Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Расплата за прошлое
— Сначала поцелуй меня. И передавай привет Лоре и старине Жоссу. Приходи завтра, поболтаем о моих ребятах… и о фабрике, на которой мы когда-то вкалывали, наполовину оглохнув от грохота машин и водопада, но в бодром настроении, да!
Киона коснулась губами его щеки, между темной бородой с проседью и левой скулой, обветренной и загорелой. Довольный Жозеф проводил ее взглядом, пока она поднималась по улице Сен-Жорж с прыгающими в такт шагам золотистыми косами. Вскоре она исчезла за небольшой заброшенной постройкой. Прежде чем вернуться в Маленький рай, ей требовалось побыть одной.
— Что происходит? — вслух спросила она.
Это началось еще на крыльце Маруа: странное ощущение страха и стеснения в груди, которое никак не проходило. Кионе чудилось, что она слышит чей-то зов, но приглушенный и неясный. Ее пальцы сжали амулеты, которые, казалось, потеряли свою защитную функцию.
— Я могла их снять ненадолго, всего на минутку, — сказала она себе с помрачневшим взглядом. — Может, мне хотят показать что-то очень важное… Нет, не нужно этого делать. Я не хочу!
Дрожа от тревоги, сердитая на саму себя и весь мир, она топнула ногой.
— Хватит, меня здесь нет! Я ничего не услышу, ничего не увижу!
Со сжавшимся сердцем она заткнула себе уши. Но это не мешало глухим ударам раздаваться в ее голове, как если бы кто-то стучал в закрытую дверь, умоляя открыть.
— Нет, нет… Папа! — испугалась она, бросившись бежать.
Зов заставил ее резко остановиться. «Киона!» Кто-то прокричал ее имя. Однако вокруг не было ни души. Внезапно она поняла.
— Мин! Это наверняка Мин! Она напугана или расстроена…
Без дальнейших колебаний девочка сдернула через голову кожаный шнурок, осторожно повесив ожерелье с амулетами на ветку розового куста. Тут же ее посетило молниеносное видение, продолжавшееся от силы две секунды. Эрмин сидела на очень красивой кровати с задумчивым выражением лица, освещенного мягким светом лампы в розовом абажуре.
— Она в отеле, у нее все в порядке. — Испытав бесконечное облегчение, Киона поспешно надела свои амулеты обратно. Она не заметила следов слез на щеках сводной сестры.
Мэн, тот же вечерЭрмин с удивленно-задумчивым видом сидела на кровати, слушая доносившуюся до нее музыку, одновременно близкую и далекую, словно где-то за стенами комнаты играл оркестр. Уже многие годы ее страсть к пению неразрывно связывала ее с миром музыки. Мгновенно успокоившись, она узнала мелодию.
— Я знаю, это «Танец феи Драже» из «Щелкунчика». Спасибо, Господи! О, я так люблю эту музыку!
Перед ее глазами вновь возникли балерины Парижской оперы, репетирующие на сцене в своих восхитительных белых пачках, эти воздушные, грациозные танцовщицы, похожие на цветы, выскользнувшие из букета, — их антраша[39] прекрасно гармонировали с этим созвучием нот. Не пытаясь что-либо понять. Эрмин погасила лампу на тумбочке и закрыла глаза, испытывая восторг: перед ней кружились балерины. Эрмин счастливо улыбалась, чувствуя поистине детскую радость. Но в следующую секунду раздался легкий шорох, вырвав ее из этого состояния. Маленькая розовая дверь была приоткрыта. Музыка теперь звучала громче и ближе.
— Кто здесь? — спросила она.
Одним прыжком она вскочила с постели. Кто-то пришел ее спасти! С босыми ногами Эрмин выскользнула за дверь и обнаружила длинный коридор со стенами, обтянутыми красным бархатом; он освещался позолоченными бра в форме горящих факелов.
Все более заинтригованная, она пошла вперед, к повороту коридора. Хрустальные, жизнерадостные аккорды «Танца феи Драже» раздавались все громче. Испытывая странное ощущение нереальности, молодая женщина отодвинула занавес такого же алого цвета, как и стены.
— О нет! Нет, мне все это просто снится!
Эрмин оказалась на театральной сцене довольно скромных размеров, которая возвышалась над небольшим залом, меблированным красными креслами, с расположенным сверху полукругом лож. Большая люстра с хрустальными подвесками сверкала тысячью огней, прожекторы бросали голубоватый свет на картонные декорации, изображающие деревню на фоне леса и кусок бледного неба, усеянного фальшивыми облаками.
Это было настолько неожиданно, что певица на какое-то время замерла на месте с открытым ртом. Наконец она очнулась и снова позвала:
— Есть здесь кто-нибудь?
— Эрмин! — раздался глухой голос с нотками отчаяния. — Эрмин! Нужно петь, петь для меня одного.
От звука этого голоса молодая женщина вздрогнула. Она узнала его.
— Родольф? Где вы? — спросила она. — Что я здесь делаю? Где мы находимся?
— Разве это так важно? Сцена готова, ты снова сыграешь Маргариту, ведь именно эта роль принесла тебе славу.
Эрмин вгляделась в полумрак, наполнявший зал, затем перевела взгляд на ложи, пока не до конца понимая ситуацию.
— Да где вы, Родольф?! — крикнула она, чувствуя, как ее охватывает гнев. — Почему вы прячетесь?
— Эрмин, не бойся! Я о тебе позабочусь. Вдвоем мы будем сильнее всего мира.
Музыка Чайковского по-прежнему звучала в зале, но она утратила свою успокаивающую магию. Молодая женщина начинала понимать, что произошло. Родольф наверняка ее похитил, иначе бы он не вел себя так. К тому же он обращался к ней на «ты», и эта фамильярность не сулила ей ничего хорошего. Она отступила назад и бросилась к занавесу, окаймлявшему сцену, наугад раздвинув его. Выскользнув в коридор, она быстрым шагом вернулась в розовую комнату, захлопнула дверь и не без труда придвинула к ней комод.
— Что ему от меня надо? — всхлипнула она, злясь на себя за то, что так доверяла этому мужчине.
Растерянная, дрожащая, она удерживала комод возле двери, ведущей в «театр».
— Ничего не бойтесь, Эрмин! — неожиданно послышался голос Метцнера с другой стороны. — Я не причиню вам зла, никогда. Я слишком люблю вас.
Раздался звук закрываемой задвижки. Эрмин попятилась назад, держась руками за грудь, поскольку сердце ее отчаянно колотилось, и бросилась на кровать. Съежившись под одеялом, она горько заплакала.
* * *Вернувшись в гостиную, Родольф принялся нервно расхаживать по комнате под растерянным взглядом своей кузины. Анни присела на край кресла, словно готовая в любой момент вскочить с него.
— Эрмин просто испугалась, ничего больше! — наконец сообщил он. — Я думал, ей понравится мой маленький театр. Какой же я глупец! Все эти перемены слишком тяжелы для нее. Я должен с ней поговорить, объяснить ей, как сильно я ее люблю. Наверное, не стоило торопить события в этот вечер. Но мне так хотелось доставить ей удовольствие! В прошлом году, во время нашей встречи в поезде, мы разговаривали о балете Щелкунчик». Я ничего не забываю, я знал, что она любит эту музыку. Эрмин заслуживает жизни принцессы, легкой, беспроблемной. Я купил ей роскошные платья, дорогие украшения. Ах! Нужно, чтобы завтра ты испекла ей какой-нибудь вкусный торт или пирог, традиционный для ее краев, — она его обожает, но его название вылетело у меня из головы. Мы должны ее баловать, Анни, нужно показать, что только здесь она может быть счастлива.
Старая дева нахмурилась со скептическим видом. Она пристально смотрела на Родольфа. Его вид внушал ей все большую тревогу.
— И все же зря ты похитил эту молодую даму! Я даже не решаюсь слушать радио. Наверняка будут говорить о ее таинственном исчезновении.
— Пока нет. Она должна вернуться домой только завтра, точнее, не домой, а к своей матери, в Валь-Жальбер. Еще несколько дней никто не станет поднимать тревогу. У известной певицы могут появиться неотложные дела.
Как только Родольф возвращался к своему плану, который разрабатывал несколько месяцев, он тут же обретал хладнокровие и ясность мысли.
— И хватит меня раздражать своими причитаниями! — жестко добавил он. — Все будет хорошо, я в этом уверен. Она здесь, рядом со мной. Все остальное не имеет значения. И я хочу только одного: входить в ее комнату, любоваться ею спящей, как сегодня утром, гладить ее лоб и щеки…
Он замолчал, опьяненный своим любовным бредом. Анни встряхнула головой и сообщила:
— Я иду спать. Тебе тоже было бы неплохо немного поспать, желательно без твоих таблеток. У меня на душе неспокойно. А если она снова начнет стучать в дверь и звать на помощь?
— Кто ее услышит, кроме нас? Разве только кот?
Он рассмеялся, испытывая счастье при мысли, что предмет его обожания находится здесь, совсем рядом, и они отрезаны от всего мира.
— Главное, отнеси ей завтрак пораньше. Чай, кофе и сдобные булочки.
— С кувшинчиком молока? С сахаром?
— Да, и с розой в маленькой вазе.
Несколько часов спустя поднос с завтраком был готов. Анни поднималась с первыми лучами солнца, чтобы успеть сделать все домашние дела. Она скрупулезно расставила все необходимое на подносе, сожалея о присутствии в доме этой молодой женщины, которая в буквальном смысле свела ее кузена с ума. Эти тягостные мысли омрачали ежедневные хлопоты, которые ей никогда не надоедали.
