Грешник (ЛП) - Тессье Шантель

— Ты, как никто другой, должен знать, почему я это делаю, — говорю я, глядя в лобовое стекло его машины.

Часы на приборной панели его «Бентли» показывают, что уже почти шесть утра. Солнце только начинает подниматься над линией деревьев.

— Почему? — удивляется он.

— Ты отказался от своего будущего ради любви.

Тайсон фыркает.

— Я отказался от него ради мести. Это не одно и то же. Одно — сила, другое — слабость.

— Если, дав ей будущее, которого она заслуживает, я становлюсь слабым, значит, так тому и быть.

Он грубо смеется.

— Ты серьезно думаешь, что она хочет жить без тебя?

— Я думаю, она заслуживает отца, — вытащив свой телефон, я смотрю на камеры в нашей спальне. Она крепко спит, прижавшись к моей подушке. — Я поступаю правильно.

Не знаю, кого я пытаюсь убедить, его или себя. Я бы никогда не отдал Элли ее отцу, просто чтобы через неделю его забрать. Даже я не настолько жестокий человек. Она наконец-то начинает к нему тепло относиться.

— Люди идут в «Бойню» не для того, чтобы умереть, Истон, — рычит Тайсон и продолжает: — Ради всего святого. Посмотри на Николаса. Годами они сохраняли ему жизнь. Это пытки, а не смерть.

— Каждый платит за свои грехи, — бормочу я. Никто из нас не неприкасаем, независимо от того, хотим мы так думать или нет.

Тайсон крепче сжимает руль, но, к счастью, молчит до конца тридцатиминутной поездки.

_______________

Он подъезжает к кругу и выходит из машины. Я ухмыляюсь, пытаясь разрядить обстановку.

— Тебе не обязательно провожать меня.

Я достаю свой сотовый и бросаю его в машину рядом с привезенным с собой дневником.

— Убедись, что Элли это получит.

Я не хотел, чтобы она нашла его до возвращения Тайсона. Я снимаю кольцо Лордов и тоже бросаю его на сиденье. Оно мне не понадобится.

Положив предплечья на крышу машины, Тайсон говорит:

— Ты ведь знаешь, что она тебя не простит, верно?

Я сжимаю челюсть.

— Ты действительно думаешь, что она хочет, чтобы ты был здесь? — Тайсон постукивает пальцем по крыше. Его глаза скрывают солнцезащитные очки. Я их не вижу, но чувствую, как они впиваются на меня. — Ты думаешь, она найдет кого-то другого? Полюбит кого-то другого?

Он качает головой.

— Я имею в виду, что она будет трахаться с другими мужчинами, конечно.

— Тайсон, — рычу я.

Я уже сотню раз разговаривал сам с собой на эту тему. Но вслух это звучит еще хуже.

— Но она любит тебя, Истон. А ты делаешь то, что всегда делали все остальные — отворачиваешься от нее.

Я скрежещу зубами.

— Я защищаю ее.

— Сдавая себя? — огрызается он, отталкиваясь от машины. — Ради всего святого, Син. Подумай своей гребаной головой.

— Джентльмены, мы можем вам чем-то помочь?

Я оборачиваюсь и вижу всех трех братьев, стоящих на вершине лестницы.

Я захлопываю дверь и иду к ним, широко раскинув руки.

Тот, что с татуировками в виде змей, улыбается.

— Ты рано, Син. Уверен, что не хочешь получить два дополнительных дня свободы?

Сжав кулаки, я прохожу мимо них и вхожу в открытую дверь, даже не потрудившись оглянуться. Я следую по коридору за тем, кто, как предполагаю, является лидером, а двое других идут позади меня.

Мы заходим в лифт, и у меня учащается дыхание. Не из-за того, что я делаю, а из-за того, что сказал мне Тайсон. Я надеюсь, что боль настолько невыносима, что я никогда не буду думать об Элли с другим мужчиной.

Ледяной воздух наполняет металлическую коробку еще до того, как мы успеваем выйти. Дыхание превращается в облако перед моим лицом. Я чувствую запах крови. Свежий и застарелый. В воздухе витает навязчивое ощущение. Как будто здесь застряли души.

Мы идем по узкому коридору, и парень открывает дверь, отходя в сторону, чтобы я мог войти первым.

Шагнув внутрь, я останавливаюсь, разглядывая комнату.

Парень с татуировкой монахини хлопает меня по спине, мрачно усмехаясь.

— У нас никогда не было такого, чтобы кто-то сдавался добровольно. Это будет не так весело, зная, что ты не будешь сопротивляться.

Сделав глубокий вдох, я расправляю плечи. Я на это согласился. Ради нее. Элли заслуживает этого. Я заслуживаю этого. Нам не прощают грехи только потому, что мы Лорды. В реальном мире Лорды — боги. Здесь, в «Бойне», ты — ничто. Давно ушедшая, забытая душа. Я не уверен, что моя жена скажет миру, когда ее спросят, как я умер. Да и, честно говоря, это неважно. В конце концов, никто не узнает, что я вообще существовал.

— Сними футболку, — приказывает Первый.

Потянувшись вверх, я хватаюсь за ворот, срываю ее через голову и бросаю в угол.

Чья-то рука ударяет меня по голой спине, толкая вперед, к центру комнаты. Развернувшись, я прижимаюсь к деревянному столбу. Запах крови здесь еще сильнее. И судя по стокам, расположенным по всему бетонному полу, я догадываюсь, что ее пролито немало. С потолка даже свисают шланги. Я насчитал как минимум три. Легко отмыть тело. После лишения кого-то жизни хочется быстро и легко навести порядок.

Мне вытягивают руки, на оба запястья надевают наручники, затягивая их до такой степени, что они щиплют кожу, и я с шипением вдыхаю. Черт, мои руки скоро онемеют.

Я вижу, как другой идет позади меня с чем-то, свисающим с его руки. Это привлекает мое внимание, но тут слишком темно, чтобы я мог разглядеть. В следующую секунду мне широко раскрывают рот и засовывают в него резиновый кляп. Я чувствую, как парень закрепляет его за моей головой.

— Это чтобы ты не откусил себе язык, — мрачно шепчет мне на ухо брат. — Нам нравится слышать крики. Будет жаль, если ты так быстро станешь немым.

Еще один кожаный ремень обматывают вокруг моей шеи, прикрепляя ее к столбу, а затем затягивают до такой степени, что он ограничивает доступ воздуха, но не лишает меня дыхания. Я пытаюсь замедлить бешено колотящееся сердце и глубоко дышать через нос.

Парень передо мной спускает с катушки на потолке цепь. Звук эхом разносится по бетонному помещению. К ее концу прикреплено звено, которое он надевает на цепь с наручниками, соединяя их вместе. Затем резко дергает за цепь и отпускает ее, при этом поднимая мои руки над головой. В таком положении моя и без того неподвижная голова оказывается между руками. Наручники сдавливают запястья, заставляя меня прикусить кляп.

Мои ноги широко раздвинуты, я чувствую, как на них до самых икр задирают штанины и застегивают манжеты, так же туго, как и на запястьях, а затем приковывают их к полу. Третьим ремнем обхватывают мои бедра, прикрепляя их к столбу.

Я не могу двинуть ни единым мускулом. Черт, я едва могу дышать.

Дверь открывается, и я мельком вижу пожилого мужчину, толкающего перед собой тележку. На ней, похоже, медицинские инструменты. Мое дыхание учащенное, сердце колотится, а из уголков губ начинает стекать слюна.

Мужик останавливается передо мной и натягивает перчатки. Затем он снимает со своей шеи стетоскоп и прикладывает его к моей груди. Он молча слушает, затем смотрит на одного из братьев и кивает. Парень с татуировками в виде змей на шее мне улыбается, и у меня по спине пробегает холодок.

Доктор хватает шприц и засовывает иглу во флакон, извлекая немного жидкости, а затем поворачивается ко мне.

Он кладет пальцы мне на грудь, и я непроизвольно борюсь с ограничениями. Я чувствую, как от наручников рвется кожа на запястьях, и по рукам начинает стекать кровь.

— Ты почувствуешь укол. — Он вонзает иглу мне в грудь, отчего комната наполняется моим сдавленным криком.

ЭЛЛИНГТОН

Я просыпаюсь и вижу, что я в постели одна, а тело сильно болит. Син вел себя так, будто наступил конец света. Он всегда был грубым, но последние два дня вообще не сдерживался. Да что там, всю прошлую неделю.

Я иду на кухню за напитком и вижу, что отец уже сидит за столом.