Джилли Купер - Гарриет
На столике рядом с креслом стояло несколько фотографий. На двух были дети - мальчик и девочка, оба очень красивые, с длинными светлыми волосами и темными, чуть раскосыми глазами. На третьей - снятая в полный рост скаковая лошадь. Кори Эрскин считался когда-то одним из лучших жокеев-любителей, вспомнила Гэрриет. С последней, четвертой фотографии, на нее смотрела знаменитая Ноэль Белфор. В своих символических бикини она сама напоминала красивую, холеную лошадь. Длинные ноги, красивое тело, маленькая голова это была настоящая, классическая красота. В эти золотисто-карие глаза и большой чувственный рот влюблялись зрители всего мира.
Интересно, а что из себя представляет тот, с кем так долго и так счастливо - если верить женским журналам - жила Ноэль Белфор? Гэрриет с любопытством покосилась на хозяина. Его лицо поразило ее своей каменной неподвижностью. Широкие скулы и внимательные, чуть раскосые глаза делали его похожим на индейца. Точно, индеец, подумала Гэрриет, - такой же загадочный, непроницаемый и такой же далекий от страстей цивилизации, как они. Когда телефонный разговор подошел к концу, зимнее солнце из окна, упав на лицо Кори Эрскина, высветило его нездоровую бледность, глубокие складки у рта и проседь в длинных темных волосах.
- Простите, что заставил ждать. - Он взялся за недопитую бутылку виски. - Выпьете?
Гэрриет помотала головой. Последний раз она ела вчера в обед, и один "стаканчик", вроде того, какой Кори Эрскин налил себе, нокаутировал бы ее в два счета.
Но, когда он подвинул к ней свой портсигар, она все же соблазнилась и вытянула сигарету, хотя и знала, что во время собеседования обычно не следует курить. Сигарета в ее пальцах дрожала, и ему пришлось придержать ее руку, чтобы она смогла прикурить.
Выпрямившись, он довольно долго разглядывал ее.
- Я вижу, вы еще не оправились после родов, - сказал наконец он. Сколько вашему ребенку?
- Три месяца, - поспешно ответила Гэрриет. - Сначала я и правда какое-то время не могла оклематься, но теперь уже все в порядке.
- Кто отец?
Гэрриет вспыхнула.
- Чего вы боитесь? - усмехнулся он. - Думаете, как только вы откроете мне его имя, я тут же встану на роликовые коньки, схвачу мегафон и поеду кричать о вашей тайне на всех перекрестках?
- Он студент-старшекурсник, - сказала Гэрриет. - Зовут Саймон Вильерс.
Даже теперь, спустя почти год, от одного звука этого имени у нее пересохло во рту, и горло тоскливо сжалось.
Кори Эрскин удивленно вскинул голову.
- Саймон Вильерс? Такой красивый светловолосый мальчик с туго набитым кошельком? Он еще, кажется, метит в актеры?
У Гэрриет сильнее задрожали руки.
- Вы его знаете?
- Да, мы сталкивались. Этим летом я читал в Оксфорде несколько лекций по драматургии. Саймону Вильерсу поручили меня опекать.
- И как он вам? - сдавленным голосом спросила Гэрриет.
- Весьма доволен собой. А разве вы его не видите? Он вам что, не помогает?
- Он дал мне деньги на аборт, но в последнюю минуту я струсила, вместо аборта заказала себе контактные линзы и родила ребенка.
- Он знает?
- Я написала ему, но он не ответил - возможно, был за границей. Хотя это не имеет значения, он ведь меня не любил.
- Родители тоже не помогают? - спросил он.
- Они согласны помочь, но только при условии, что я отдам Уильяма - так зовут моего сына - на усыновление, а я даже подумать об этом не могу.
- Где он сейчас?
- Я оставила его у подруги - до вечера.
От голода у нее явственно заурчало в животе. Кроме того, она чуть не по пояс провалилась в мягкое желто-лимонное сиденье и в этой позе с задранными ногами чувствовала себя довольно нелепо.
Кори Эрскин задумчиво разбалтывал лед в стакане виски.
- Стало быть, вы хотите смотреть за моими детьми?
Гэрриет кивнула, изо всех сил стараясь не показать, как сильно она этого хочет.
- Вот они, - он кивнул на фотографии. - Джону восемь лет, Шатти пять. Вы наверняка читали в газетах байки про нашу с Ноэль семейную идиллию - так вот, все это вранье, и нашим детям с нами пришлось несладко. С тех пор, как родился Джон, Ноэль никак не может решить, разводиться ей со мной или нет, а дети, как водится в таких случаях, превратились в предмет спекуляции. Теперь она наконец-то остановила свой выбор на Ронни Акленде, - в его голосе появились жесткие, почти металлические нотки, - и мы занимаемся разводом.
Мне часто приходится надолго уезжать, - продолжал он. - Но дети постоянно живут у меня, в старом фамильном доме в Йоркшире. Из-за того, что Ноэль не умеет уживаться с людьми, няни у нас менялись, как в ускоренном кино. Я хочу, чтобы мои дети наконец-то почувствовали себя спокойно и уверенно, а для этого им нужен кто-то добрый, любящий, надежный и, главное, постоянный.
Договорив, Кори Эрскин поднял глаза. Перед ним сидело жалкое, бледное создание, совершенный заморыш: длинные, растопыренные по-жеребячьи ноги, темные волосы, стянутые на затылке черной мятой лентой, не правильные черты лица, огромные испуганные глаза, пухлые, как у ребенка, дрожащие губы.
- А вы хорошо себе представляете, на что идете? - спросил он. - У нас ведь там страшное захолустье, почти что край света, и местные жители разговаривают только об охоте. Сам я езжу туда работать, потому что там спокойнее, чем в Лондоне, но вы - сможете ли вы целиком посвятить себя моим детям? Если нет, то вряд ли стоит и пытаться. Сколько вам лет?
- Почти двадцать, - сказала Гэрриет.
- Но миссис Гастингс говорила что-то про университетскую степень?
- Она преувеличила. Когда я забеременела, мне пришлось бросить университет.
- Вот как? А вообще-то вам приходилось раньше смотреть за детьми?
- Мои знакомые довольно часто оставляли со мной детей, когда уходили.
- Но я понял, что вы как будто уже работали у миссис Гастингс - если, конечно, это не очередное ее преувеличение. Сколько вы продержались на предыдущей работе?
- Только один вечер, - чуть слышно ответила Гэрриет, водя носком туфли по ковру. - Я должна была вести хозяйство у одного человека, за городом.
- Ну и?
- Он... В первый же вечер он попытался меня изнасиловать.
Кори Эрскин приподнял брови.
- Лихо. И как же он это проделал?
- Вошел в мою спальню, как только я выключила свет, и...
- И вы решили оказать ему достойное сопротивление? Ну что ж, похвально.
Гэрриет вспыхнула, сердясь на самое себя: зачем она это говорила? Рассчитывала на сочувствие? Напрасно. Лицо Кори Эрскина ничего не выражало.
- А что ваш ребенок? - спросил он. - Много плачет?
Она вздохнула. Во всяком случае, можно говорить правду, все равно этой работы ей не видать как своих ушей.
- Да, много. Дети ведь как барометры, показывают настроение тех, кто с ними рядом. То есть... - Она запнулась. - Будь мне хорошо, наверное, и он был бы гораздо спокойнее. Но я уже забыла, когда мне в последний раз было хорошо.
Но Кори Эрскин уже не слушал ее. Отвернувшись к пишущей машинке, он отыскал нужное ему место на странице, провернул каретку назад и одним пальцем впечатал туда несколько слов.
Чурбан бесчувственный, подумала Гэрриет.
- Ну что ж, в конце концов, это ваши проблемы, - не оборачиваясь, сказал он. - Будете жить с ним в дальней комнате. Там его никто, кроме вас, не услышит.
Гэрриет открыла рот от удивления.
- Вы, я слышал, умеете готовить и водить машину? - продолжал он.
Гэрриет кивнула.
- Вот и хорошо. Не волнуйтесь, вам не придется везти на себе все хозяйство - этим у нас занимается миссис Боттомли. Она живет с нами много лет, но смотреть за детьми ей уже не под силу. Джон учится в подготовительной школе, он приезжает домой только на выходные. Шатти, младшая, ходит в школу на полдня. Вы должны будете возить их туда и обратно, смотреть за ними, когда они дома, следить за их одеждой, готовить для них словом, все, что нужно. Завтра я уезжаю во Францию и пробуду там не меньше месяца, но когда вернусь, собираюсь пожить какое-то время дома: мне надо будет закончить пару рукописей.
- То есть... вы хотите сказать, что вы меня берете? - дрожа от волнения, спросила Гэрриет.
Он кивнул.
- Я только не уверен, понравится ли вам у нас.
- Понравится ли мне, - медленно повторила она. - Это все равно, что спрашивать утопающего, понравится ли ему спасательный круг.
Только теперь Кори Эрскин впервые улыбнулся, и Гэрриет поняла, чем этот человек мог покорить когда-то саму Ноэль Белфор.
- Думаю, вам лучше всего выехать в воскресенье, - сказал он. - Самый удобный поезд в двенадцать дня. Я договорюсь, чтобы в Лидсе вас встретили. А теперь, если вы меня извините, - мне до отъезда надо еще много чего доделать.
- Я... не знаю, как вас благодарить, - пролепетала она. - Я все сделаю, чтобы вашим детям было хорошо. - Вставая, она покачнулась, но все же успела ухватиться за край стола.
- Вы должны начать как следует питаться. - Кори Эрскин вынул чековую книжку. - Вот, двадцать фунтов на проезд, двадцать пять аванс за первую неделю. - И он вручил ей чек на сорок пять фунтов.
