Бертрис Смолл - Плененные страстью (Сборник)
Он судорожно сжал шершавыми ладонями лицо Абигейл.
— Я сдержу слово, но помни: пока длится шторм, твое тело, потребности, фантазии, все, что есть у тебя, принадлежит мне. И не думай уклониться, Абигейл.
Сердце Абигейл пропустило удар.
— В таком случае можно сказать, что мы заключили сделку.
— Тогда позволь мне раздеть тебя, — прозвенел голос из темноты.
Ледяной воздух ласкал ее кожу, освобожденную от тесного лифа, но холод мгновенно сменился невыносимой жарой, когда жесткие руки стянули платье до самой талии.
— Ты не надела корсета.
Его дыхание было прерывистым… таким же прерывистым, как у нее.
— Не надела.
Корсет лежал в сундуке вместе с сорочками и нижними юбками, куда она сложила все сразу же после приезда в этот уединенный коттедж.
Платье сползало все ниже, с легким шорохом ткани по обнаженной коже, пока не улеглось у ног беспорядочной грудой. Жесткие горячие руки легли на ее бедра, потянули вперед.
В живот уперлась такая же горячая жесткая плоть.
— Ты всегда носишь шелковые панталоны?
Она нерешительно подняла руки и вцепилась в саженные плечи. Твердые. Мускулистые. Кажется, он весь был создан из огня и стали.
— Да. Мне нравится ощущение скользкой прохлады.
— Мне тоже, — хрипла пробормотал он.
Гибкие пальцы скользнули к ямочкам пониже спины, и колени Абигейл подогнулись.
— Ты такая мягкая.
Она непроизвольно налегла всем телом на эти настойчивые пальцы, упорно скользившие по коже.
— И здесь тоже.
Он проник в расселину между ягодицами.
— У меня никогда не хватало времени изучить получше женское тело. Но сегодня с тобой, Абигейл, я не стану спешить. И когда ураган стихнет, буду знать каждый дюйм твоего тела.
Абигейл напряглась при его неожиданном вторжении. Шершавые пальцы чуть царапали нежную плоть, но ей, пожалуй, было даже приятно. В ответ она решительно провела ладонями по гладкой, бугрившейся мышцами спине, до самых загрубевших, поросших волосками ягодиц, тугих и впалых в отличие от ее — мягких и пухлых.
Чуть помедлив, в том месте, где раздваивались его ягодицы, она пообещала:
— Когда ураган стихнет, я тоже буду знать каждый дюйм твоего тела.
И легонько погладила его. Плоть, упершаяся в ее живот, дернулась, а плоть под ее ладонями словно окаменела.
— Я не нуждаюсь в том, чтобы женщина знала мое тело, Абигейл.
Она действительно зашла слишком далеко, чтобы повернуть назад.
— Но это необходимо мне, Роберт.
— Ты часто мечтала о мужчине, ласкающем твою попку, Абигейл? — саркастически осведомился он.
— А ты, Роберт? — ехидно отпарировала она.
— Могу заверить, что в жизни не мечтал о том, чтобы ласкать зад другого мужчины.
Абигейл даже не сразу поняла, что Роберт шутит… должно быть, скрывая свое смущение. Должно быть, такой же новичок в искусстве страсти, как она сама. И так же уязвим.
Абигейл продолжала ласкать мягкую кожу развилки в основании спины.
— Именно об этом думают мужчины в пылу сражения? О женских попках?
Роберт словно оцепенел. Воздух в комнате словно сгустился.
— Солдатам вообще некогда думать. Они либо слишком устали, либо неимоверно испуганы. Они размышляют о своем либо перед битвой, либо когда лежат, умирая, на поле брани.
Абигейл поспешно прикусила язык, пораженная холодной злобой в его голосе. И болью, которую она скрывала.
— А ты? О чем думал перед боем ты?
Загрубевший палец погрузился в расселину между ягодицами еще на ошеломляющий дюйм. Что‑то твердое прижалось к ее лбу. Его лоб.
— О том, как сохранить всех моих людей живыми. И если спросишь, стану ли я убивать снова, Абигейл, ответ — «да».
— Только на войне, Роберт, — твердо возразила она. — И сейчас тебе лучше об этом забыть.
Возбуждающий палец неожиданно исчез, а шелковые панталоны сползли вниз: очевидно, он распутал завязки. И тут же отступил. Абигейл окутали тьма и холод.
— В таком случае заставь меня забыть, Абигейл. Скажи, что делает мужчина твоей мечты после того, как оставит обнаженной.
Нерешительность спорила с желанием, настойчивый голосок где‑то в глубине души советовал ей отказаться от глупой авантюры. Она слишком стара, слишком высока, слишком толста… тысяча и одна причина, почему мужчины не находят ее привлекательной.
Она опустила руки и выпрямилась.
— Он ласкает мои груди.
Жар опалил кончики сосков. Она сомкнула колени, чтобы не рухнуть на пол.
— Такие твердые…
Безжалостные прикосновения, наполовину ласки, наполовину пытки, кружили голову.
— Я нашел, откуда течет молоко при кормлении. Вот эти крошечные ямки на самых кончиках. Мужчина твоей мечты их сосет?
Плоть между бедер Абигейл набухла.
— А ты когда‑нибудь мечтал пососать женщину?
— Да. Сосать, пока она не истечет соками. Дай мне исполнить мою мечту, Абигейл.
Жаркие, жадные, влажные губы накрыли ее грудь.
На самую малую долю мгновения Абигейл потрясение застыла, но тут же задохнулась. Тело, подстегиваемое незнакомыми доселе тянущими, тягучими ощущениями, ожило.
Она не помнила, как ее руки утонули в копне шелковистых, густых, влажных волос. Роберт мгновенно откликнулся, накрыв одной рукой ее ягодицы и прижав другую к ее животу, словно чтобы ощутить, как содрогается ее чрево.
Возможно, так оно и было. Абигейл ни к кому не чувствовала себя столь близкой, как к Роберту, жадно впившемуся в ее груди.
И когда ей в самом деле показалось, что из сосков вот‑вот закапает молоко, черный мир страсти пошатнулся. Сильные руки подхватили ее, так что правая грудь оказалась между их телами, и Абигейл очутилась на кровати, утопая головой в мягкой подушке, ощущая спиной колючий холодок покрывала.
— Нектар, Абигейл.
Теплые длинные пальцы нырнули в пещерку между ее бедер.
— Как я и обещал, ты им истекаешь. Интересно, во время своих фантазий ты ласкаешь себя… там?
Озноб прошел по телу Абигейл.
— Конечно, нет.
— Наш договор, леди.
Палец обвел каждую складку мягкой плоти между ее бедер, презрев скромность, преодолевая сопротивление.
— Я хочу проникнуть в каждую твою эротическую мысль, знать каждое прикосновение.
Абигейл зажмурилась.
Он сказал — все.
И она согласилась. Но Роберт оказался слишком настойчивым, и она не понимала, нравится ли ей это. Так поступал человек ее мечты, только сейчас она столкнулась с реальностью.
Она действительно была влажной. Открытой его ласкам, и ничего не оставалось делать, кроме как наслаждаться. И копить драгоценные воспоминания.
