Фанфикс.ру Friyana - По другую сторону надежды
После истории с отцом я до истерики боялся насилия — даже после всего, что Гарри сделал для меня. И я снова оказался в чужих руках — когда Финнигану взбрело в голову полакомиться заемной силой. Меня ткнули носом в мои собственные страхи, а я только и думал, что о том, как избежать ситуации, вместо того, чтобы подумать, ПОЧЕМУ и откуда она сложилась — такая. Что не так во мне самом, что опять сделало из меня — жертву. Или даже не так — что заставило меня осознать, что я — жертва. До сих пор. Даже после всего, что сделал Поттер…
Гарри никогда не боялся жертвовать собой. Может, поэтому ему и не пришлось проходить через это? Я же только и делал, что пытался не служить никому, преследуя собственные интересы. Не отдавать никому — ничего, или отдавать по минимуму, забирая все, до чего дотянутся руки. Даже с ним, с Гарри, я вел себя так же. Жрал от пуза, расплачиваясь мелочью через раз… и шел на уступки только тогда, когда он тыкал меня в это носом, требуя шагов навстречу. Я был готов отдавать, когда уже не было возможности мошенничать и брать просто так. Причем, желательно — отдавать только то, с чем было расстаться — несложно. Ни на какие шаги, требующие от меня действительно немалых моральных усилий, я не шел никогда. Фактически, я, вообще, только и делал, что плыл по течению, не вмешиваясь в поток событий, подчиняясь им. А то, что течением был — Гарри, только мешало мне осознать собственную безвольность. Вот поэтому Гарри и не стало…
Мысли заставляли Драко задыхаться от унижения, и на какую-то долю секунды он даже порадовался, что у него завязаны глаза. Что он ничего не может сделать с ситуаций, и не должен, у него есть эта спасительная возможность. Он снова — жертва, он бессилен что-либо изменить, он безволен, он всего лишь попытается выжить — как любая жертва, пойдя при этом на какие угодно уступки… От осознания всего этого почему-то стало еще гаже.
Я должен научиться справляться с этим сам, с тоской подумал он. Я оттолкнул от себя Поттера, оттолкнул даже после того, как он доказал мне, что все еще способен жертвовать собой ради меня — когда откачивал после нападения авроров. Я списал все на ответную любезность — я помог ему, он помог мне, но ведь, по сути, это был ПЕРВЫЙ раз, когда я действительно жертвовал собой — ради него. И этот первый раз случился только после того, как наши с ним отношения и чувства — закончились. Это ли не доказательство правоты стихии, запретившей нам чувствовать?
Даже тогда, в прошлый раз, когда Гарри был далеко, а я был заперт в подземельях Малфой-Менора, он умудрился помочь мне — тем, что вовремя провел Ритуал. Почему я ни разу не подумал о том, чего ему стоило решиться на это? Подписать себе приговор, разбивая этот чертов кристалл. Похоронить возможность любить меня, быть со мной рядом. Ведь Поттер — не я, Поттер никогда бы не сделал того, чего не хотел на самом деле. А, значит, он действительно любил меня. Действительно — а не так, как я мог позволить себе любить его. И все же он пошел на разрыв связи — только потому, что хотел помочь мне. Или — именно поэтому и пошел…
Он больше не придет за мной, понял вдруг Драко. Гарри — того, каким я знал его — больше нет. Я сам сделал все, чтобы остаться сейчас один на один с собственными страхами. Луна — может быть… но не Гарри.
Черт, и ведь самое поганое, что это — правильно. Я должен справиться сам… должен научиться не рассчитывать ни на кого, кроме себя. Вся моя слизеринская отстраненность была всего лишь отчаянной, полузадушенной надеждой, что рано или поздно кто-нибудь, кому я небезразличен, придет и поможет мне. Я слишком сильно хотел перестать быть один, чтобы быть способным действительно хотеть оставаться в одиночестве.
Мерлин, а не поэтому ли Северус тоже до сих пор — один? Стихия убила Блэка… освободив их обоих от взаимной зависимости. Вот только Снейп, похоже, до сих пор не решился поверить в себя, до сих пор не понял, почему это было правильно — то, что Блэк умер. Он списывает все на собственную неспособность удержать свое счастье — так же, как списывал я, лишившись Гарри, он с радостным наслаждением мазохиста запрещает себе любить — так же, как запрещал я… Вот только до него так и не дошло, что правильно не замыкаться в себе, выбирая осознанное одиночество. Правильно перестать цепляться за него и идеализировать партнера — и тогда одиночество станет бессмысленным. Точнее, тогда его просто — не станет…
Резкий металлический скрип двери оторвал Малфоя от рассуждений, уже грозящих ему истерикой и не собиравшихся прерываться. Я смогу, с глухим отчаянием подумал Драко, напряженно вслушиваясь в окружающие звуки и машинально пытаясь пошевелить связанными руками.
— А глаза-то зачем завязывать? — услышал он чье-то негромкое бормотание. — Что он тебе взглядом, без рук и палочки, сделает?
Голос, с ленцой хмыкнувший в ответ, заставил Драко похолодеть от ужаса. Он помнил его — наверное, он не смог бы забыть его никогда. Голос, который до сих пор время от времени врывался в кошмары Малфоя, вынуждая мышцы деревенеть от нечеловеческого холода, сковывая тело в тугой комок беспомощности и отчаянного, иррационального страха.
— Мне, может, и ничего, — насмешливо протянул голос. — А вот от тебя при желании мокрое место оставит… даже меньше, чем дементоры после своих поцелуйчиков…
— Он так силен? — с нотками уважения спросил первый.
— Он слаб, — ухмыльнулся второй. — Но любой загнанный в угол хищник кусается, запомни это. Даже если при этом обламывает себе последние зубы…
Драко стоял, прикованный к жесткому металлическому столбу, и обливался холодным потом, надеясь, что ему померещилось — и уже понимая, что это не так.
* * *
Луна сидела, уткнувшись лицом в грудь Гарри, и тому оставалось только кусать губы, догадываясь по слегка вздрагивающим плечам и прерывистому дыханию, насколько далеко отошла истерика. Насколько девушка обрела способность рассуждать спокойно… и стоит ли пытаться заставить ее это делать — сейчас.
Ощущение, шквалом обрушившееся на голову, как только Гарри заглянул в ее глаза, тут же напоминало о себе, стоило только попытаться еще раз посмотреть на нее. Гарри от души надеялся, что жизнь эмпата не состоит из подобных штучек. Даже стихийные кошмары на миг показались ему пренебрежимой мелочью по сравнению с этим — может быть, потому, что являлись только во сне и были заведомо ограничены по времени. От них можно было отдохнуть, получив к вечеру хотя бы иллюзорное ощущение, что повторения не будет.
Эмпат, слышащий, воспринимающий чужие эмоции, как свои, должен был вариться в них постоянно. Всегда. Жизнь в виде какофонии кричащих, вопящих чувств. Отовсюду, со всех сторон. Тонкая грань психической нестабильности, которую эмпаты, как правило, рано или поздно переходили, превращаясь в недееспособное истерическое существо, вдруг показалась Гарри чересчур зыбкой и близкой, а невозмутимая сдержанность Луны Лавгуд, которую та демонстрировала большую часть времени — верхом самообладания.
