Бернар Клавель - Малатаверн
- Ты представляешь! - продолжала она. - Телка издохла! Да они и знать не знают, сколько она стоит! Сегодня на рынке все только об этом и говорили. Папаша Бувье заявил в полицию. Тех, кто это учинил, наверняка найдут. Ох, не поздоровится этим гадам!
Робер не мог вымолвить ни слова. Он старательно рассматривал траву. Наконец сорвал травинку и стал жевать ее, потом все же выговорил:
- А может, они не местные?
- А вот жандармы считают, что как раз местные. Полицейские подозревают парней из Сент-Люс.
- А кого именно?
- Ну, я не знаю. Сам понимаешь, они не скажут. Она помолчала с минуту, потом прибавила дрогнувшим голосом:
- Во всяком случае, все мужчины с окрестных ферм решили организовать собственную охрану, раз жандармам не до этого. Отец говорит, что сегодня ночью все ружья в округе будут заряжены крупной дробью.
Робер молча жевал травинку. Жильберта смолкла, потом, успокоившись, спросила:
- Что это с тобой? До чего ты бледный! Тебе плохо? Робер почувствовал, как краска бросилась ему в лицо.
Он вскочил, обернулся в сторону виллы Комб-Калу и забормотал:
- Да нет, что ты, все в порядке... Только боюсь, как бы хозяин меня не хватился. Мне пора.
Он спрыгнул на дорогу, перебежал на раскинувшийся вдоль дороги луг и помчался со всех ног.
- Ты...
Слов, что прокричала ему вслед Жильберта, он не расслышал. Когда он обернулся, чтобы помахать ей рукой, девушка крикнула:
- До вечера!
Робер снова махнул рукой и бросился бежать.
Глава 10
После обеда Робер с хозяином начали копать траншею, которая должна была соединить дом с колодцем позади сада. Земля здесь была твердой, не раз они натыкались на скальные выходы, которые приходилось вынимать толстыми пластами при помощи кайла и кирки. Порой налетали мощные порывы ветра, и когда они сваливали землю на луг, в глаза им летела пыль. Хозяин чертыхался, а Робер лишь молча тер глаза.
Часа в три новый владелец виллы принес им литровую бутыль вина. Хозяин пробкой выскочил из траншеи.
- Ну, малыш, - воскликнул он, - бросай лопату, давай выпьем по стаканчику.
Робер вылез вслед за хозяином. Лионец, купивший виллу, чтобы проводить лето в здешних краях, оказался высоким сухопарым человеком, лет пятидесяти на вид. Окинув Робера взглядом, он проговорил, обращаясь к хозяину:
- Отличный у вас помощник! Я наблюдал за вами из окна: похоже, он вкладывает в работе всю душу. Хозяин улыбнулся.
- Славный парнишка, - отозвался он. - Мне грех жаловаться, только вот иногда витает где-то в облаках. Например, сегодня. Не знаю, может, все дело в южном ветре, но, клянусь, он решил испытать мое терпение!
Лионец рассмеялся.
- Говорят, южный ветер плохо действует на сумасшедших, а ваш парень, по-моему, в полном порядке.
Хозяин и Робер тоже рассмеялись. Лионец предложил им по сигарете. Хозяин высыпал из сигареты табак и свернул цигарку из собственной бумаги, извиняясь при этом:
- Я предпочитаю свою бумагу, а то сигарета сгорает сама собой.
- Да, особенно на таком ветру, - подтвердил заказчик.
Ветер задувал с такой силой, что хозяину пришлось за лезть в траншею, чтобы прикурить. Потом он дал прикурить от своей сигареты лионцу и Роберу.
Они выпили еще по стаканчику, поговорили о канализации, затем лионец ушел, оставив им бутылку.
Пока мужчины разговаривали, Робер наблюдал за Малатаверном. Весь Черный лес ходил ходуном. Даже сюда долетал глухой стон раскачивавшихся деревьев. В долине, вокруг фермы и развалин, одиночные деревья сотрясались, словно в приступе безумия.
Робер продолжал смотреть, но мало что видел, не понимая, идет ли гул из долины или гудит у него внутри.
Временами ему казалось, что время остановилось, день никогда не кончится и ему придется всю жизнь орудовать киркой и лопатой на этой лужайке, а ветер будет по-прежнему задувать ему в лицо, засыпая глаза пылью. Но уже через минуту ему мерещилось, что время летит с неимоверной скоростью, что ночь застанет его в этой траншее, и ему прямо теперь придется отсюда вылезать, а здесь так хорошо и покойно. Тогда он ощутил неимоверный прилив сил, и он еще упорнее врезался киркой в скалу; так что только искры летели.
Отколов огромный кусок породы, он хватал его, натужившись и привалившись к стене траншеи, острые выступы которой впивались ему в спину, затем подтягивал камень к краю траншеи и выталкивал его на луг.
- Смотри не надорвись, - предупредил хозяин, если будет тяжело, зови меня.
Но Робер продолжал работу упрямо и яростно, словно нарочно выбирая куски потяжелее. Хозяин пожимал плечами, останавливался, чтобы прикурить погасший окурок, и ворчал:
- Давай, давай, парень! Поглядим, что ты скажешь завтра. Побереги силы! Не каждый день нам так везет: поковыряться в земле. Завтра тебе придется вкалывать целый день.
"Завтра. Завтра..." - твердил про себя Робер и только крепче сжимал кирку. Раз за разом он чувствовал, как сжимается у него горло. Что-то давило ему на грудь, и он изо всех сил сдерживался, чтобы не обернуться и не закричать: он никуда отсюда не пойдет, он так и заночует прямо здесь, в траншее, он останется здесь до тех пор, пока... Он и сам не знал, до каких именно пор.
Однако он не кричал. Просто не мог. Только все с большим остервенением набрасывался на скалу и сухую землю, и ему делалось легче. Казалось, все отступает куда-то далеко, и становилось смешно, что секунду назад он с трудом сдерживал крик. Горло опять сжималось, но на сей раз от неудержимого смеха, когда он представлял себе изумленную физиономию хозяина, если бы он, Робер, и впрямь закричал, что хочет либо немедля убраться отсюда, либо остаться ковырять землю на всю ночь.
Он работал довольно долго, борясь с желанием распрямиться и поглядеть на Малатаверн. Не вылезая из траншеи, он видел лишь крышу старухиной фермы и темневшие деревья вокруг развалин. Из трубы вырывались колечки дыма. И вновь перед его внутренним взором являлась старуха. То он видел, как она ползет по дороге, крошечная, не больше муравья, а следом за ней - ее короткая тень; то она опять сновала по двору, возилась со скотиной. А то против воли он представлял себе кухню и комнату старухи, керамический горшок и утварь на столе.
Он никогда не бывал у нее в доме, и ему трудно было представить себе все это. Всякий раз, когда он пытался это проделать, все виделось ему совершенно по-разному.
Робер нервничал. Кирка его скользила по поверхности валуна, и хозяин поднимал голову.
- Смотри, повнимательней, - кричал он. - Не торопись и как следует выбирай трещины! Если будешь молотить по монолиту, только разобьешь инструмент.
Робер выпрямлялся и заставлял себя хоть минутку постоять спокойно, не глядя вниз. Он шарил глазами по склону холма, за что бы уцепиться взглядом, стоял неподвижно и глубоко дышал, стараясь справиться с охватывавшим его лихорадочным волнением.
На правой руке у него надулся волдырь. Робер надавливал на него большим пальцем, сжимая кулак. Давил медленно, наслаждаясь нарастающей болью. Он закрывал глаза и давил, давил со всей силы, прежде чем резко разжать руку. Тогда боль резко усиливалась, охватывая всю ладонь до кончиков занемевших пальцев, а потом постепенно затихала.
Подождав еще немного, Робер вновь принимался за работу. В голове у него гудело. Перед ним снова возникала ферма мамаши Вентар, и он мысленно входил туда, пытаясь представить расположение мебели, цвет стен. И вдруг все это отступало. Словно он убегал из этого дома.
Изредка он прерывал работу, чтобы подобрать и выпустить на волю попавшего в траншею кузнечика или сверчка.
Не раз и не два поглядывал он и на ферму Бувье. Там все было тихо и безлюдно, только деревья шумели да коровы паслись вдалеке от усадьбы, в загоне, где меж двух каштанов из земли бил родник. Ниже по склону длинная полоса тростника, постепенно расширяясь, терялась в лугах.
Взгляд Робера возвращался к ферме, какое-то время парнишка глядел на дом, на усадьбу, затем опускал глаза.
Теперь он видел перед собой хозяина фермы - большеусого, с морщинистым, словно выдубленным лицом, левый глаз, как обычно, полуприщурен. Юноша видел, как фермер стоит среди поля люцерны возле раздутой туши телки.
Вдали, у самой Гиблой дороги, чуть выше усадьбы Бувье, у опушки леса виднелся темно-зеленый квадрат в окружении деревьев. Наверное, это и было поле люцерны. Робер всматривался в него, но в конце концов перед ним неизменно всплывала старухина хибара.
В половине седьмого, когда хозяин приказал кончать работу, было еще совсем светло. Но небо уже заметно темнело и почти сливалось с горами, а внизу из Черного леса к берегам Оржоля уже подбирались сумерки. Ветер порой задирал ветви деревьев, и тогда словно вспыхивал серый сполох, затем мгла вновь смыкалась.
Робер и хозяин сложили лопаты прямо в траншею, зато отнесли в сарай рукояти заступов, и ветер на ходу их обсушил. Вода в водоеме прибывала. С бортиком все было в порядке.
