Сол Стейн - Другие люди
Однажды, сидя в сортире, я много думал о том последнем дне. Когда я выйду на свободу, дети будут чуть ли не в два раза старше. Напрасно я ударил Мэри. Может, тюрьма научит меня сдерживать эмоции?
Беда в том, что здесь нашлись люди, которые не захотели оставить меня в покое. Увидев Баджера, я сразу понял: жди неприятностей. В сортире нас сидело шестеро — трое напротив троих, когда входит этот шестифутовый здоровяк с наголо обритой головой, оглядывается и говорит мне: «Попридержи!»
— Что я должен попридержать? — спрашиваю я.
— Поднимайся.
Я не из тех, кто позволяет помыкать собой. Это надо показать сразу. И я уже сжимаю кулаки, но смотрю на других парней и чувствую, что должен делать то, что мне говорит этот тип, встаю, он занимает мое место, а мне приходится ждать, пока освободится другое очко.
Я поспрашивал насчет Баджера. Мне сказали: даже не пробуй ему противоречить.
Второй раз я столкнулся с Баджером в душе. Я решил, что лучше быть с ним в хороших отношениях, а потому говорю: «Привет, Баджер».
Я к нему по-хорошему, а что он мне в ответ?
— Привет, Казак.
В душе кроме нас еще четверо или пятеро, поэтому я говорю медленно, чтобы он мог слышать каждый звук.
— Моя фамилия Козлак.
Он вроде бы и не слышит меня.
— Ты знаешь, кто такие казаки?
Может, он думает, что я туп, как дерево?
— Конечно, — отвечаю я. — Казаки и лошади.
— Так что насчет казаков и лошадей?
— Они скачут на них.
— А ты когда-нибудь скакал на лошади, Казак?
— Козлак, — поправляю его я.
Другие парни стоят как мумии. Даже перестали намыливаться. Просто стоят под струей воды.
— Эй, Казак, — продолжает Баджер, — а на тебе когда-нибудь скакали?
Один из парней хихикает. Баджер смотрит на него, и тот замирает.
— Вижу, ты еще многого не понимаешь, Казак, — говорит Баджер. — Это ничего. Просто наклонись. И упрись руками в скамейку.
— Может, обойдемся без этого? — отвечаю я.
Мне приходилось брать верх в драках с парнями покруче Баджера. Я смотрю на остальных. Не хочу, чтобы меня схватили за руки. А Баджер поднимается на цыпочки и начинает что-то отлеплять от трубы, идущей к головке душа. Через мгновение у него в руке нож. Он открывает его, проводит большим пальцем по лезвию.
— Будешь теперь знать, какая здесь жизнь. Опусти руки и расставь ноги.
Я не шевелюсь.
— Эй, парни, — кричит Баджер, — наша девочка стесняется. Почему бы вам не убраться отсюда.
Они спешат к двери, даже не успев смыть мыло. Последним выходит Стив.
— Стив, покараулишь, хорошо? — просит его Баджер, закрывает нож и бросает ему.
— Нам он не понадобится, не так ли Казак?
— Что ты собираешься делать?
— Собираюсь тебя соблазнить.
— Я не гомик.
— Естественно, гомиков мы тут не держим, — он кладет руку мне на плечо, потом пробегается пальцами по предплечью. Ощущение странное. Мне не нравится.
А Баджер словно читает мои мысли.
— Со временем понравится, Казак, — и неожиданно с силой бьет меня по ягодице.
— А это еще зачем? — спрашиваю я.
— Ты хочешь, чтобы я был нежен, да? — он кладет мне руку на ягодицу. Я отодвигаюсь. Он возвращает руку на прежнее место. Я бросаю короткий взгляд на его твердеющий конец.
— Ты замерз, Казак?
— Нет.
— Иногда здесь становится холодно. Я смогу тебя согреть.
— Я сказал тебе, что я не гомик.
— Слушай, Казак, если ты закрываешь глаза и кто-то тебя сосет, как ты узнаешь мужчина это или женщина. Я хочу, чтобы ты стал для меня хорошей девочкой. Стив!
— Я здесь! — откликается тот из-за двери.
— Стив нам не нужен, Казак. Только ты и я. Как на свидании. Друзья. Трахающиеся друзья.
Член Баджера уже стоит как каланча. Он берется за него рукой.
— Хочешь пососать?
Я качаю головой.
— Я так и думал, — кивает он. — Поэтому поворачивайся ко мне задом, упрись руками в скамью и расставь ноги.
— Я не хочу.
— Я не хочу, — передразнивает меня Баджер. Хватает за волосы, дергает так сильно, что у меня едва не ломается шея. — Да мне плевать, хочешь ты или нет. Я хочу, понятно!
Я бы убил этого гада, если б он не был таким здоровым.
— Стив! — кричит он. — Хочешь составить мне компанию?
— Нет, — говорю я. — Только ты. Один раз.
— Вот и хорошо, — он обхватывает пальцами мой член, начинает его поглаживать, мне это не нравится. Конец его торчит, огромный, лиловый. Он разворачивает меня спиной к себе.
— Упрись руками в скамью, — командует он, я чувствую его конец, он не может войти, больно ужасно, он толкает, толкает, наконец, входит, начинает ритмично двигаться взад-вперед, я думаю: «Никогда больше, никогда», — а Баджер кричит: — Эй, Стив, у нашей девочки очень узкая задница, посмотри сам, — я мотаю головой, что, мол, нет, а Баджер добавляет: — Казак, мне так хорошо с тобой, что я приберегу тебя только для себя, — и я знаю, что, выйдя из тюрьмы, я достану эту Уидмер хоть из-под земли и убью за то, что она донесла на меня!
Глава 48
Франсина
Я лежу на знакомой кушетке, слушаю знакомое дыхание доктора Коха, ожидающего продолжения. Я рассказывала ему о прошедшем уик-энде, о Билле и Томасси. Больше мне говорить не хочется, ни с ним, ни с кем-то еще. Наконец, я выдавливаю из себя, что по горло сыта психоанализом, больше он мне ни к чему, я хочу вернуться к нормальной жизни.
— Вы не прекращаете жить, Франсина, — замечает он, — когда останавливаетесь, чтобы немного подумать.
— Вам просто нужны деньги.
— Какие деньги?
— Которые вы получаете за то, что слушаете меня.
— Если вы хотите нападать на меня, это ваше право. Но сейчас не я объект вашей агрессии.
— Кто же?
— Вы сами. Возможно, вам не нравится, как вы употребили этого мальчика.
— Билл достаточно взрослый, чтобы позаботиться о себе. Он мой ровесник.
— Здесь вы всегда говорили о нем как о мальчике.
— Я его не насиловала.
— Интересное вы подобрали слово для определения своих действий.
— Перестаньте, доктор Кох. Я его даже не соблазняла.
— У вас получается, что насилие и соблазнение в чем-то равнозначны.
— Насилие есть применение силы. Вы это знаете.
— Да. А соблазнение никогда не может быть силой?
— Я не соблазняла Билла.
— Вы искушали его.
— Я сказала ему «вот оно», и он его взял.
— Оно, его. Нечто неопределенное. А речь идет о конкретных людях. Билл — человек, пусть слабый, но человек, а вы использовали его как кастрюлю для приготовления какого-то варева. Возможно, вы не увидели в нем личности. Но кто-то увидит. Пусть и не такая сильная женщина, как вы. Если вы искушали его, устоять он не смог. Вы использовали его в своих интересах. Да, это не изнасилование, но что-то очень близкое. Не столь опасное, но в данном случае вы поступили с ним как-то не по-человечески, вы со мной согласны? Может, вам лучше оставить его в покое?
