Тара Сивек - Маяк Фишера (ЛП)
— Я уверен, что он разозлится, что я здесь уже несколько дней и не сообщил ему об этом, но я планирую позвонить ему позже сегодня вечером и встретиться. Я хотел провести немного времени наедине с тобой, прежде чем встречаться с ним. Фишер в курсе, что я всегда хотел поговорить с тобой, и он ясно дал мне понять, что я могу свободно говорить с тобой обо всем, о чем мы говорили во время его пребывания в госпитале. Он не хочет, чтобы между вами двумя были какие-либо секреты, но ему просто иногда тяжело говорить о своих собственных проблемах.
Я уже хорошо осведомлена об этом факте — разговоры в течение последних месяцев, касались того, что он испытал за рубежом, для него были очень трудными. Он захлебывался слезами, рассказывая о своих друзьях, которых он потерял, останавливался и делал несколько успокаивающих вдохов, потом продолжал рассказывать о страшных ситуациях и снах, которые все еще преследовали его по сей день. И вспомнив все это, я начинаю чувствовать себя ужасно, потому что оттолкнула его из-за пары глупых комментариев женщины, которую я презираю. Сколько ему пришлось пережить страданий и трагедий, сделав такой выбор — защищать свободу людей на родине, которые понятия не имеют, что изо дня в день переживают эти мужчины и женщины, и по сравнению с ними мои проблемы и неуверенность в себе ощущается такой маленькой и жалкой.
— Я не собираюсь утомлять вас своими воспоминаниями относительно характера Фишера или насколько далеко он готов пойти, когда встретил злобного маленького засранца в госпитале, — объясняет Сет с улыбкой, вытягивая толстую папку из-под кучи полотенец, которую я даже не заметила. — Мне кажется, для вас будет лучше прочитать это, его собственные слова.
Сет подталкивает папку к моей руке с улыбкой, я отдергиваю руку.
— Ничего страшного, она не укусит вас. Когда мы наконец-то стали беседовать с Фишером, он сообщил, что раньше, когда был моложе писал журналы-дневники. Я предложил ему снова писать дневник. Он записывал разные вещи, которые даже с трудом мог вспомнить, но я знал, что это может помочь. Он хотел вспомнить все, что натворил, понимая, что это будет тяжело для него. Он отдавал себе отчет, что единственный способ для него стать лучше это пережить все заново каждый момент, когда он слетел с катушек.
Положив папку себе на колени, я запускаю на нее руки. Я читала страницы из его журнала-дневника о том времени, когда мы были моложе, когда он впервые увидел меня, и о наших отношениях, которые были настолько прекрасные. Я до смерти боюсь, что эта папка раздавит, разрежет меня пополам.
Сет встает со стула, проходя мимо пожимает мне плечо.
— Чтобы прийти к хорошему, иногда нужно пережить плохое.
Он быстро удаляется из комнаты, оставляя меня одну. Глубоко вздохнув, я прижимаю папку к груди и встаю из-за стола, направляясь в библиотеку, чтобы свернуться в кресле в углу, рядом с камином. Дрожащей рукой, я открываю папку и вытаскиваю первую страницу, заполненную аккуратным, ровным почерком Фишера.
Я начинаю читать и понимаю, что он описывает примерно тот день, когда вернулся домой со своих последних боевых действий, мы занимались сексом на кухне. Мы уже говорили с ним на эту тему, насколько он корил себя за свои действия, и я сделала все возможное, чтобы убедить его в обратном. Воспоминания, как он переживал и мучился в тот вечер, заставляют приложить руку к груди, чтобы остановить боль. Он наблюдал за мной спящей, проводя пальцами по оставленным синякам на моих бедрах, плача от ненависти и злости на самого себя. Он решил, что сильно обидел меня, запаниковал от того, что я могу его возненавидеть, направившись в туалет испытал ужасные галлюцинации.
Я закрываю рот рукой, потому что по щекам текут тихие слезы от прочитанного, что происходило в его разрушенном разуме той ночью, когда я легла спать такой счастливой и удовлетворенной, а проснулась на следующее утро с мужем, который даже не смотрел в мою сторону, не говоря уже о том, чтобы просто прикоснуться ко мне.
Я переворачиваю страницу и перехожу на следующую запись в журнале-дневнике, это именно тот день, когда я вернулась домой и застала его пакующим мои вещи, приказывающим убираться из нашего дома. То, что я читаю напоминает мне вымышленный триллер, когда он рассказывает о том, что слышал взрыв бомбы и рыскает по нашему дому в поисках врага, которого не нет. Мое надломленное сердце разрывается пополам, когда я читаю строки, как он полз через нашу спальню, полагая, что находится по-прежнему в пустыне, и ему необходимо бороться за свою жизнь. Я еще сильнее заплакала, когда дошла до фразы, что напугала его вернувшись домой, и он автоматически потянулся за пистолетом, которого у него не было на бедре. Он так боялся, что может причинить мне боль, так боялся, что не сможет отделить реальность от своих галлюцинаций, что он не мог ничего придумать лучше, кроме как убрать меня подальше от него, туда, где я точно буду в безопасности.
Я читаю слова, которые он кидал мне в лицо в гневе, и читаю слова, которые он на самом деле повторял про себя все это время, пока орал на меня, и я просто рыдаю, я даже не в состоянии разглядеть исписанную страницу, чтобы дочитать до конца.
— Мы закончили. Все кончено. Я собираю это дерьмо, и ты уезжаешь!
Прости, я люблю тебя, пожалуйста, прости меня.
— Не о чем говорить, и так понятно, что здесь происходит.
Все хуево, как ты не понимаешь? Все разрушено, все стало хреново и тебе нужно уйти.
Прости меня, я люблю тебя, пожалуйста, прости меня.
— Господи, когда ты только поумнеешь!
Прости, я люблю тебя, пожалуйста, прости меня.
— Все твои жалкие унылые письма…
Я вру, не верь мне, пожалуйста, не верь мне. Я любил твои письма, я сохранил их все,
и я дорожу каждым из них.
— Я предпочитаю женщин с немного большим опытом...
На самом деле, я не имею в виду это. Я совершенно не имею ввиду ничего подобного. Потому что я прекрасно знаю, что я единственный мужчина, который был внутри тебя и это заставляет меня чувствовать себя черт побери королем и самым счастливым мужчиной на свете. Прости, я люблю тебя, пожалуйста, прости меня.
— Мне не становится лучше, когда я прихожу домой, к тебе... я ненавижу эту жизнь...
Я вру! Каждое слово — ложь. Мне нравится, как мы живем, и я бы не за что на свете не изменил ничего. Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя.
