Бертрис Смолл - Плененные страстью (Сборник)
— Это твой выбор, Абигейл.
— Не хочу, не хочу я быть старой девой, — выдохнула она. — Не хочу, чтобы меня жалели и передавали из дома в дом, от сестер к брату, как вещь какую‑то! Не хочу быть… одинокой.
В голосе ее звучало столько боли, что Роберт невольно съежился.
— В таком случае почему ты здесь одна, в обществе книг? — допытывался он.
Она молчала, и он уже решил, что не дождется ответа, как вдруг…
— Приехала попрощаться, — призналась она.
Страх, безумный страх охватил Роберта. Неужели она решила покончить с собой? Ее смерть… нет, невыносимо! Еще ужаснее, чем возможность его гибели!
Он попытался выбросить из головы ужасные мысли.
— С кем, Абигейл? Или с чем?
— Со своими мечтами, Роберт. Устала желать того, что никогда не сбудется. И привезла с собой книги и журналы, потому что решила оставить их здесь. В надежде, что без них я, возможно, обрету покой.
Покой.
Закаленные солдаты вроде него алкали покоя. Не благовоспитанные леди, никогда не видевшие смерти. Но и Абигейл терзало одиночество, полное одиночество, цена, которую приходится платить за нарушение строгих правил, принятых так называемым обществом. Роберт убивал, выполняя воинский долг, Абигейл потакала запретным желаниям, тайно читая эротику. И за это ее передавали, как вещь, от брата к сестре…
— А твои родители?
— Скончались. У меня есть брат и три сестры, которых я очень люблю. И все меня жалеют. Кроме того, я — самая младшая, и все стараются наставить меня на путь истинный. Знают, что для меня лучше.
Он нежно потер ее сосок.
— Разумеется, не это.
— Не это, — со смешком согласилась она. — Думаю, Уильяма удар бы хватил, если бы он обнаружил мою коллекцию.
— Расскажи о своих родных.
— Мои брат и сестры успели произвести на свет двадцать одного племянника и племянниц. Все они убеждены, что счастье женщины — в удачном браке. И что женщина должна терпеливо исполнять весьма неприятный супружеский долг, чтобы произвести на свет детей. И ты прав: я старая дева вовсе не потому, что испытывала недостаток в поклонниках. Может, жизнь пусть и с уважаемым, приличным, но бесконечно скучным мужем, из тех, что мне постоянно навязывают, бесконечно предпочтительнее одиночества?
У Роберта не было причин ревновать. Откуда взялось желание расправиться со всеми женихами разом?
— И ты вышла бы за одного из этих толстозадых слизняков с напомаженными бачками? — прорычал он. — Мужчину, который велит зачехлить пианино только потому, что его ножки возбуждают… — он снова ущипнул ее сосок, — это?
Абигейл поймала его пальцы и тихо рассмеялась.
— Перестаньте, полковник Коули. Вы уже успели убедить меня в ошибочности подобных мыслей. А как насчет вас? У вас есть родственники?
Возможно, именно облегчение, нахлынувшее на Роберта, побудило его ответить. А может, ощущение ее нежного тела, прижатого к его груди. Или смех, прогнавший мрак. Но что, если ему просто хотелось разделить свое прошлое с женщиной, отдавшей ему так много?
— Четыре брата и пять сестер.
— И все братья — военные?
— Нет.
Он заклинал себя остановиться. Она леди, и совсем иное дело смириться с тем, что он убивал по долгу службы. Но как она воспримет известие о том, что мужчина ее мечты вышел из самых низов?! Но слова сами собой сорвались с языка:
— Последовали по стопам отца.
— Он еще жив?
— И здоров.
— Но почему он не запретил тебе идти в армию? — негодующе вопросила Абигейл.
Роберт невесело усмехнулся:
— Одним ртом меньше. Но ты напрасно гневаешься на него. Очень немногим удается отговорить меня от принятого решения.
— А чем он занимается? Твой отец?
Роберт напрягся, но назад дороги не было. Он уже и так достаточно далеко зашел.
— Уличный торговец. Продает мороженое.
Реакция Абигейл оказалась столь же непредсказуемой, как и поведение в постели.
— О, я обожаю мороженое! — выпалила она, снова превращаясь в малышку, резвящуюся в океанских волнах. — Особенно клубничное!
— Послушайся совета, Абигейл, покупай лимонное или сливочное. Но держись подальше от клубничного.
— Почему?
— В нем нет клубники.
— Есть! Только не целые ягоды, а кусочки.
— Это не ягоды, — сухо сообщил он.
— Тогда что же, позволь узнать? — ехидно осведомилась она.
— Кошенильная тля.
— То есть… жучки такие?
— Именно.
Очевидно, Абигейл с трудом осмыслила тот печальный факт, что ее кормили насекомыми. Немного придя в себя от потрясения, она пролепетала:
— Именно поэтому ты ушел в армию с тринадцати лет?
Роберт саркастически усмехнулся:
— На лондонских улицах случается куда худшее, чем какие‑то жучки. Не говоря о том, что ты живешь под постоянной угрозой быть ограбленным или убитым за жалкую прибыль, изготовление и продажа мороженого — тяжкий труд. Приходится работать с четырех утра до семи вечера. Именно поэтому я предпочел стать военным. И обнаружил, что приходится работать куда дольше и каждый день подвергаться опасности куда серьезнее, чем на лондонских улицах.
— Если бы ты мог начать, снова, избрал бы другой путь?
И не встретился бы с Абигейл и бурей?
— Не знаю.
— Собираешься вернуться в армию?
Он осторожно сжал ее грудь.
— Не знаю.
Мелодия дождя казалась странно успокаивающей. Роберт никогда не думал, что, испытывая подобное желание, можно удовлетвориться тем, что просто держишь женщину в объятиях. Никогда не думал, что настанет день, когда он будет молить небо о дожде. Как они ненавидели грязь и слякоть на полях сражений! Здесь, в Англии, ливень принес ему Абигейл… и жизнь.
— Роберт?
— Хм‑м‑м?
— Теперь я хочу осуществить любую твою фантазию.
Он вдохнул теплый запах ее волос.
— Уже осуществила.
— Вздор.
— Тем, что позволила мне исполнить свои желания.
— Но я желаю стать женщиной твоих грез, Роберт, — попросила она, лаская его непокорную плоть. — Дать тебе все, что ты давал мне.
Роберт намеренно резко перехватил ее руку.
— Я уже говорил… никогда не грежу о том, какое удовольствие может доставить мне женщина.
Но Абигейл не собиралась смиряться с отказом.
— Сам говорил, что грезишь обо… обо всем. Что ты имел в виду, Роберт?
Роберт закрыл глаза, вспомнив о стародавней, почти забытой мечте.
— Тебя это шокирует, Абигейл.
— Никогда! Как это можно? Признайся… поведай, чего ты хочешь, Роберт. Позволь мне стать женщиной твоих грез.
— Но перед обедом ты упомянула о какой‑то другой фантазии, — отчаянно сопротивлялся Роберт.