Неспортивное поведение (СИ) - Ван Дайкен Рэйчел

И тут зазвонил мой телефон.

На экране высветилось имя Джекса.

— Поставь на громкую связь, — хохотнул Санчес.

— Черт, нет! — я отдернул телефон подальше от него и нажал «Игнорировать».

— Это самое невероятное, что могло произойти. Но, чуть хуже того момента, когда Эмерсон выбрала меня, а не тебя, и согласилась выйти за меня замуж. — Санчес дразнился, но мне все равно хотелось дать ему в морду. — Что? Все еще слишком рано?

— Ты — придурок, — прошипела ему Кинс.

— Я ее придурок. — Санчес указал на Эмерсон, которая схватила его за руку и потянула к двери. — Что? Куда мы идем?

Она что-то прошептала ему на ухо. Санчес пихнул Эм за двери, и она захлопнулась за ними.

— Интересно, что она сказала, — пробормотала Кинс.

— Наверное, что-то извращенное. Мы ведь говорим о Санчесе, а есть только три вещи, с помощью которых его можно отвлечь — футбол, секс и печеньки.

Кинс пожала плечами и уставилась на дверь.

— Х-м, неплохой способ жить.

Снова зазвонил мой телефон.

Меня захлестнула паника.

Я понятия не имел, почему звонил Джекс — из-за того, что был взбешен, или из-за того, что просто хотел узнать, какого черта мне понадобилась лапать задницу его сестры и совать язык ей в горло.

— Ты выглядишь испуганным. — Кинс схватила телефон и нажала «Игнорировать» и положила его на стол. — Дай ему несколько минут, мы сходим в душ…

— И когда ты говоришь…

— Стоп. — Она положила руку мне на грудь и пихнула — Не думаешь, что у тебя сейчас и так достаточно неприятностей? Если Джекс узнает, что ты где-то рядом со мной или в одном душе со мной, он тебя кастрирует.

— Был всего один поцелуй.

— Мы смотрим на одну и ту же фотку? — Кинс ввела мой пароль в мой телефон со скоростью человека, который прекрасно помнил дату моего рождения, а затем увеличила фото. — Со стороны все выглядит так, словно мы занимаемся сексом в одежде.

Между нашими телами фактически не было пространства, и каким-то образом ее тело было словно обернуто вокруг меня так, как будто от этого зависела ее жизнь.

— Сдай назад, как ты узнала мой пароль?

— Твой день рождения седьмого марта. Боже, меня поражает, какими глупыми иногда могут быть парни. Ты слишком занят футболом, чтобы сменить свой пароль, ты прям как Джекс.

Я схватил ее за бедра и посадил на стол.

— Еще раз скажи, что я как твой брат, и я присоединюсь к тебе в душе, чтобы доказать, как сильно от него отличаюсь, поняла?

Глаза Кинси вспыхнули, затем она сглотнула и кивнула.

— Ну, хорошо… — У моего тела были другие идеи, те, в которых Кинси не позволено отходить от меня ни на шаг. Но она была достойна большего, чем просто секс, большего, чем единственное, что я готов ей дать. — Дальше по коридору, первая дверь справа, чистые полотенца в деревянной корзине, и если ты воспользуешься моим гелем для душа, я тебя выслежу.

— Серьезно? — фыркнула она. — Твой гель для душа?

— Я странный, когда дело касается моей хрени.

— Считай, что я в шоке. Ты, наверное, обмочишь панталоны своей бабушки, если я случайно возьму твою бритву, да?

— Лишь прикоснись к ней, и я узнаю, Кинс.

— Кто ты? Какой-то помешанный на чистоте?

— Нет, мне просто нравятся, когда мое остается моим.

— Ох, так тебя никогда не учили делиться? Ну, помнишь, когда сидишь в кругу и передаешь печеньку. — Кинси встала на цыпочки и похлопала меня по щеке. — Не волнуйся, я не украду твою печеньку, Миллер, даже если ты будешь запихивать ее мне в рот.

Я застонал.

Она шлепнула меня по заднице.

И я чуть не сломал столешницу, когда, уходя, она вильнула попкой.

ГЛАВА 5

ДЖЕКС

Ублюдок не брал трубку.

Ну, конечно, бля.

Я снова посмотрел на фотографию. Я не мог перестать это делать — каждый человек на нашей планете мог видеть, как моя сестра липла к Миллеру так, словно ей необходимо использовать его легкие, чтобы получить следующую дозу кислорода.

Вызов снова отправился на голосовую почту.

Зарычав, я хлопнул рукой по гранитной столешнице и посмотрел на телевизор. В такой ситуации ни единого шанса, чтобы посмотреть записи игр прошлого сезона и сделать заметки.

Варианты.

Чтобы успокоиться, я сделал вдох через нос и выдохнул через рот, повторил этот процесс еще пять раз, затем спокойно сел на диван и позволил себе сосредоточиться на умиротворяющем звуке часов, тикавших на заднем плане.

Тишина оглушала.

Я сжал кулаки.

Моя вина.

Я сказал, что они должны притвориться, что встречаются.

Мне нужно прекратить делать поспешные выводы. Успокоиться, черт побери, и подумать о том, что могло подтолкнуть двух человек, которые этим утром выглядели так, словно были готовы поубивать друг друга, к поцелую… к такому поцелую.

Я закрыл глаза.

Затем быстро их открыл и снова схватил телефон, на этот раз посмотрел на угол съемки фотографии. Там стоял кто-то еще.

Любой наш товарищ по команде посмотрел бы в другую сторону или дал бы Миллеру «пять». Либо так, либо начал бы писать свой некролог.

Но не Андерсон.

Засранец Андерсон был достаточно хитроумным, чтобы сделать фото и запостить его везде, где только можно, но зачем? Чтобы доставить неприятности Миллеру? Чтобы меня выставили из команды после того, как я бы узнал, кто сделал фото, и надрал бы ему задницу? Сезон еще не начался. У менеджеров связаны руки, да и проблемы у них посерьезнее, чем поцелуй их звездного игрока с одной из черлидерш.

Ревность?

Или, возможно, он пытался разоблачить их блеф?

Возможно, он не поверил в то, что они состояли в отношениях, Бог свидетель, что он был осведомлен в том, как я отношусь к возможности, что Кинс будет встречаться с футболистом.

А если он не поверил в их ложь.

То не будет держаться от нее подальше.

Я откинулся на спинку дивана и застонал.

Я отказывался рисковать и сосредотачиваться не на футболе и отце, а даже на малейшую возможность того, что Андерсон снова испортит жизнь Кинс.

У меня сдавило в груди.

Мысли путались, вынося на первый план мрачные воспоминания о том, как нес в дом маленькую Кинси, а еще кровь, ее крики. И о том, как годы спустя она встречалась с Андерсоном, и пустота на ее лице не давала покоя. Этот контролирующий ублюдок должен сидеть в тюрьме.

Я серьезно относился к жизни своей сестры, к ее сердечным делам. Кое-кто мог бы сказать, что слишком чересчур. Но этот кое-кто может отправляться к черту, потому что никто не знал Кинс так, как я — не знал ее боли, не разделял ее.

Ведь, именно я тогда был с Кинс, помогал собирать осколки.

Когда ее бросили.

Когда она была потерянной.

Когда ей было больно.

Когда Андерсон унижал ее словами до тех пор, пока девушки, которую я знал, больше не стало.

Когда Кинс была лишь оболочкой той, которой она была сейчас. Когда она смотрела на пищу так, словно еда сейчас оживет и кинется на нее… Когда она совсем перестала приходить на праздники, потому что ее парень был таким садистским контролирующим ублюдком, что отказывался позволять ей видеться с ее семьей, опасаясь того, что мы расскажем ей правду… Что он обращался с ней, как с рабыней, и еще заставлял ее за это его благодарить.

Я ненавидел то, как много видел в Андерсоне общего с собой.

И вот через две недели начнется предсезонье.

Через. Две. Недели.

Я разблокировал телефон и снова набрал Миллера.

— Йо. — Он казался запыхавшимся.

— Йо? — повторил я. — Йо? Вот так ты отвечаешь на звонок после дерьма, вроде той фотографии в соцсетях? Йо?

— Ох, извини, ты ожидал, что я начну беседу с объяснений? Именно ты попросил меня это сделать, и при первых признаках того, что мы с Кинс встречаемся, ты облаиваешь мою задницу?

Миллер чересчур сильно защищался.

И у меня встали дыбом волоски на руках.

Я решил не трогать его.

Ведь, если я что точно и знал о своем друге, это то, что он начинал защищаться лишь тогда, когда что-то скрывал.