Тереза Крейн - По велению сердца
Обзор книги Тереза Крейн - По велению сердца
Тереза Крейн
По велению сердца
Пролог
День уже клонился к вечеру, но буря, разыгравшаяся еще прошлой ночью, не стихала. Яростные порывы ледяного ветра налетали с севера, с гор Гарфагнана. Ветер пронзительно свистел между голыми остроконечными вершинами, нависшими над домом, с приглушенным шумом проносился над склонами гор, поросшими редким лесом, и гнал потоки дождя, которые сплошной мутной стеной низвергались с крыши, заливая плотно закрытые ставнями окна. Он рвал в клочья облака, которые стремительно плыли по небу, цепляясь за горные вершины. Подхватываемые порывами ветра, они уносились вместе с ним к долине. Его леденящее дыхание пронизывало весь дом. Он врывался в окна, раскачивая шелковистую бахрому штор, и шелестел бумагами на столе. Под его напором где-то одиноко и монотонно стучала о стену сломанная ставня. Силуэт дома неясно вырисовывался во мгле на склоне холма. Несмотря на свою внешнюю хрупкость, он решительно встречал ураганный натиск. Дрожащий от ветра слабый огонек, тускло мерцающий в комнате наверху, был единственным признаком жизни.
Человек стоял у окна. Его фигура была так неподвижна, что со стороны казалась высеченной из камня. Дым от сигареты, которую он держал тонкими, пожелтевшими от никотина пальцами, обволакивал его.
Уже довольно много времени его внимание было приковано к повозке, которая с трудом взбиралась по извилистой колее в сгущающихся сумерках позднего ненастного вечера.
Свет фонарей, раскачивающихся на ветру, с трудом пробивался сквозь пелену дождя. Временами он совсем исчезал за неистово метущимися ветвями каштанового дерева и спустя несколько мгновений появлялся вновь. Дюйм за дюймом повозка уныло тащилась по склону холма, упорна приближаясь к тому месту, где колея превращалась в развилку, один конец которой резко устремлялся в сторону дома. За все те дни, которые он провел здесь, еще ни одна повозка не сворачивала сюда. Деревенька Сан-Марко лежала в полумиле вверх по основной дороге. Туда-то и направлялся весь транспорт, хотя и в более благоприятное время года эту дорогу трудно было назвать оживленной. Но сейчас что-то удерживало его у окна, заставляя наблюдать за старенькой повозкой, с трудом преодолевающей препятствия. Когда же, достигнув развилки, извозчик повернул к дому, оставив на разбитой дороге быстро размываемый дождем след, человек у окна наконец пошевелился, вскинув гордо посаженную голову. Сузившиеся глаза его еще более прищурились. Он замер на мгновение с высоко поднятой головой, а потом обернулся и погасил сигарету. Потянувшись к лампе, стоявшей на столе позади него, он потушил огонь.
Ветер, присмиревший ненадолго, налетел с новой силой, и где-то внутри темного дома от сквозняка неожиданно громко хлопнула дверь.
Глава первая
Гастингс, Англия. Декабрь 1922
Придерживая одной рукой разлетающиеся на сильном ветру полы пальто, а другой неловко прижимая к голове маленькую шляпку, Кэрри Стоу с трудом свернула за угол и вышла на Бэрримор Уок. Это была прямая длинная улица и, казалось, что ветры с Ла-Манша, попадая в ее ненасытное чрево, многократно увеличивают свою силу. Тускло светились в сумерках уличные фонари. Окна новых шикарных кирпичных особняков, выходящих своими фасадами на Бэрримор Уок, вызывающе сияли ослепительным электрическим светом, словно выставляя напоказ свои безукоризненно чистые и опрятные комнаты. С тротуара казалось, будто перед тобой мелькают ярко освещенные картины, надежно защищенные стеклом от разбушевавшейся стихии. Слава богу, что их дом был совсем недалеко. Щеки Кэрри горели от холода. Она устала, ужасно устала. Обратная дорога поездом из Лондона показалась ей бесконечной. Напряжение, с которым она едва сдерживала волнение, не позволяя несбыточным надеждам поселиться в своей душе, совершенно истощило ее силы. Мысленно она вновь и вновь возвращалась к недавнему разговору с мистером Бэгшоу.
«Вы хотите сказать, что теперь дом принадлежит мне? — спросила она. Смысл только что услышанных слов не доходил до ее сознания. Она с трудом верила в происходящее. — Теперь он мой?
Мистер Бэгшоу из адвокатской конторы «Бэгшоу и Стот» терпеливо кивнул в ответ.
— Да, как я уже сообщил вам, дом ваш, миссис Стоу. Он полностью принадлежит вам на тех условиях, которые я, надеюсь, четко вам изложил.
— Да, да, разумеется.
Однако в душе она не могла утверждать, что условия, сообщенные мистером Бэгшоу, вполне ей понятны. Более того, всем своим видом адвокат давал ей понять, что тайные хитросплетения итальянских законов о наследовании были выше его понимания. Впрочем, в такой же степени они были выше понимания и самой Кэрри. Его неодобрительное сопение указывало на то, какого он низкого мнения об этом явном, на его взгляд, мошенничестве. Тем не менее, он ответил ей «да». Да. Дом теперь принадлежал ей. Итальянский дом. Вилла Кастелли. Теперь это ее собственность.
Она наклонила голову, сопротивляясь порывам ветра с дождем и с трудом преодолела последние несколько шагов до небольшой деревянной калитки в живой изгороди из низко подстриженных кустов. Аккуратная бетонная дорожка вела прямо к парадной двери дома № 11 на Бэрримор Уок. Кэрри распахнула калитку и ступила на дорожку. Затем, поняв, что щеколда позади нее не защелкнулась, она устало вернулась обратно. Упрекам не будет конца, если Артур, возвратившись домой, обнаружит, что дверца калитки болтается на ветру.
Не гнущимися от холода пальцами она нащупала ключ. Даже здесь, на небольшом, укрытом навесом крыльце, она ощухцала, как ледяные порывы декабрьского ветра пронизывают ее насквозь.
Наконец Кэрри оказалась внутри. Она закрыла входную дверь, отгородившись от шума дождя и яростного ветра и устало прислонилась к входной двери, а затем включила верхний свет. Длинный узкий холл с дубовой вешалкой для пальто, маленьким зеркалом и блестящим темным линолеумом пола был холоден, как могила. Слишком яркий свет слепил глаза. Она постояла так некоторое время, обхватив руками узкие, слегка ссутулившиеся плечи.
«Вы хотите сказать, что дом принадлежит мне?
— Вам, миссис Стоу. Только вам.»
Кэрри долго стояла не двигаясь — тонкая невысокая фигурка в шерстяном пальто и невзрачной фетровой шляпке. Шум дождя теперь был едва слышен. Маленький дом был погружен в тишину. Кэрри протянула руку и щелкнула выключателем на лестнице, ведущей в верхние комнаты. Косые тени легли на крутые, узкие ступени.
Мой. Только мой.
Поднимаясь наверх, она невольно вновь обратила внимание на то, как скрипят третья и седьмая ступени. Почему она всегда это замечает? Наступит ли когда-нибудь такой день, когда она перестанет это делать?
Небольшая, узкая лестничная площадка заканчивалась дверью, которая вела в маленькую квадратную комнату, комнату-короб. Дверь была закрыта. Кэрри толкнула ее. Она так и не смогла понять, почему эта комната производила на нее такое впечатление — то ли потому, что она годилась разве что для хранения коробок, то ли оттого, что сама напоминала коробку. Кэрри предполагала, что в других домах такие комнаты служили детской или спальней для гостей. Но поскольку появление в доме № 11 тех или других было маловероятно, она использовалась только для хранения вещей.
По крайней мере, так считал Артур. Её посещения этой крошечной мрачной комнаты оставались для него тайной. Она никогда не сомневалась в том, каким было бы мнение Артура, узнай он о том, что скрывала от него его жена — ни одна разумная женщина, обладающая даже таким скромным комфортом, который предлагал ей дом № 11 на Бэрримор Уок, не будет испытывать потребность уединяться в самом дальнем, самом маленьком и самом холодном уголке дома только для того, чтобы смотреть на две старые картины и предаваться мечтам.
Комната встретила ее ледяным холодом. От окон тянуло сквозняком, и шторы слегка шевелились на ветру. Кэрри сняла шляпку и бросила ее на кровать, затем извлекла из прически целую горсть шпилек и с наслаждением распустила по плечам тяжелую копну густых длинных волос. Она потерла ноющий от боли затылок. Если бы только Артур позволил ей отрезать их и сделать просто короткую стрижку или стрижку «под фокстрот».
Все еще не снимая пальто, она подошла к маленькому пустому камину. Над ним, на небрежно вбитых гвоздях бок о бок висели две небольшие, написанные маслом картины, совершенно неуместные в этой унылой комнате. Сколько Кэрри себя помнила, она всегда любовалась ими. Пару лет назад эти картины украшали гостиную ее матери и занимали почетное место над каминной полкой, заваленной всякими безделушками. Когда после смерти матери Кэрри унаследовала их, Артур заявил, что они абсолютно не соответствуют современному стилю, в котором обставлен их дом. Кэрри не стала ему возражать, и их убрали с глаз долой вместе со сломанными теннисными ракетками и шелковыми диванными подушками, которые Кэрри расшила причудливыми цветами и которые, по мнению Артура, стали от этого слишком легкомысленными для их строгой гостиной. Так распорядился Артур. И сейчас она стояла, рассеянно прижимая к груди шелковую подушку, и смотрела на картины.
