Лесли Пирс - Секреты
Услышав о ракете сегодня, он даже не спросил, есть ли человеческие жертвы.
— Я не знаю, — сказал он, пытаясь взять себя в руки. — Она говорила, что собиралась пройтись с подругой по магазинам, но не сказала, в какой день и куда они собираются пойти. Почему вы думаете, что это была она?
— Мы нашли вашу визитную карточку в ее книжечке продовольственных талонов, сэр, — сказал полицейский. — Ее подруга — блондинка по фамилии Талбот?
— Да, — прошептал Майлс и тяжело опустился в кресло. — Они серьезно ранены? В какой они больнице?
— Простите, сэр, — сказал полицейский, опустив голову. — Они обе получили смертельные ранения.
— Они погибли? — Майлс в ужасе посмотрел на полицейского. — Не может быть. Наверное, это ошибка.
— Нет, сэр, это не ошибка. Сегодня было убито несколько человек и еще больше ранено. Вы не могли бы сейчас пойти со мной и опознать ее? И не можете ли вы мне сказать, кто является ближайшими родственниками другой женщины, миссис Талбот?
— Ее дочь работает здесь, в Лондоне, медсестрой, — сказал Майлс прерывистым голосом, и у него из глаз брызнули слезы. — Господи, я не вынесу! За что именно их?
Тот же самый вопрос возник в голове у Майлса во время процедуры опознания тел, и потом, когда он взял такси и отправился к Адель. Роуз и Эмили отвезли в морг так, как и нашли, они и мертвые крепко обнимали друг друга. Хотя их тела были раздавлены падающими булыжниками, лица остались нетронутыми. Каким-то непостижимым образом это утешило Майлса, потому что они обе были красивыми и немного самовлюбленными женщинами. И он любил их обеих.
Глава двадцать девятая
— Похороны всегда такие душераздирающие, но хоть дождя не было. Грустно, что ее старший сын не смог взять на сегодня увольнительную.
— Не думаю, что они ладили. Он почти не навещал мать. Но я думаю, что это его жена, вон там, разговаривает с дочерью.
Адель отодвинулась подальше, так, чтобы не слышать миссис Грейс и миссис Маккензи. Они обе жили в Винчелси и были известными сплетницами. Адель догадалась, что к тому времени, когда они выпьют вторую рюмку шерри, они даже не удосужатся разговаривать шепотом, как делали это сейчас.
Возвращение в Хэррингтон-хаус вызвало у нее странное ощущение, на нее нахлынула масса воспоминаний, не говоря уже о том, что она оказалась среди массы людей. И столовая, и гостиная были забиты битком, и еще многие вышли в сад. Многих Адель знала в лицо, если не по имени, но довольно много было и незнакомых людей.
Она чувствовала бы себя спокойнее, если бы пошла помогать в кухню, но Майлс нанял четверых женщин подавать закуски, иона знала, что ни он, ни бабушка не одобрили бы, если бы увидели, что она взялась разносить пирожные и бутерброды.
Майлс и Хонор о чем-то серьезно разговаривали в углу гостиной, наклонив друг к другу головы, и хотя Адель знала, что может пойти и присоединиться к ним, она не смогла этого сделать.
Выскользнув в холл, она быстро огляделась и, удостоверившись, что никто не смотрит, открыла входную дверь и вышла из дома.
* * *С того вечера, когда девять дней назад Майлс пришел в общежитие сообщить ей о смерти Роуз и Эмили, она не могла ни спать ни есть. Она болтала с подругами, когда он приехал, и до нее почти не дошла трагическая новость, пока он не сгреб ее в охапку и не втолкнул в такси, чтобы успеть на последний поезд в Рай, отъезжавший с вокзала Чаринг-кросс.
На станции не было ни одного такси, и они пошли в Керлью-коттедж пешком. Дойдя до конца переулка, они увидели Хонор, которая ждала их с фонарем в руке. Оказалось, она ждала, что Эмили и Роуз вернутся около восьми, а когда они не объявились, она предположила, что они остались посмотреть спектакль или фильм и сядут на последний поезд. Боясь, что они могут споткнуться в темноте без фонаря, она вышла им навстречу.
— А где девочки? — крикнула она, прежде чем они успели подойти к ней. — Они остановились в Рае?
Адель вспомнила, как Майлс схватился за ее руку. Он не знал, что ответить. Потом Хонор, наверное, вдруг поняла, что они не по какому-то случайному совпадению тоже очутились в последнем поезде, и заголосила.
Это были не рыдания, не вопль, но звук глубокого горя. Словно похоронный вой, который шел откуда-то изнутри. Свет от фонаря запрыгал, и Адель вслепую бросилась к ней, Майлс не отставал от нее ни на шаг.
С той первой кошмарной ночи, когда Хонор сидела в кресле, сгорбившись, раскачиваясь и воя как обезумевшая, Адель не теряла ее из поля зрения, потому что боялась, что бабушка в своем горе может лишить себя жизни.
В последующие дни она не проронила ни слова. Хотя она была в состоянии умываться, одеваться, кормить животных и даже рубить дрова, она замкнулась в каком-то своем собственном мире. Похоже, она даже не осознавала, что Адель была рядом с ней.
Адель знала все о том, что такое шок, она видела его в больнице каждый день и понимала, что он может принимать разные формы. Но она сама была не в меньшем шоке и ей нужно было поговорить о матери, выразить свои чувства к ней, живой и мертвой. Она не могла справиться со стеной молчания и с тем, что бабушка смотрела на нее как на чужую.
По просьбе Майлса зашел викарий из церкви в Винчелси, потому что он полагал, что Эмили и Роуз нужно похоронить так, как они умерли, вместе. Но Хонор смотрела словно сквозь него. Она мерила шагами комнату, когда он спросил ее, какие псалмы ей нравятся, и даже когда он поднялся и взял ее руки в свои, ее глаза по-прежнему оставались безжизненными и, похоже, она не хотела узнавать его.
И только вчера, за день до похорон, Адель в конце концов удалось проломить брешь в ее стене.
— Ты должна слушать меня, — сердито кричала она ей. — Маме бы это не понравилось, ты это знаешь. Она бы тебе сказала, чтобы ты взяла себя в руки.
Хонор месила на столе какое-то тесто. Хлеб им был не нужен, почтальон Джим накануне принес им батон хлеба. Но Хонор всегда делала хлеб по пятницам, и Адель не попыталась остановить ее, подумав, что это естественное занятие сможет помочь ей выбраться из своей темноты. Но она шлепала тестом о стол и мяла его, от чего стол шатался, и это начало действовать Адель на нервы, именно тогда она накричала на нее и велела остановиться и послушать ее.
Ответа не последовало, поэтому Адель выхватила из бабушкиных рук тесто и встряхнула ее.
— Я разговариваю с тобой, и брось этот чертов хлеб. Слушай! Роуз завтра будут хоронить. Ты должна быть там, в церкви, со мной и Майлсом. Ты не должна вести себя как полоумная, даже если у тебя разбито сердце.
Снова молчание в ответ, и Адель рассвирепела.
— А что же я? — заорала она на нее. — Как ты думаешь, что я чувствую? Роуз была мне ужасной матерью. Самое худшее, что случилось со мной, было ее виной, и все, что у меня было, — это ты. И сейчас ты собираешься от меня отвернуться, потому что она умерла? Я уже ничего для тебя не значу?
Хонор медленно повернулась к ней.
— Никто не знает, что у меня внутри, — сказала она безжизненным голосом. — Я уже все это пережила. Я не вынесу, если это повторится.
Адель была вынуждена предположить, что бабушка имеет в виду, как Роуз ушла из дому много лет назад.
— Она ушла не потому, что так хотела, — крикнула она. — Она умерла, ее убила бомба. Это может случиться с каждым. Это неправильно, что она ушла до тебя, но она ушла, и уже ничего не изменишь.
— Я всегда нападала на нее за что-то, — продолжала Хонор таким же невыразительным голосом. — После того званого ужина я наговорила ей жестоких вещей.
Адель вздохнула. По дороге из Лондона в поезде Майлс рассказал ей о том, что произошло во время ужина. Это было ошеломительно, почти невероятно, но померкло после сообщения о том, что ее мать и Эмили мертвы.
— Неважно, что ты сделала или сказала Роуз в прошлом, — сказала она кратко. — Все было до того, как они с Эмили поехали в Лондон. И что бы ни произошло на том ужине, это оказалось к лучшему. Они снова стали друзьями. Они умерли, обнимая друг друга.
— Это я предложила, чтобы они проехались прогуляться вместе, — сказала Хонор прерывающимся голосом.
— Может быть, и ты, но это не делает тебя виноватой в их смерти, — сказала Адель, окончательно выведенная из себя. — Обвиняй Гитлера. Обвиняй страну, которая не сбила ракету. Обвиняй кош хочешь. Но не себя. Они получали удовольствие вместе, когда умерли. Наверное, они даже не осознали, что произошло. Это лучший способ уйти, чем умирает большинство.
— Тебе все равно, правда? — сказала Хонор, и ее голос снова вдруг стал нормальным. — Ты по-прежнему ненавидела Роуз!
— Не будь смешной, — отрезала Адель. — Конечно, мне не все равно. Я не ненавидела ее. Возможно, я не всегда была в состоянии забыть некоторые самые неприятные наши с ней эпизоды. Но я простила ее. Она мне нравилась. Я даже могу сказать, что полюбила ее. Я именно об этом и хотела поговорить с тобой, черт побери. Тебе не приходило в голову, что у меня может возникнуть чувство вины? У тебя нет монополии на чувство вины, знаешь!
