Жозеф Кессель - Дневная Красавица
Мужчина был без пиджака. Широкие подтяжки подчеркивали округлость его брюшка. На жирной и слабой шее сидела лысеющая голова с добродушным самодовольным лицом.
— Привет, моя красивая, — сказал он, помахав слишком маленькими ступнями в ярких носках, — выпей-ка с нами и с нашей старой подругой Анаис бокал шампанского. Разумеется, после того завтрака, который я слопал, водочка пошла бы лучше, но Матильда (он указал на довольно щуплую женщину, которая, сидя на кровати, заканчивала одеваться) хочет шампанского. Она хорошо поработала, а я человек не черствый.
Господин Адольф проводил взглядом госпожу Анаис, которая пошла за вином.
Ее крепкая, хорошо сложенная фигура вызвала у него вздох сожаления.
— Тебе что, хочется еще? — спросила Шарлотта, которую продолжал ласкать коммивояжер.
— Ах, клянусь, хоть вы меня и утомили, но ради нее я бы забыл про усталость.
Матильда ласково заметила:
— Забудь об этом, это нехорошо. Госпожа Анаис слишком приличная. Займись-ка лучше новенькой. А то видишь, она даже не решается сесть.
— Дневная Красавица, миленькая, — сказала госпожа Анаис, возвратившаяся с бутылкой и бокалами, — помогите мне немного с приборами.
— А у нее и в самом деле вид юной девушки, — заметила Шарлотта. — Из-за костюма, наверное, правда же?
Она подошла к Северине и очень приветливо сказала ей на ухо:
— Знаешь, надо носить платья, которые снимаются как рубашки. С этим ты будешь терять уйму времени.
Коммивояжер услышал последнюю фразу.
— Нет, нет, — закричал он, — малышка права. Этот костюм здорово ей идет. Подойди-ка покажись поближе.
Он притянул Северину к себе и прошептал возле ее шеи:
— Тебя, наверное, раздевать — одно удовольствие.
Но тут вмешалась госпожа Анаис, обеспокоенная выражением, внезапно появившимся на лице Северины:
— Дети мои, шампанское станет теплым. За доброе здоровье господина Адольфа!
— Такое и у меня мнение, я его разделяю, — сказал тот.
Северина слегка заколебалась, когда тепловатый и слишком сладкий напиток коснулся ее губ. Она вдруг мысленно увидела молодую женщину с обнаженными плечами — саму себя, сидящую возле красивого нежного мужчины по имени Пьер, и эта женщина выбирает самое сухое вино, но даже самое холодное вино всегда кажется ей недостаточно холодным. А сейчас Северина чувствовала себя обреченной делать то, что от нее ожидают, и допила свой бокал. Бутылка быстро опустела, за ней — еще одна. Шарлотта долгим поцелуем поцеловала Матильду в губы. Госпожа Анаис без конца заливалась своим добропорядочным смехом. Шутки господина Адольфа претендовали на эффект остроумной непристойности. Молчала одна лишь Северина, которая никак не могла опьянеть. Неожиданно господин Адольф схватил ее за талию и посадил к себе на жирные ляжки. Она увидела совсем рядом его влажные глаза, услышала, как его голос размягченно прошептал:
— Дневная Красавица, теперь твой черед. Мы будем вместе счастливы.
И снова выражение лица Северины стало таким, каким ему не следовало бы быть в доме на улице Вирен, и снова госпожа Анаис предотвратила вспышку гнева, который женщина по прозвищу Дневная Красавица не могла позволить. Она отвела Адольфа в сторону и сказала ему:
— Я сейчас уведу на минуту Дневную Красавицу, но потом не будь с ней слишком резким, а то она совсем новенькая.
— У тебя?
— Не только у меня, но и вообще. Она никогда не работала в домах.
— Значит, я буду первый? Ну спасибо, Анаис.
Северина вновь оказалась в комнате со шкафом и столиком для рукоделия.
— Ну что, моя маленькая, думаю, вы довольны, — проговорила госпожа Анаис. — Не успели войти, как вас уже выбрали. И потом — мужчина щедрый, воспитанный. Не волнуйтесь, господин Адольф не слишком требовательный. Просто будьте покладистой, и пусть он сам занимается вами — ему больше ничего и не надо. Туалетная комната налево, но входите одетой; вот так, как есть. Он приметил вас благодаря вашему английскому костюму. И будьте немного поулыбчивей. Нужно, чтобы они всегда думали, что женщине хочется так же, как и им.
Северина, казалось, не слышала ее. Втянув голову в плечи, она дышала с трудом. Этот прерывистый шум был теперь у нее единственным проявлением жизни. Госпожа Анаис мягким, но решительным жестом подтолкнула ее к двери.
— Нет, — сказала вдруг Северина, — нет, это бесполезно. Я не пойду.
— Э, милая моя, вы что это, вы где, по-вашему, находитесь?
Хотя чувствительность Северины была притуплена, она содрогнулась всем телом. Она никогда бы не подумала, что в любезном голосе госпожи Анаис может прозвучать такая твердость и что ее ясное лицо вдруг может стать таким властным, даже жестоким. Но дрожь, пробежавшая по телу Северины, возникла не от страха и не от негодования, а из-за нового ощущения, примитивного и восхитительного, которое пронзило ее всю до кончиков пальцев. Она всегда жила со спокойной гордостью в душе, что никто и никогда не смеет ее ни в чем ущемить. И вот только что содержательница борделя прикрикнула на нее, словно на какую-то провинившуюся служанку.
Но Северина, чтобы испить до самого дна сильнодействующий напиток унижения, повиновалась.
Господин Адольф этот короткий промежуток времени даром не терял. Он сложил свои брюки и артистично расположил подтяжки на круглом столике. За этим занятием Дневная Красавица его и застала. Увидев коммивояжера в длинных пестрых трусах, она столь явно попятилась назад, что господин Адольф поспешил встать между нею и дверью.
— А ты, милочка, и в самом деле дикарка, — сказал он с удовлетворением. — Но видишь, я умею жить, я выпроводил остальных. Вдвоем у нас будет больше задушевности.
Коммивояжер подошел к Северине, и она увидела, что он ниже ее ростом. Господин Адольф взял ее за подбородок и спросил:
— Так, значит, это правда, что ты впервые делаешь это не с возлюбленным? Что, денежки понадобились? Нет? Ты хорошо одета, но это еще ни о чем не говорит. Тогда… может быть… мы любим немножечко порок?..
Отвращение Северины было таким сильным, что она вынуждена была отвернуться, чтобы не поддаться искушению и не ударить что есть силы по этому чересчур бледному лицу.
— Ты стыдишься, подумать только, ты стыдишься, — шептал господин Адольф, — но ты получишь удовольствие, вот увидишь.
Он хотел снять с Северины жакет, но она резким движением увернулась от него.
— Это и в самом деле не липа! — воскликнул господин Адольф. — Ты возбуждаешь меня, милая, ты возбуждаешь меня.
Он попытался было обнять Северину, но удар в грудь заставил его отступиться. На какую-то долю секунды он опешил, но желание раздосадованного мужчины, который платит, произвело в нем перемену. Он схватил женщину за запястье и, приблизив к ней побледневшее от ярости лицо, выговорил:
— Ты уж часом не сумасшедшая ли, а? Я люблю немного пошутить с потаскушками вроде тебя, но это уж слишком.
И в этот момент жуткое сладострастие, подобное тому, которое она ощутила несколько минут назад, но только еще более жгучее, лишило Северину всякой силы к сопротивлению…
Она выскочила из дома, едва успев привести в порядок одежду, не слушая обвинений и упреков госпожи Анаис. Удовольствие от испытанного ею унижения мигом рассеялось, как только к ней прикоснулся тот, кто вызвал его. Господин Адольф взял ее лишенной признаков жизни.
Северина бежала по влажным сумеречным набережным, по шумным широким улицам, которые она не узнавала, по площадям, громадным, как ее отчаяние, заполненным кишащими гусеницами, столь же бесчисленными, как и те, что терзали ее мозг, бежала прочь от улицы Вирен, от господина Адольфа, от того, что натворила, и, главное, от того, что ей еще предстояло сделать.
Она не хотела больше думать об этом — настолько ей казалось недопустимой сама мысль, что вот сейчас она возвратится к себе домой и найдет там все на своих местах. Она шагала все быстрее и быстрее, не думая о направлении, словно важно было лишь количество сделанных шагов, словно она хотела увеличить все труднее преодолеваемое пространство между нею и ее квартирой. Так она шла, то пробираясь сквозь плотную толпу, то плутая по безлюдным переулкам, как затравленный зверь, бегом своим пытающийся унять боль в ранах. Наконец усталость остановила ее. Она прислонилась к какой-то стене, спрятавшись в тени. И тут ее сознание опять наполнили удручающие картины. Снова пытаясь освободиться от них, она зашагала дальше. На этот раз изнеможение одолело ее очень быстро. И тогда она предалась воспоминаниям о прожитом дне. Северина все перебирала и перебирала их, так как они по крайней мере защищали ее от необходимости принять какое-то решение.
Но мало-помалу они перестали заполнять ее сознание. Фантастическими пятнами у нее перед глазами проплыли подъезд дома, взгляд консьержа, улыбка горничной, зеркала, отражающие лицо, зацелованное воспаленными губами господина Адольфа. Немедленно бежать назад, к госпоже Анаис, и попросить у нее приюта на всю жизнь, на все ночи и дни.
