Хорошее стало плохим (ЛП) - Дарлинг Джиана

Рэт был из тех байкеров, которого приняли со стороны. Воспитанный двумя родителями-алкоголиками, мамой-стриптизершей и папой-вышибалой в ночном клубе, он родился в бедности и рано понял, что самый простой способ вырваться оттуда — направить свои огромные размеры — шесть футов шесть дюймов в возрасте шестнадцати лет — как инструмент для банд, правивших улицами. Он начинал как скромный силовик для Триады, китайского преступного синдиката, а затем быстро открыл для себя привлекательность Харлея, разыскивая Берсеркеров в возрасте восемнадцати лет, и теперь, двенадцать лет спустя, он стал вице-президентом. Это было немаловажно, учитывая его молодость, и это было напрямую связано с количеством крови, которое он пролил своими молотоподобными кулаками, и количеством крови, которую он спас от попадания в их собственные ряды благодаря его сверх-среднему-байкерскому IQ.

Если это до сих пор не устрашающе, то Рэт был хорош собой. Вы думаете, что в красоте нет ничего угрожающего, но вы просто не видели ее на самом деле. В красивой вещи так много силы, в ее способности управлять вашими мыслями и управлять вашими действиями. Это блестящая штука, а мы все просто вороны, беспомощные против его привлекательности.

Рэт был одной из самых блестящих вещей, которые я когда-либо видела, такой прекрасной, что она была ужасающей, но казалась прекрасной для того, кто ценил такие ужасающие вещи. Я никогда не видела человека крупнее, даже мой отец-голиаф не был таким высоким и высеченным из гранитных мускулов, но вся эта твердость смягчалась густыми блестящими золотисто-каштановыми волосами и большими глазами, такими ясными и бледно-голубыми, что они походили на безмятежную гладь озера. Его губы были пухлыми, толстая кривая губа сверху и снизу разрезали густую бороду и подчеркивали ее нелепую красоту.

На протяжении многих лет я изучала Рэта Марсдена, но не потому, что он был хорош собой.

Нет, я изучала вице-президента Берсеркеров и безжалостного убийцу, потому что он изучал меня.

У меня было ощущение, что, если бы его двоюродный брат не встретил меня первым, он бы уложил меня в свою постель в мгновение ока.

Затем он посмотрел на меня, его челюсти были сжаты, но в остальном его лицо оставалось бесстрастным. Где-то там была угроза, я могла прочесть ее сквозь выражение его лица.

Он не купился на историю смерти своего кузена.

Более того, он не верит, что я не приложила к этому руку.

Черт.

— Харли, детка, — сказал Жнец, его голос был таким же тлеющим, как столб дыма, вырывающийся из его заткнутого сигаретой рта. Он раскрыл передо мной свои короткие коренастые руки, — Подойди к Жнецу.

Я пошла без колебаний, хотя мысль о том, что ко мне прикоснутся, все еще вызывала сильный озноб по всему моему телу.

Жнец Холт не был тем, кому дозволено не повиноваться.

Он крепко обнял меня, уткнувшись носом в изгиб моей шеи, потому что он был одного роста со мной в моих высоких ботинках. Я постаралась не вздрогнуть, когда он глубоко вдохнул мой запах, и его мясистая рука опустилась вниз по моей спине, обхватив мою задницу, похлопывая ее, прежде чем он отпустил меня.

— Хорошо выглядишь, детка, — сказал он мне, его налитые кровью карие глаза мерцали.

Ему было где-то за пятьдесят, но у него было либидо подростка. Он никогда не был женат, но, насколько мне известно, у него было двенадцать детей, все от разных женщин, и это были только те, у кого хватило смелости заявить о себе, чтобы получить деньги на содержание ребенка. Я не понимала привлекательности этого, но тогда вам не нужно было находить Жнеца привлекательным, чтобы трахнуть его. Я провела всю свою жизнь, наблюдая за женщинами, вовлеченными в банду байкеров, очарованными волнением бунта, укрощением плохого мальчика, разоблачением греха.

Спать с преступником было все равно, что спать с диким животным. Только очень глупые или очень смелые выдержали риск того, что это животное повернется, вырвет вам глаза и прокусит ваше горло, прежде чем вы успеете моргнуть. Я знала женщин, которые сделали правильный выбор, смелых, таких как моя мачеха/лучшая подруга Лулу Гарро и девушка моего брата, Крессида Айронс. Они не приручили найденных ими мустангов, они просто научились хорошо ездить на них по пересеченной местности своей байкерской жизни и через дебри своей зачастую жестокой реальности.

Я также знала дураков. Тонны из них.

Я тоже была одной из них.

Крикет был животным, и его даже не стоило пытаться приручить или оседлать. Он был чем-то маленьким, изворотливым и диким, как енотом днем, который голоден и поэтому обезумел.

В миллионный раз за последние четыре года я задумалась, как он вообще мог меня обмануть?

И в миллионный раз мне пришел один и тот же ответ.

То была небольшая часть моей самооценки, которая была испорчена, прогнила так глубоко, что вся уверенность в себе была поразительно ненадежной. И эта гниль исходила непосредственно от моей сучки матери.

Всю жизнь меня любили мужчины, я доверяла им заботиться обо мне, даже более того, дорожить мной.

Это была женщина, которая научила меня ненавидеть себя, что мне нечего предложить и нечего получить от жизни, потому что я сама была никем. Не достойна даже материнской любви.

Таким образом я совершила ошибку. Я предпочла безоговорочно доверять мужскому полу и избегала того гнилого уголка своей души, где неуверенность в себе и ненависть тусовались, как школьные подростки. И, игнорируя их, я позволила им испортить всю мою душу своей анархией, пока я не стала именно такой, какой хотела видеть меня моя мать.

Ничем.

Крессида провела свое исследование, лихорадочно пытаясь найти ответы в своей драгоценной литературе, которые могли бы объяснить, где они, моя семья, ошиблись, воспитывая меня. Я могла бы сказать ей, что это не она и не они, и уж тем более не мой отец. Иногда все, что нужно, это одно тухлое яйцо, и все такое.

Тем не менее, она наткнулась на статистику на веб-сайте Канадского женского фонда и помощи детям.

Дети, подвергшиеся жестокому обращению, в два раза чаще становятся насильниками или жертвами жестокого обращения во взрослой жизни. Они также почти в девять раз чаще занимаются преступным поведением, что меня рассмешило. Кинг был потенциальным кандидатом в мотоклуб моего отца, а у меня были судимости с тринадцати лет.

Мне не стало легче от осознания того, что за моими жалкими действиями стоит наука, но это помогло моей семье, поэтому я молчала, пока они охотились за информацией, чтобы накормить зияющую пасть отчаяния в своем животе.

Монстр в глубине моего живота остался голодным.

— Извини Крикет, — прервал мое несвоевременное оцепенение Жнец, — Хороший ребенок.

Я чувствовала, как острые глаза Рэта вонзаются мне в грудь, как острие лезвия, поэтому я старалась не показывать на лице отвращение при этих словах. Крикет не был ребенком, он умер в двадцать четыре года, и ни в каком виде он не был в хорошей форме.

Вместо этого я позволяю слезам наполнить мои глаза до краев, но не более того. Не стоило переигрывать, и они ожидали, что я буду суровой вдвойне, как бывшая и, более того, как Гарро.

— Не могу в это поверить, — прошептала я, переводя взгляд с Жнеца на Гриза, на Рэта и обратно, чтобы все могли взглянуть в мои тонущие голубые глаза, — Скажи мне, что ты знаешь, кто сделал это с ним. Скажи мне, что ты их найдешь.

Гриз шагнул вперед, его покрытое шрамами лицо расплылось в злобной ухмылке. — О, мы их достанем. У меня есть точная информация, что это были эти чертовы Красные Драконы.

Я тихонько присвистнула и покачнулась на каблуках, искренне удивленная тем, что копы решили повесить вину на азиатский синдикат организованной преступности, базирующийся преимущественно в центре Ванкувера. Это был дерзкий ход, далеко не только перемещение пешки на доске, они поставили под угрозу своего ферзя из-за шанса уничтожить две банды по цене одной.

— Это означает войну? — я спросила.