Джоанна Бриско - Будь со мной
Сильвия объяснила, что опоздала, так как неожиданно встретилась с кем-то и с этим человеком ей пришлось выпить чаю. Меня это немного задело. Естественно, мы направились в дорогое кафе, которое было совсем рядом, за углом. Там стоял страшный шум, и вся еда готовилась на раскаленных угольях.
Никогда еще Сильвия не была так молчалива. Она напоминала простодушную девушку, зажатую тисками собственной гордости. Замкнута в себе, неприветлива, как будто боялась открыть рот. Ела она мало, почти все время молчала, а когда говорила, то так тихо, что я с трудом разбирал слова. Я попытался развязать ей язык вином, но она сделала пару небольших глотков и отставила бокал.
Я посмотрел на часы. Прошло уже около часа. В конце концов благожелательность уступила место раздражению.
— Ну ладно, — сказал я. — Извини, но я, наверное, буду сваливать. У меня встреча.
Она посмотрела в мою сторону. В нерешительности опустила глаза.
— Рад был тебя увидеть. Извини, что ухожу так быстро, но мне действительно пора.
— Офис, — произнесла она.
— Что? — не понял я.
— Я хочу сказать… По-моему, ты забыл, зачем мы договорились встретиться. Ты разрешил мне взять какие-нибудь книги.
— Ах, да. Книги. Действительно. Черт! Я и забыл.
— Я бы лучше порылась в книгах, чем сидеть в кафе.
— Ты же должна была разгрести мои книжные завалы. Боже, мне действительно очень неловко, но сегодня это вряд ли получится, потому что…
Я посмотрел на нее. Она молчала.
Я колебался.
— Хорошо, — наконец решил я. — Извини. Давай по-быстрому. Идем прямо сейчас. Можешь покопаться там, пока еще есть время до встречи.
— Да, — сказала она. — Конечно.
Пока я разговаривал с рекламщиком, она сидела в офисе на полу и просматривала стопки книг в твердой обложке с видом сортирующего пресс-релизы опытного секретаря, которому достаточно один раз взглянуть на название, чтобы понять, стоит книга внимания или нет.
— Слушай, забирай их все, — сказал я, положив телефонную трубку и увидев ее скромный выбор. — Кроме вот этой. Какая на ней дата публикации?
Она ответила не сразу.
— Шестнадцатое февраля.
— Еще есть время просмотреть ее. А вообще пошла она к черту! Забирай и ее. Все равно на эту старую склочницу мне отзыва не писать.
— Но ведь она… гений, — возразила Сильвия.
— Правда? Ее никто не читает.
— Я читаю.
— Серьезно?
— Я прочитала все ее книги. Все до единой. Все, что выходило с пятидесятых годов. Даже статьи.
— В самом деле? — Я начинал терять терпение. — Надо же! Все равно забирай. Подожди… А она что, действительно хорошо пишет? Я-то у нее читал только… что?.. кое-что из самого известного.
— Исключительно, — тихо сказала она.
— Тогда, прочитав эту книгу, напиши небольшой отзыв. — Это прозвучало как любезность с моей стороны. Но я тут же спохватился. Какая глупость! Попытался замять неловкость: — Может, это поможет и мне оценить ее…
Воцарилась тишина. Я посмотрел на Сильвию. Она стояла на коленях, рот слегка приоткрыт. Тишина затягивалась.
— Напиши краткую рецензию, — не выдержал я. — Слов на триста.
По ее лицу пробежала едва заметная улыбка.
— Это серьезно?
— Ну конечно, серьезно, — подтвердил я, потому что не мог сказать ничего другого.
После работы я в том же кафе встретился с МакДарой. Теперь там было полно народу. Посетители сидели за столиками, потягивали «Саличе Салентино»[17] и обсуждали прошедший рабочий день. У меня разболелась голова. Мне хотелось поскорее попасть домой, но МакДара был для меня чем-то вроде рудимента прошлой жизни, вооруженного стрелами свободы, маленькими оперенными символами освобождения, и казалось, что, когда наши разговоры станут превращаться в почти бессвязную болтовню с перекрикиваниями, мы плюнем на все и поедем с надувными лодками на пороги или отправимся в горы кататься на лыжах, будем, как в каком-нибудь рекламном ролике к фильму, пролетать на фоне невыносимо синего неба, вздымая за собой клубы белого снега. С Лелией больше хотелось думать о домашнем уюте и тепле.
— Происходит какая-то лажа, — закричал он мне на ухо, когда мы уселись за шаткий столик в углу и принялись за соленый миндаль.
— Что именно? — поинтересовался я.
— Купи мне выпить, — попросил он. — Мне нужно промочить горло. Блин, здесь так шумно!
Я послушно пристроился к очереди за выпивкой. В бар вошли мои коллеги, завязался обрывочный разговор. Интересно было пообщаться с людьми из новостийного отдела. Мысль о том, что всего несколько часов назад здесь, в этом самом кафе, сидела Сильвия, уже не беспокоила меня, показалось непонятным, почему мысль о ней вообще промелькнула в голове. Сейчас на ее месте восседал гигант МакДара, успешный, но непокорный сын итальянки и шотландца, работавших в кафе. Он был настолько же крепок, насколько она хрупка.
— Ну ладно, — сказал я. — Давай, рассказывай.
— В этом помещении придется найти рупор, чтобы поделиться секретом, — недовольно крикнул он.
— Хватит тебе. Говори мне на ухо.
— По-моему, у меня завязывается роман.
— Да ты что?! — искренне поразился я. Страх, удивление и, совершенно неожиданно, крупицы удовольствия по очереди пронеслись у меня в душе.
Он не спешил продолжать. Мой старый друг был невесел, его нижняя челюсть, покрытая порослью щетины, ходила так, как у родителя, расстроенного поведением ребенка. Я подумал о Катрин, которая сейчас дома ждет его возвращения с работы, гордая, независимая и в то же время женственная, с гладкой светлой кожей и непоколебимой любовью к неистовому МакДаре.
— Не может быть!
— Я уверен, — сказал он. — Не знаю, как…
— Ну, продолжай, продолжай.
— Как мне от этого избавиться, я хотел сказать.
— О Боже!
Он замолчал.
— Слушай, МакДара.
— Да знаю я.
— Кто она? Это та… как бишь ее… Ну та старая гламурная крыса, с которой ты работаешь?
— Ты что?! Нет, конечно. С ней это так, легкий флирт. Ничего серьезного.
— А с этой, значит, серьезно? Так кто же она?
— Никто.
— Ясно. Дух бестелесный. Никто. Кто?
Он затряс головой.
— Ты имеешь в виду, что я ее не знаю?
Он кивнул.
— И как вы с ней встретились?
— Господи, да как обычно, через друзей чьих-то друзей или типа того. Не спрашивай, кто она. Если я тебе не расскажу, ты не сможешь случайно о ней проболтаться Катрин.
— А так меня хлебом не корми, дай поболтать с ней о твоих делах! «О, привет, Катрин, да, да, все хорошо, спасибо. У МакДары роман с одной женщиной. Чернявая, фигуристая, зовут так-то… тра-та-та».
— Кончай! — не выдержал он.
Я представил себе реакцию Катрин. Ей уже довелось пережить проблемы с алкоголизмом, неудачный брак, но, несмотря на это, она всегда оставалась спокойной, почти по-матерински заботливой. Она была одной из тех девушек, потомков кельтов, природная окраска которых всегда мне нравилась, — белая кожа и черные волосы длиной ниже талии. Мне почему-то казалось, что измена вернет ее в прежнее, не такое уравновешенное состояние.
— А ты что, все время ни разу? — сказал я. — Что-то я не могу вспомнить… Хотя нет, было же, Казанова хренов!
— Только раз, — выдохнул он. — Один перепих, всего-то. Я ее после этого ни разу не видел. За все восемь лет. И это все. Просто это не мое. Полное безумие.
— И что ты собираешься делать?
— Попытаюсь выбросить ее из головы.
— Только ничего у тебя не выйдет, жеребец ты наш.
Он покачал головой. На верхней губе на щетине блеснула капля вина.
— Как тебе удается с ней встречаться? — спросил я.
— Мы редко встречаемся. Все это только недавно закрутилось. Мы это… разговариваем. Звоним друг другу, и все дела. Она держит меня за самые яйца. Я тебе клянусь. Я хочу со всем этим покончить.
— Что ж, может быть, — произнес я и закашлялся. — Может быть, так действительно будет лучше.
— Но я не могу, — тут же возразил он, качая головой. — Сделай что-нибудь, заставь меня! — взмолился он, подняв на меня глаза, печальные, как у старой собаки.
Я рассмеялся.
— Попробую, — сказал я и сделал большой глоток вина. — Хотя, если честно, мне было бы намного интереснее, если бы ты сам это сделал. Я бы с удовольствием послушал твои рассказы, а сам бы остался чистеньким и довольным. Мы могли бы общаться каждый день.
— Ну ты и гад, — сказал он.
— Ладно, мы разыграем комбинацию в двенадцать ходов. В день по ходу. Завтра ей не звони и не пытайся встретиться, вечером сообщишь мне, как успехи. Я буду держать тебя в ежовых рукавицах. Для тебя этого будет достаточно, потому Что ты в душе немного извращенец, ну и в конечном итоге ты сбережешь свою совесть, брак, социальное положение и т. д., и т. п.
