Мэри Кэттон - Роза в снегу
— Ну-ну, — пробормотал Алан.
Он неуверенно обнял рукой маленькое тельце и поглядел на круг серого неба над головой.
— Мистер Шеридан! — позвала Эмма. — Вы меня слышите? Хью в порядке?
— Лучше, чем я, — пробормотал он. — По крайней мере, он сухой.
После длительных манипуляций Алану удалось вызволить Хью, вначале поставив его себе на плечи, а потом ухватив за лодыжки и приподняв настолько, чтобы Эмма и Бриггс смогли дотянуться до его рук. Послышался хор радостных возгласов, которые стали постепенно удаляться.
— Эй! — закричал Алан. — А как же я? Эй, есть там кто-нибудь?
Через несколько секунд над краем провала появилась голова Бриггса, и он крикнул:
— Вам подать руку, сэр?
С большим трудом Алану удалось отыскать опору для ног среди острых камней, чтобы подняться выше и дотянуться до протянутой руки Бриггса. Выкарабкавшись на поверхность, Алан мгновенно заледенел на пронизывающем ветру. Сняв с себя плащ, Бриггс накинул его Алану на плечи. Далеко впереди Эмма и Хью уже садились в карету.
Внутри кареты было значительно теплее. Пока лошади неслись в сторону Кортни-холла, Эмма держала сына на коленях и растирала ему руки и ноги. Румянец постепенно возвращался на лицо мальчика, а дрожь утихала. Но Эмма все равно крепко прижимала его к себе, то и дело целуя маленькую головку и время от времени поднимая глаза на Алана.
— В конце концов, хорошо, что я поехал с вами, — сказал он.
— Если б вы не поехали, — парировала она, — этого бы не случилось.
Его брови взметнулись вверх.
— Фактически, — продолжала Эмма уже более ровным голосом, — вы отвлекли меня.
— Я сижу здесь, мокрый, грязный, закоченевший, и вы еще меня обвиняете? Посмотрите на меня, — добавил он, взмахнув оцарапанными руками. Его рубашка была разорвана в нескольких местах.
Хью, поерзав, сел, затем посмотрел прямо на Алана и протянул ручки.
Снова воцарилась тишина. Карета покачнулась. Алан нахмурился. Не говоря ни слова, Хью соскользнул с материнских колен и залез к Алану. Прижав свою маленькую головку к груди мужчины, он продолжать взирать на него большими серо-зелеными глазами.
— О боже, — пробормотал Алан, ощутив, как что-то слабо шевельнулось у него где-то в области сердца. Несомненно, страх… или даже неприязнь, ибо для него дети всегда были вынужденным неудобством, необходимым главным образом для продолжения рода.
Эмма ничего не сказала, лишь наблюдала за ними с напряженностью, граничащей с паникой.
И все же было в этом что-то еще. Какое-то пробуждение.
Она забрала мальчика с колен Алана, когда карета остановилась у парадных дверей Кортни-холла. Эмма понесла Хью на руках, а Алан, немного помедлив, вошел следом как раз в тот момент, когда Рита подошла к сестре и племяннику у подножия лестницы. Она словно выпорхнула из какого-то парижского салона, в облаке жемчужного шелка, окаймленного черным кружевом, резко контрастирующего с простым коричневым платьем Эммы.
— Что ты делаешь?! — воскликнула она с негодованием.
— Хью упал в какую-то ужасную яму, и…
— Ты испачкала грязью весь пол, Эм! Посмотри, что ты натворила! Маркиз Ламберт должен с минуты на минуту быть здесь!
Держа на руках Хью. Эмма повернулась к сестре:
— Разве ты не слышала, что я сказала, Рита? Хью мог погибнуть. У тебя что, совсем нет жалости? Ни капли участия к этому ребенку? Силы небесные, Рита, иногда я начинаю всерьез сомневаться в твоей порядочности.
Она повернулась и понесла ребенка вверх по лестнице. Только тогда Рита заметила Алана, стоящего у дверей. Она пришла в ужас.
— Не припомню, чтобы приглашала тебя войти, — прошипела она. — Убирайся из этого дома, ты слышишь? Вон отсюда!
— В чем дело, милая? Боишься, что мое присутствие расстроит маркиза? — Он засмеялся, и злость заблестела в его глазах. — Ты покорила его своей невинностью? Насколько я помню, у тебя это неплохо выходит.
Рита вспыхнула:
— Убирайся немедленно!
— А если не уберусь?
— Тогда я прикажу вышвырнуть тебя вон.
— А кто мне помешает подождать Ламберта на дороге? Может, рассказать ему, что у его ангельской возлюбленной родинка в форме сердца на внутренней стороне левого бедра и…
— Шантажист! — в ярости выкрикнула она. — Чего ты хочешь, чтобы больше никогда не появляться на пороге этого дома? — Внезапно Рита задумалась, затем глаза ее сузились. Приблизившись к нему вызывающей походкой, она попыталась неуверенно улыбнуться.
— Не трудись, — отрезал Алан. — Ты мне совершенно безразлична.
— Ненавижу тебя, — зло прошипела она.
Он подмигнул ей, поправил рукава грязного сюртука и решил, что хватит с него этих Кортни на сегодня.
— Мистер Шеридан!
Оглянувшись, он увидел Эмму, стоявшую возле лестницы. Рита выскочила из холла в ближайшую комнату и захлопнула за собой дверь.
— Ваш плащ, — ровным голосом произнесла Эмма и подошла к нему с аккуратно сложенной накидкой.
Он взял плащ.
Эмма отошла и скрестила руки на груди.
— Боюсь, я была неблагодарна. Вы спасли Хью жизнь. Единственным оправданием моего дурного поведения может быть то, что я позволила своему страху затмить чувство вежливости.
— В извинениях нет необходимости, мисс Кортни. Как и в вашей благодарности. Думаю, вы прекрасно справились бы и без меня. Моя заслуга лишь в том, что я свалился в яму вместо вас.
Искры веселья зажглись у нее в глазах и заиграли на губах. Черт побери, у нее красивые губы. Приятные на вид, розовые и мягкие. Алан гадал, сколько мужчин целовали их так же горячо, как он вчерашним вечером.
— Ваша одежда, — произнесли эти губы. И улыбнулись. — Я совсем забыла о ней. Если вы пришлете ее, я позабочусь, чтобы она была должным образом заштопана и выстирана, а ваши сапоги вычищены.
Алан взглянул на свои сапоги и на грязные следы, которые оставил на полу, и покачал головой:
— Нет, благодарю вас.
Не сказав больше ни слова, он резко повернулся, вышел из дома и постоял на крыльце, дрожа от холода, пока его кучер подгонял карету. Забравшись в нее, он опустился на кожаное сиденье, отодвинул бархатную занавеску и увидел Эмму, стоящую в дверях и глядящую ему вслед.
Она сняла очки.
ГЛАВА 6
В свои тридцать восемь лет Алан оставался холостяком, потому что, как ему казалось, ждал появления своего идеала. Она, разумеется, должна была оказаться сногсшибательно красивой и очень умной.
Как с этим обстоят дела у Эммы Кортни?
«Во-первых, — думал он, — мисс Кортни отнюдь не лишена привлекательности. В сущности, в соответствующей одежде и с другой прической она, пожалуй, могла бы соперничать со своей сестрой. Ум? Что ж, по словам ее отца, кое в чем она могла превзойти даже моих кембриджских профессоров по экономике. А помощь в этой области мне бы совсем не помешала».
Алан откинул голову на край ванны, затянулся сигарой и нахмурился.
Но у его жены должно быть прекрасное чувство юмора.
В этом маленьком чопорном существе — Эмме Кортни — нет ни на йоту веселости. Без сомнения, лицо ее треснет, если она попробует засмеяться.
Хотя, с другой стороны, у нее, пожалуй, было не слишком много поводов для смеха. Кто-то должен научить ее не принимать жизнь слишком серьезно… Это могло бы оказаться весьма интересным и приятным делом…
Женщина, на которой он мог бы жениться, должна быть из уважаемой семьи. Ее безупречная репутация и положение в обществе обеспечили бы ему тот успех, который всю жизнь проскальзывал у него между пальцев. Разумеется, это немыслимо. Ни одна женщина такого общественного положения не пожертвовала бы для него и минутой своего времени, не говоря уже о приданом.
И оставался еще вопрос любви.
Он верил в институт брака. И всегда представлял, что будет любить женщину, с которой проведет жизнь…
Алан взглянул на кучу грязной одежды на полу и вспомнил неловкость, возникшую от пристального взгляда мальчика. Вероятно, в этот момент он увидел мгновения из своего прошлого — мальчик без отца, сидящий рядом с мамой и спрашивающий себя, не это ли его отец…
Бедный мальчуган. Он заслуживает лучшего. Кажется вполне смышленым. Хорошенький маленький постреленок. Такой милый и ласковый, а какой храбрый! Качество, достойное восхищения. Его отец мог бы гордиться им.
Алан бросил сигару в воду, вышел из ванны, торопливо завернулся в шелковый халат и выпил подогретое вино, так как в комнате было довольно холодно.
Прошлая ночь была ужасной.
Он снова пил.
По какой-то странной причине, едва только за Эммой Кортни закрылась дверь Шеридан-холла, пустота завыла волчьими голосами из каждого темного угла. И пока Дорис храпела в его постели, он ворочался и метался в другой комнате, изо всех сил пытаясь забыть, как приятно было ощущать Эмму в своих объятиях.