Ее бешеные звери (ЛП) - Бали Э. П.

— Извини, — бормочет она.

Лайл поправляет себя в штанах, затем снова накидывает на нее халат, застегивая и завязывая его на плечах, и натягивая одеяло. Он нежно гладит ее по щеке, и она наклоняется навстречу его прикосновениям, поднимая на него усталые голубые глаза.

Лев сжимает челюсть снова и снова, этот мускул работает сверхурочно. Но его глаза прикрыты, пока он смотрит на нее сверху вниз. Я знаю, что теперь он не сможет держаться от нее подальше.

— Еда, — бормочет Лайл, снова поправляя член и вставая. — Нам нужно тебя покормить.

Он выжидающе смотрит на меня, потому что этому ублюдку действительно невыносима мысль, что ему придется покинуть комнату. Интересно, что он планирует теперь делать, ведь совершенно очевидно, что он без ума от нее. Как и я. Как и все мы должны быть без ума от нее.

— Я принесу. — Я поднимаюсь с кровати, слизывая соки Регины со своих губ.

Он кивает.

— Спасибо.

Мгновение я в шоке смотрю на него. Аурелия издает какой-то звук, и мы оба поворачиваемся к ней.

— Вы такие милые, — бормочет она, а потом засыпает.

Глава 56

Аурелия

Каким бы я ни представляла себе пребывание в квартире Лайла, все совсем иначе. Дикарь и Лайл никогда не оставляют меня одну. Один из них всегда рядом, будь то для того, чтобы накормить меня, искупать или подремать рядом. Коса и Ксандер, кажется, тоже хотят быть поблизости, хотя я думаю, что в случае с Ксандером он просто хочет с подозрением присматривать за мной. Самое странное во всем этом — я наслаждаюсь их вниманием. Раньше никому не было до меня дела, и то, что я получаю такую заботу от столь доминирующих и могущественных мужчины, просто сводит меня с ума. Я стараюсь не оголять живот, и после того, как я в первый день огрызнулась на Дикаря за то, что он приблизился к бинтам, он больше к ним не притрагивался. Я посылаю ранам исцеляющую энергию, чтобы по возможности предотвратить инфекцию, а обезболивающие, которыми меня кормит Лайл, действительно помогают справиться с болью.

Я вдруг начинаю понимать, как они живут изо дня в день. Коса и Лайл заняты. Лайл постоянно сидит за своим ноутбуком в кресле у кровати и работает над делами, связанными с Академией. Он ходит в школу на собрания или пару занятий, а также проверить, как там его бешеные ученики. Но как только он заканчивает, сразу спешит обратно, чтобы искупать меня и нежно погладить по щеке. Он явно не может удержаться от этих поступков, и за тем, как он суетится вокруг меня, просто удивительно наблюдать.

Когда Лайла нет дома, Коса садится за новым обеденным столом и работает за ноутбуком. Он часто разговаривает с кем-то по телефону, и я не могу не прислушиваться к его ровному, размеренному голосу с хриплыми интонациями. Даже когда что-то явно идет не так, он никогда не выходит из себя и не повышает голос. Его низкий, ледяной тон всегда подсказывает мне, что он чем-то недоволен.

Я знаю, что Ксандер где-то рядом, но он в основном заходит, только когда думает, что я сплю, и они с Косой тихо разговаривают между собой.

Дикарь настаивает на том, чтобы целовать меня после каждого кусочка, которым он меня кормит, и я ловлю себя на том, что жажду его губ, сколько бы раз он мне их не предложил.

Большую часть времени я провожу за просмотром фильмов на ноутбуке, который одолжил мне Лайл. Минни и Стейси каждый день пишут мне с контрабандных телефонов. Меня раздражает, что я не могу отправлять голосовые сообщения без посторонней помощи, но, по крайней мере, меня забавляют фотографии, которые они присылают: обычно это откровенно смешные фото нимпинов или какие-нибудь скандальные наряды. Дикарь никого ко мне не пускает, даже Юджина, и Лайл, кажется, одобряет это. Сейчас они излучают дикую, собственническую энергию, внимательно следя за каждым моим вздохом.

К концу третьего дня мне удается полностью срастить обе сломанные кости. Я сразу же говорю об этом Лайлу, когда он возвращается вечером, и мой лев улыбается мне.

Когда я вижу счастье на его лице, мне кажется, что я впервые за много дней увидела солнце, и от этого мне становится тепло до самых костей. Это чувство немного угасает, когда он возвращается не с маленьким устройством для снятия гипса, а с драконом с напряженной спиной и светящимися глазами.

— Он, наверное, сожжет мне всю руку, — мрачно говорю я.

— Он этого не сделает, — рычит Дикарь, подкрадываясь к ним сзади. — Или я вырву его гребаные почки и буду носить как серьги.

— Модник, — невозмутимо отвечает Ксандер. — Я пришел при условии, что ты расскажешь мне, что ты делала с моим драконом.

Его злит, что я разговаривала с его драконом, и я вижу это по красным вспышкам, которые мелькают в белом сиянии его глаз. Но тут в комнату входит Коса, и они все встают передо мной, как стая тлеющих зверей, брачные метки освещают комнату, словно скопление звезд на ночном небе. От этого мне становится жарко, и я начинаю ерзать на кровати.

— Регина, — упрекает Дикарь, но сам ухмыляется. — Сосредоточься.

Дерьмо, они чуют мое возбуждение. Я отказалась от своего обонятельного щита в пользу самоисцеления. Жар заливает мое лицо, и я прочищаю горло.

— Ну, на самом деле, я сделала это не нарочно, — говорю я, вздергивая подбородок. — Он пришел ко мне в день моего суда.

Ксандер прищуривает глаза, отчего светящиеся сферы превращаются в подозрительные светящиеся щелочки.

— Вообще-то, я вроде как думала, что ты знаешь.

Он молчит, и это говорит мне о том, что он вообще ничего не знал.

— Ты подарил мне кое-какие украшения, и я спросила тебя, сможешь ли ты открыть драконью дверь-обманку, вроде той, что есть у вас, и ты… он сказал «да». — Дракон сказал мне еще несколько совершенно невероятных, сводящих с ума вещей, но я не собираюсь повторять это сейчас, когда температура в комнате буквально взлетает до небес. Из ноздрей Ксандера вырывается струйка дыма. — Это все.

Ксандер указывает на меня пальцем.

Я напрягаюсь, когда что-то шипит и рвется. Пораженная, я смотрю вниз и вижу идеально прямую линию, пересекающую один гипс, а затем другой. Я чувствую слабый запах гари и какой-то кислый запашок, исходящий от моей кожи, которая была закрыта гипсом три дня.

Не говоря больше ни слова, Ксандер резко разворачивается и вылетает из комнаты, оставляя за собой шлейф из дыма.

— Я знала, что это не он, — тихо говорю я Дикарю, Косе и Лайлу. — Я сразу поняла, что это не он.

Несмотря на то, что мои руки зажили, Лайл заставляет меня позволить ему вымыть мои волосы над раковиной, и я сажусь на стул, откинувшись на спинку. Моя интуиция подсказывает мне, что ему нужен этот контроль… надо мной и над ситуацией. Я чувствую, что он балансирует на грани чего-то.

Я смотрю на него снизу вверх, пока он втирает шампунь, а затем кондиционер в мои волосы с той же смелой, интенсивной концентрацией, с которой он, кажется, делает все. Его руки на моей голове успокаивают, а пальцы — это рай, когда они массируют мне голову. Я не ходила к парикмахеру с тех пор, как покинула дом отца, так что волосы значительно отросли, и я просто время от времени подстригала кончики.

— Ты что, пялишься на меня, Аурелия? — спрашивает он с озадаченной улыбкой на чувственных губах.

У меня краснеют щеки, потому что я вспомнила, как ощущались эти губы на мне в первый день, когда он обрушил на меня свой рот, словно лучшее из оружий. С тех пор мы ничего такого не делали, мне доставались только легкие поцелуи от моего волка. Оба держались на некоторой сексуальной дистанции, как будто не хотели давить на меня, пока я выздоравливала. Но в случае с Лайлом, мне кажется, он намеренно держится в стороне. Поэтому я, естественно, меняю тему.

— Просто рада, что снова увижу Генри с друзьями, — быстро говорю я.

Но это также означает, что мое время здесь подошло к концу. Мне придется вернуться в свою комнату и жить без моих суженых. Без уединения в этой квартире и их запахов в ней. Без возможности быть рядом с Лайлом.