Эмма Дарси - Женщина в сером костюме
Энн прошла в столовую вместе со всеми и села за общий стол, но она воздвигла вокруг себя такую стену отстраненности, что перестала ощущать даже присутствие Мэтью Филдинга. Собственно, стена и ограждала ее в первую очередь от него.
Энн отвечала на вопросы, смутно слышала, что разговор перешел от собак к лошадям, но смысл его не доходил до ее сознания. Она машинально съедала то, что ей подавали. Потом все общество вернулось в гостиную, где Мэтью Филдинг открыл еще одну бутылку шампанского, и они выпили за здоровье именинницы. Энн с улыбкой присоединилась к тосту.
Она ощущала себя призраком, явившимся на пиршество. Собственно, призраку пора уже было исчезнуть. Подожду еще минут десять, подумала Энн.
- Спасибо вам всем за сегодняшний чудесный вечер, - вдруг защебетала Элли. - Вот только, чтобы он навсегда остался в моей памяти...
И она с надеждой воззрилась на Энн. Энн смотрела на нее непонимающим взглядом. До ее сознания даже не дошло, что от нее чего-то ждут. Мысленно она уже была у себя в комнате, где никто не мог бы ее потревожить.
- Я понимаю, что, наверно, хочу слишком многого... - продолжала Элли, просительно улыбаясь Энн и умоляюще сложив руки. - Но если бы вы могли, Энджел... спеть нам хотя бы одну песню. По случаю моего дня рождения. Пожалуйста!
- Элли! - укоризненно воскликнула миссис Маллори. - Что ты говоришь? Да и все равно некому аккомпанировать.
- Энджел не нуждается в аккомпанементе, мама, - стояла на своем Элли. - Она в совершенстве владеет своим голосом.
Она бросила на Энн умоляющий взгляд в надежде, что та не откажет ее просьбе.
Мысль о том, чтобы петь перед ними, была для Энн невыносима.
- Извините, но это невозможно, - твердо сказала она.
- Элли, подумай хорошенько, - лениво протянул Мэтью Филдинг. - Кармоди не пела уже десять лет. С тех пор она переключилась на совсем другие занятия.
Его насмешливый голос резанул Энн как ножом. Она вскинула на него негодующий взгляд. Его ухмылка не оставляла сомнений: под "другими занятиями" он имел в виду секс, пьянство, наркотики. Чего еще от него ожидать? - тупо подумала Энн. И вдруг задохнулась от гнева.
Ну хорошо, она дала ему основания так о ней думать. Но он с таким же презрением думает и о ее матери - а на это он не имеет права. Никакого права! Он такой же, как те, что видели в ее матери экзотическую игрушку, не придавая ни малейшего значения ее человеческим качествам.
- Вы беретесь судить о том, в чем плохо разбираетесь, мистер Филдинг, - отчеканила Энн. В комнате воцарилось неловкое молчание. Энн поднялась на ноги, надменно выпрямилась. - Хорошо, одну песню, - бросила она Элли и при общем молчании прошла к арке.
Когда она повернулась лицом к комнате, все глаза были выжидательно устремлены на нее: что же последует дальше?
- Хотя сегодня день вашего рождения, я спою не для вас, - сказала она Элли с натянутой улыбкой. Метнув на Филдинга взгляд, в котором были горечь и ожесточение, она добавила: - Я спою в память о моей матери, которая подарила мне эту песню.
Энн глубоко вздохнула, и в зал без малейшего усилия полились звуки, которые, как и раньше, завораживали красотой и силой. Она пела "Аве Мария" - любимую песню своей матери - и в каждую ноту вкладывала дочернюю нежность и благодарность этой никем не понятой женщине.
Закончив песню, она попрощалась со всеми присутствующими и ушла. У нее за спиной осталась тишина, в которой был слышен ее каждый шаг по ступенькам лестницы. Она дошла до своей комнаты и закрыла за собой тяжелую дверь из кедрового дерева, наконец-то отгородившись от Мэтью Филдинга и его родственников.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Может быть, сработали защитные силы организма, а может быть, Энн так переволновалась за вечер, что на нее нашло какое-то отупение, так или иначе, она заснула глубоким сном, как только ее голова коснулась подушки.
Проснулась она в половине восьмого утра. Мэтью Филдинг не сказал ей, когда являться к завтраку и даже когда они сядут за работу, но Энн не хотела, чтобы он стучал ей в дверь. Она вообще решила не допускать ни малейшей фамильярности с его стороны. Если он осмелится хоть слово сказать о том, что он узнал вчера, она пойдет на любую резкость, чтобы остановить его.
Энн вылезла из постели, быстро приняла душ и надела свой серый костюм. Никакой косметики. Вместо контактных линз опять появились очки. Небрежно провела расческой по волосам. Надела туфли на низком каблуке. Если в восемь часов завтрак еще не подадут, она пойдет гулять.
Энн не знала, остались ли Сандерсы на ночь, но внизу она нашла только миссис Таер, которая возилась на кухне.
- На какое время мистер Филдинг заказал завтрак, миссис Таер? - спросила ее Энн.
- По воскресеньям они всегда завтракают в девять часов. Но если вы проголодались, мисс Кармоди...
- Нет-нет. Я просто хочу пойти погулять и не знаю, сколько у меня есть времени.
- Как пожелаете, - благодушно ответила миссис Таер.
Энн не стала гулять по дорожкам сада и не пошла к конюшням. Ей ни с кем не хотелось встречаться. И она направилась по аллее к воротам, время от времени останавливаясь полюбоваться на лошадей, которых как раз выпускали пастись.
На обратном пути она остановилась на дамбе, облокотилась о перила и стала смотреть на диких уток, которые плавали в пруду. Глядя, как они ныряют и торчат в воде кверху хвостиками, Энн ощущала радость и покой до тех пор, пока не глянула в сторону дома и не увидела, что за ней наблюдает он.
Филдинг стоял у перил балкона на втором этаже - точно так же, как вчера стояла она, когда он плавал в бассейне. Видимо, он заметил, как она подняла голову, и понял, что она его увидела. Как бы то ни было, он тут же метнулся обратно в комнату и закрыл за собой дверь.
Энн это вполне устраивало. Меньше всего ей хотелось быть объектом внимания Мэтью Филдинга. Пусть следит за кем-нибудь другим! По ней, так пусть даже на нее вообще не смотрит, когда в этом нет особой нужды.
Когда Филдинг пригласил ее в Фернли, она заранее предполагала, что этот уик-энд не обещает ей ничего хорошего, но она и подумать не могла, что все обернется так ужасно. Но пусть Филдинг не воображает, что теперь, узнав о ее прошлом, он получил какие-то преимущества. Пусть только обмолвится - она найдет способ отплатить ему.
Энн поглядела на часы. Без двадцати девять. Пора возвращаться. Она так рассчитала время, чтобы войти в столовую ровно в девять часов.
Мэтью Филдинг сидел за столом и читал воскресную газету. Больше в столовой никого не было.
- Доброе утро, - поздоровалась с ним Энн.
Он кивнул в ответ, встал и кинул на нее внимательный взгляд. Когда он задвигал ее стул, Энн почувствовала, как у нее покалывает в затылке.
- Хорошо погуляли? - спросил Филдинг.
- Да, спасибо.
Энн взяла лежавшую на столе газету и вперила взор в первую страницу.
Миссис Таер принесла завтрак. Они съели его, не обменявшись больше ни одним словом. После завтрака Филдинг пригласил ее в кабинет, куда миссис Таер принесла им кофе. Как только они остались одни, карие глаза испытующе вонзились в лицо Энн. Ей оставалось только противопоставить им васильково-ледяной взгляд.
- Я должен извиниться за вчерашнее. Я совсем не хотел, чтобы вас поставили в неловкое положение, Кармоди.
- Давайте займемся работой, сэр. Разве вы не для этого пригласили меня сюда?
Филдинг взял со стола конверт и подал его Энн.
- Вчера вечером, после того как вы ушли, мама разговаривала с Элли. Сестра просила меня отдать вам эту записку, как только я вас увижу. Пожалуйста, прочитайте ее.
Энн взяла конверт, понимая, что, если откажется читать записку, он заставит ее силой. Открыв конверт, она вытащила листок бумаги и стала читать, ни на секунду не забывая о необходимости сохранять на лице полное спокойствие.
"Дорогая Энн,
поверьте, что мне меньше всего хотелось огорчить вас. Мне очень жаль, что я заговорила на больную для вас тему. Я восхищалась вашей матерью. Кроме того, хотя это может показаться вам глупостью, я просто боготворила Энджел Кармоди. Надеюсь, это объясняет мое вчерашнее бестактное поведение. Объясняет, но не оправдывает. Пожалуйста, простите меня. Я не всегда веду себя так глупо и, если нам когда-нибудь еще доведется встретиться, обещаю больше не проявлять неприличной назойливости и ни словом не поминать прошлого.
Искренне ваша
Элаи Сандерс".
Что ж, Элли так чистосердечно каялась в содеянном, что Энн тут же ее простила.
Она свернула записку, положила ее обратно в конверт и сунула в карман жакета.
Потом подняла глаза на Филдинга. Он вопросительно, даже с мольбой смотрел на нее. У Энн сжалось сердце. Он словно пытался своим взглядом заставить ее рассказать о своем прошлом, как-то оправдать свое поведение. Ей было ясно, что он чего-то от нее хочет. И на какое-то мгновение Энн заколебалась: ей так хотелось, чтобы он ее понял.
Но нет, он на это неспособен, и глупо об этом даже думать. Как может он понять - человек, который видит в женщине только игрушку? И разве он не предупредил ее, что не потерпит никаких "женских штучек"? Гордость заставила Энн ожесточить сердце: нет, она ему не поддастся!
