Ayliten - Время жить
Все-таки, несмотря на все секреты, несмотря на разочарование во многих своих великолепных предках, род и его история, уходящая корнями в глубокое прошлое, для Драко имели огромное значение. Мне сложно было его понять в этом - сам я не знал о своей семье почти ничего, кроме того, что мой отец носил фамилию Поттер, а его предком был один из братьев Певерелл.
Может быть, именно поэтому я плохо понимал, насколько сильно на Драко давят обязательства перед его семьей - всю свою жизнь я отвечал только за себя самого и думал исключительно о собственных проблемах. Даже Волдеморт - и тот был моей проблемой, личной, никак не зависящей от Дурслей. Возможно, все пошло бы по-другому, если бы были живы родители, но, насколько я знал, Поттеры никогда так не цеплялись ни за наследие предков, накопленное веками, ни за общественное положение, как Малфои. А Драко всегда был и навсегда останется Малфоем, до мозга костей.
К сожалению.
- А что не так с твоей фамилией?
- Строго говоря, изначально это была даже не фамилия. Малфоем прозвали внука Ромула - он отравил своего старшего брата, чтобы занять его место, - по его тону было непонятно, то ли он осуждает далекого предка, то ли гордится. Вполне возможно, что и сам Драко с этим еще не определился. - Ну, а потом уже так и прилипло… и повелось.
- Мне начинает казаться, что у каждого поколения твоей семьи спрятано в шкафу как минимум по одному скелету.
- Очень даже может быть, - иронично усмехнулся Драко. - Надеюсь, бравый аврор не станет устраивать из-за этого в поместье обыск?
- Заманчивое предложение, - ответил я, пристально разглядывая его. - Я подумаю.
* * *
Дни неслись вскачь. Все чаще и чаще я ловил себя на мысли, что время утекает, как песок сквозь пальцы, и я ничего не могу с этим поделать. Еще недавно было рождество, и я не успел оглянуться - а календарь уже дошел до середины февраля.
Зима подходила к концу, и Лондон, хмурый и темный, понемногу начинал просыпаться. Снега в этом году было немного, а теперь он и вовсе растаял; улицы с самого утра окутывал туман, рассеивающийся к середине дня, а к вечеру собиравшийся вновь, с неба летела мелкая морось, оседающая на одежде и волосах, и перед выходом из дома приходилось накладывать водоотталкивающие чары.
Приближение весны чувствовалось во всем - даже на работе весь отдел как-то оживился, словно очнувшись от зимней спячки. Рон, очень повеселевший в начале февраля, когда они с Гермионой наконец-то переехали в отдельный дом, все чаще ходил по министерству, насвистывая какой-то веселый мотивчик, а один раз я наткнулся на Кингсли, шествовавшего по коридорам с таким беззаботным видом, будто на его улице перевернулся огромный котел с зельем удачи.
Все так или иначе радовались наступающей весне и лету, приближающемуся с каждым днем - а я, наоборот, с каждым уходящим днем зимы с тоской смотрел на безжалостный календарь.
Неспешно накатывала тихая паника, какой у меня не было еще никогда в жизни. Внутри, в глубине души, что-то выстывало, обрывалось, и порой я казался самому себе путником, идущим через пропасть по хлипкому висячему мосту.
Откуда-то пришло состояние странной, пугающей беспомощности. Я убеждал себя в том, что это просто мои домыслы, нервы, но не мог отделаться от ощущения, что стоит только Драко уехать - и прошлая жизнь закончится. Все рассыплется, раскрошится, превратится в пыль.
Причин для подобных мыслей не было никаких - в конце концов, мы расставались всего на месяц, - но, однажды появившись, эти страхи не спешили уходить из головы. Наверное, я, и правда, до сих пор не доверял Драко полностью - иначе не боялся бы, что наше время подходит к концу.
Порой мне казалось, что и сам Драко испытывает нечто подобное - по крайней мере, мне хотелось в это верить.
Наши отношения изменились - мы снова почти перестали разговаривать, как и осенью, когда все еще только начиналось. Не затрагивая ни далекого, ни ближайшего будущего, мы просто наслаждались каждым днем, и все наши разговоры сводились либо к каким-то последним новостям, либо к шуткам. Мы встречались - чаще всего урывками, едва ли не на бегу, - и сразу же шли в постель, где настолько жадно и исступленно занимались любовью, как будто виделись друг с другом последний раз в жизни.
Это было похоже на отчаянье - а может быть, им и было. Я ни на секунду не забывал, что у нас остается все меньше и меньше времени. Уже почти весна, скоро март, а за ним и апрель, и май, и, впереди - август. Сейчас казалось, что до августа еще далеко, почти полгода, но я прекрасно знал, что эти месяцы пролетят так быстро, что мы не успеем и оглянуться, когда наступит пора прощаться. И то, что происходило сейчас, выглядело своеобразной репетицией.
- Драко, - спросил я однажды вечером, когда мы лежали в постели. - У тебя никогда не возникает чувства, как будто ты слышишь тиканье часов? Таких, знаешь… больших и невидимых, преследующих тебя везде, куда бы ты ни пошел.
Он ничего не ответил - даже не повернул головы, будто бы не услышал вопроса. Только прохладные пальцы с такой силой стиснули мою ладонь, что слова просто стали не нужны.
* * *
В гостиной дома Рона и Гермионы было шумно и весело. С праздничным ужином в честь дня рождения Рона было уже покончено, и гости смеялись и танцевали под громко играющую музыку. Народу было ужасно много - и родственники, и друзья. Даже Джинни на сегодняшний вечер приехала из Хогвартса, и теперь кружилась в паре с Невиллом, за последний год очень повзрослевшим и уже совсем не напоминающим того увальня, каким был на первых курсах. Дин Томас смотрел на них, веселых и жизнерадостных, с тоской - Джинни ему до сих пор нравилась, и после того, как мы расстались, он надеялся, что она вернется.
Впрочем, самому Дину грех было жаловаться на судьбу - в качестве пары он привел с собой очаровательную блондинку, с которой познакомился в Гринготтсе, где они оба работали под началом Билла Уизли. Вместе с Адрианой, как ее представил Дин, они смотрелись довольно экзотично, но красиво.
У меня же, несмотря на всеобщее веселье, на душе скребли кошки. Я старался улыбаться и шутить наравне со всеми, но это натужная, наигранная радость отнимала столько сил, что уже через пару часов я ощутил непреодолимое желание отправиться домой, прикинувшись больным. Всеобщая беззаботность начинала действовать на нервы.
Но уходить было слишком рано - Рон непременно бы расстроился, - так что я сидел, понемногу потягивая вино, вежливо отказывался от танцев и игр, болтал с друзьями и пытался выглядеть довольным. И не думать, не вспоминать о том, что еще два дня - и я опять останусь в одиночестве, в пустом тихом доме.
Оказалось, что к хорошему, и впрямь, очень легко привыкнуть.
