Альберто Моравиа - Я и Он
Снова молчание. Немного выждав, заключаю: «- Я все равно останусь жалким «ущемленцем» и буду верить в сублимацию, и эта вера будет поддерживать меня в непрестанной борьбе с тобой, невзирая на то, что в большинстве случаев я вынужден уступать».
Я уже подъехал к дому Фаусты. Пока ставлю машину в том месте, куда ставил ее много лет, внезапно обнаруживаю, что вездесущий и всемогущий бог, которого, по «его» мнению, я обязан всячески почитать, с обескураживающей легкостью превращается в развязного хвата. Как будто ровным счетом ничего не произошло, как будто совсем недавно я не был на волосок от смерти, как будто соблазн убийства, а следом и самоубийства, даже не коснулся меня, «он» бодреньким голоском восклицает: «- А ну-ка, опусти глаза и глянь на меня. Что скажешь? И все это для Фаусты. Я жуть как по ней соскучился. Эх, здорово, что мы возвращаемся домой!..
«Он» такой громадный, что я вынужден встать боком в крошечном лифте, иначе в буквальном смысле не поместился бы с такой доселе невиданной «стойкой». Лифт медленно ползет вверх. И тут «он» начинает вопить: «- Выпусти меня, вынь, дай вздохнуть! – Что, прямо здесь, в лифте? Да ты с ума сошел! – Ничего подобного. Я хочу сделать Фаусте сюрприз; пусть знает, что твое возвращение домой и ваше примирение – это моя заслуга.
– Ну хорошо, хорошо, войдем в квартиру, тогда и выпущу.
– Нет, здесь! Сейчас же! – В лифте стеклянные дверцы; что, если кто-нибудь увидит? – Вот и пусть полюбуются. Я так хочу. Пусть все видят, что такое настоящая красота».
Делать нечего. Приходится «его» ублажить. Как назло, именно в этот момент мы проезжаем площадку третьего этажа. За стеклами лифта мелькает седовласая головка почтенной синьоры: увидев «его», она растерянно вытаращила глаза.
«- Я ее знаю, – замечаю я удрученно. – И она меня узнала. Она из этого дома. Как я теперь ей в глаза посмотрю? Скажи, как? – Она, может, впервые в жизни увидела такую красоту. Так что не дрейфь».
Тук, тук, тук, тук – пятый, шестой, седьмой, восьмой этаж. Лифт останавливается. «Он» выходит первым, я следом. Захлопываю дверцы лифта, вставляю ключ в замочную скважину. Не тут-то было: Фауста закрыла дверь на цепочку. Нажимаю на кнопку звонка и жду. Не своим голосом «он» ревет: «- Ну не дура ли? Забаррикадировалась в собственном доме. А я тут подыхай от нетерпения. Дзыньк-ни-ка еще разок, да как следует!» Так и быть, снова жму на звонок. «Он» уверенно завис в воздухе и прямо-таки парит, то и дело резко вздрагивая, словно стремясь достать до замочной скважины и заглянуть в квартиру. Наконец слышу глухую возню. Немного погодя голос Фаусты спрашивает: – Кто там? – Это я, Рико.
Рука Фаусты снимает цепочку; дверь открывается. На пороге возникает Фауста; она в халате. Смотрит на меня, опускает глаза, видит «его», не говоря ни слова, протягивает к «нему» руку и берет, как берут за уздечку осла, чтобы сдвинуть упрямую скотину с места. Затем поворачивается ко мне спиной, тащит за собой «его» – а с ним и меня – и заходит в дом. «Он» следует за ней; я покорно плетусь за ними обоими.
