Пьер Рей - Аут
«Самому гнусному преступнику» предложили роль военного советника канцелярии президента с полномочиями, превышающими власть десяти генералов с пятью звездочками на плечах. Его попросили предоставить для блага нации знания, связи, людей и всю инфраструктуру его организации. Взамен Лучиано пообещали сократить срок заключения, что и было выполнено 2 февраля 1946 года, после девяти лет и шести месяцев его нахождения в неволе.
Оттавио Джакомасси выпала честь быть включенным лично Лаки в группу итало-американцев, которым поручалось организовать «прием» союзников на Сицилии. Когда Лучиано выдворили из Соединенных Штатов, Джакомасси был в первых рядах встречающих Лаки в Палермо. Спустя десять лет Лаки — влиятельный член всемогущей и таинственной Комиссьоне — отдал Оттавио молодому, уверенному и амбициозному волку Дзу Дженцо Вольпоне, к которому благоволил. С того дня Джакомасси занял в «семье» Вольпоне место главы клана по Северной Италии.
Когда Малыш Вольпоне кратко рассказал о несчастье, постигшем «семью», Оттавио впал в уныние: после Лаки дон Дженцо был вторым уважаемым им человеком, с которым ему приходилось общаться. И Итало, который стремился унаследовать положение брата во главе «семьи», не собирается, судя по всему, почивать на лаврах: для своей первой операции в роли капо он попросил Оттавио прислать — прямо сегодня вечером! — десятерых боевиков, чтобы вдребезги разнести банк в Цюрихе, «Трейд Цюрих бэнк». Звонок Итало в миланское бюро не застал Джакомасси врасплох. Опыт подпольной работы позволял ему практически мгновенно произвести рекрутирование необходимого числа людей.
Кроме того, его очаровала напористость Малыша. Джакомасси знал, как переправить людей в Швейцарию, не переходя официальной границы легально, правда, его смутило, что Итало ни слова не сказал о том, как он собирается возвратить людей в Милан. Ах, молодость, молодость!.. К счастью, папаша Оттавио позаботился и об этом.
* * *Мануэла готова была многое отдать, только бы не говорить в этот момент Шилин Клоппе о своем решении. Едва они возвратились с кладбища, Шилин закрылась в своей спальне. Не снимая траурных одежд, она легла в кровать, предупредительно разобранную ее подругой Хеленой Маркулис. Мануэла приготовила чай. Хелена выпила чашку, но Шилин отказалась.
— Попей, Шилин, попей… Тебе станет легче…
Шилин покачала головой, готовая снова разрыдаться. Задыхаясь от подступивших слез, она с трудом сказала:
— Не злись на меня, Хелена… Я хочу побыть одна… одна…
Подруга ушла, попросив Мануэлу предупредить ее, если Шилин понадобится ее помощь.
Мануэла стояла у кровати, не зная, с чего начать.
— Вам помочь раздеться?
— Нет, нет… С минуты на минуту должен возвратиться Хомер…
— Миссис… Я потрясена тем, что случилось…
— Знаю, Мануэла, знаю… Она вас очень любила…
— Я тоже…
— Я знаю…
— Я хотела вам сказать, миссис… Это так тяжело… Особенно сейчас… вы должны знать… я не могу больше…
— Что вы не можете? — всхлипнула Шилин.
— Я хочу уйти, миссис… Возвратиться в Португалию.
Шилин укоризненно посмотрела на нее и затряслась в беззвучных рыданиях. Невероятно смущенная, со слезами на глазах, Мануэла нервно переступила с ноги на ногу.
— Простите меня, миссис… Здесь я все время буду думать о ней.
Она закусила губу, заплакала и пробормотала:
— Это невозможно! Я не смогу…
Шилин всхлипнула и чуть слышно прошептала:
— О Мануэла, Мануэла…
Она взяла ее руки в свои и с такой силой сжала их, словно маленькая португальская горничная была единственным ее спасательным кругом.
— Мануэла, Мануэла… А я… Мне еще тяжелее!.. Я не знаю, как смогу жить дальше… Бог несправедлив… Как же вы правы, покидая нас! В этом доме всегда будет пахнуть смертью! Я понимаю вас, Мануэла! Я понимаю вас!..
— Миссис…
— Я помогу вам… Считайте мой дом своим домом… Всегда… В память о ней… А ваш ребенок… ваш ребенок…
Слезы хлынули у нее из глаз, и она не смогла больше произнести ни слова. Не переставая плакать, Мануэла вложила ей в руку конверт и вышла.
Оставшись одна, Шилин постепенно успокоилась. Вытерев простыней лицо, она машинально распечатала конверт. На покрывало упала фотография. Она протерла пальцами глаза и мгновенно узнала высокую негритянку, фотографии которой нашла в кармане плаща муха. С замершим сердцем она пробежала глазами текст и дважды перечитала последние строчки. «После тридцати лет супружеской жизни он заслужил это. Я возвращу его вам в хорошем состоянии, немного уставшим, но в хорошем состоянии…»
В ее голове закружили безумные мысли. Она снова посмотрела на фотографию, задержавшись на великолепной обнаженной груди великанши, выбросившей в победном жесте правую руку. Она была уверена в том, что Хомер попал в беду. Слишком хорошо она его знала, чтобы поверить в то, что он способен оставить ее в такую минуту.
До предела наэлектризованная, она позвонила Курту. Он уже был дома и сказал, что Хомер уехал с кладбища около часа назад. Она поблагодарила его и набрала номер банка. Марджори не видела патрона со вчерашнего дня. Шилин позвонила в справочную и попросила номер окружной полиции. Когда на том конце линии подняли трубку, она показалась себе смешной и нажала пальцем на рычаг. Она решила обождать два часа. Если в течение этого времени Хомер не возвратится, она предупредит лейтенанта Блеча.
* * *Аппарат стоял в начале запасной взлетной полосы, находящейся в зоне миланского аэропорта и зарезервированной властями для самолетов-такси и тренировочных полетов двух аэроклубов. Это был «МД-315», списанный с вооружения французской армии и проданный за бесценок. Десять мужчин, бросая подозрительные взгляды на проржавевшую обкладку входного люка, один за другим поднялись в самолет. В салоне не было ни одного сиденья. Ремни безопасности крепились прямо к стене. Один из мужчин, знавший пилота, тихо спросил у него:
— Слушай, Мороббиа, ты уверен, что этот металлолом летает?
На лице Амедео Мороббиа отразилась неуверенность. Он пожал плечами.
— Все зависит от дня недели, ветра, Мадонны… Пристегивайся, сейчас взлетаем, — сказал он и скрылся в кабине пилота, где его ждал Джанкарло Ферреро, радист-механик.
— Взлетаем?
— Взлетаем.
Амедео включил зажигание. Оба двигателя дружно чихнули, захлебнулись и наконец заработали. Корпус самолета дрожал, словно на испытательном стенде. Шумоизоляция, как и герметичность, отсутствовала. В ней, впрочем, не было необходимости. Оттавио Джакомасси приказал лететь на бреющем полете, как только они пересекут швейцарскую границу. Местность, куда они летели, Мороббиа знал наизусть. Он должен приземлиться в треугольнике Цуг — Нефль — Швиц на выгоне длиной пятьсот метров. Этого более чем достаточно как для посадки, так и для взлета.
