси смахнула ее, посмотрела на свои пальцы.
— Кирпич, — сказала она.
Она подняла на Ричарда глаза:
— Ты мог бы мне помочь?
— В чем?
— В гостиной есть телефон, — Стейси глубоко вздохнула. — Ричард, позвони Биллу Абелю и попроси его приехать сюда. Я хочу поговорить с ним.
— Я не сделаю этого, Стейси. Не сделаю ради твоей безопасности.
Она почувствовала, как волна безнадежности вновь захлестывает ее. Ей не удастся спастись, не удастся вырваться из этого кошмара. Она с усилием поднялась со стула.
— Разве мы стали на “ты”.
Он криво улыбнулся:
— Мне кажется, ты первая подала пример, — увидев отчаяние, в котором утонули ее глаза, он посерьезнел. — Стейси, я еще раз прошу тебя не говорить правду никому. Слышишь, никому?
— Я помню, — произнесла она, глядя в сторону. — Я все помню.
Подойдя к двери, она посмотрела на свой стул. Тонкий, прозрачный слой розоватой кирпичной пыли лежал на зеленой обивке.
В этом доме везде и на всем лежал слой розовой пыли. Она покрывала предметы, словно должна была скрыть все следы.
* * *Фигура была маленькой, одетой во что-то черное, и, когда она повернула голову, мгновенно исчезла.
Стейси оцепенела от страха.
Прошло несколько мгновений, прежде чем она краешком глаза вновь увидела эту загадочную персону. И лишь тогда она поняла, что это ее отражение. Переведя дыхание, она повернулась к зеркалу лицом. Белое лицо, глаза, ставшие огромными, песочные пряди волос, спутанных в беспорядке. Черная юбка, черная блузка — ее траурный наряд.
Траур по Дереку, которого она по-настоящему так и не узнала. По Дереку, которого она когда-то так любила.
