MarInk - Жизнь в зеленом цвете - 4
- Гарри…
Гарри рывком расстегнул свои брюки, едва не оторвав пуговицу, и без какого-либо предупреждения вошёл в Забини. Тот дёрнулся и закричал от боли; Гарри не слышал его, оглушенный тем, как это тесно, как горячо, как упоительно…
Он начал двигаться, быстро, жёстко, вырывая из распятого на ковре тела всё новые и новые крики, и каждый раз становилось ещё тесней, ещё горячей, ещё лучше, лучше, головокружительно, сладко, так сладко…
Плоть ударилась о плоть с характерным влажным звуком, и Гарри излился внутрь Забини, запрокидывая голову; Это было похоже на удар волны о скалу - последний удар, после которого скала всё-таки отваливается, камень можно проточить, и падает в море, чтобы остаться там до тех пор, пока существует Земля. Густой, пряный кайф постепенно проходил, и Гарри медленно вышел из Забини; отпустил смуглые бёдра, которые до сих пор сжимал, и позволил телу Забини обессиленно застыть на ковре.
По мере того, как Гарри глотал пропитавшийся запахом секса воздух, до затуманенного мозга доходило осознание случившегося. Гарри поспешно застегнул брюки, как будто это могло гарантировать ему хотя бы не такую остроту воспоминаний. Воспоминаний о собственной жестокости. Воспоминаний о том, как ему нравилась абсолютная власть над другим человеком. Воспоминаний о том, каким естественным ему казалось причинять кому-то боль… причинять тем же способом, каким причиняли ему самому. Гарри прижал руку к губам, чувствуя, что его сейчас стошнит.
Забини пошевелился и с видимым трудом перевернулся на спину. Сесть ему удалось только с третьей попытки; Гарри видел болезненную гримасу на смуглом лице с правильными чертами и чувствовал запах крови. Он знал, откуда взялась эта кровь.
- Гарри… я люблю тебя… я… я спасал тебе жизнь в прошлом году и в этом… я не понимал сначала, что это такое, я хотел с этим бороться, но не мог, я ударил тебя тогда у Визжащей хижины потому, что не мог оставить тебя умирать… я хотел, чтобы ты меня заметил, чтобы понял… я тебя ненавидел, потому что стал зависеть от тебя… прости меня, Гарри, пожалуйста…
Гарри задохнулся отчаянием, режущим стыдом, от которого негде было спрятаться; он ненавидел себя, он хотел просить прощения, хотел сказать что-то, но язык его не слушался.
- Mea culpa, Гарри, - прошептал Забини; казалось, он был в таком шоке и потрясении, что уже не соображал вовсе, что говорит, на каком языке и в каких обстоятельствах. - Mea maxima culpa… Poeniteo…
Гарри открыл рот, но вместо каких-то членораздельных слов изо рта у него вырвался какой-то странный звук, полустон-полукашель; он схватился за горло, ненавидя себя так остро и сильно, что мог бы, наверное, и задушить себя прямо здесь за всё, что только что сделал, за всю свою неизмеримую подлость и низость и всю грязь, в которой он пачкал всё, что только оказывалось в поле его зрения. Пальцы судорожно скользнули ниже и машинально сжались на янтарном фениксе.
Холодный воздух на смотровой площадке Астрономической башни ударил ему в лицо, не остудив, но заставив дрожать сильнее. Гарри, пошатываясь, добрёл до бортика и влез на него, пару раз чуть не соскользнув вниз. Ветер рвал и без того смятую одежду, трепал волосы, вымораживал лёгкие изнутри. Гарри хотелось плакать, но ветер высушивал слёзы раньше, чем они успевали выступить как следует. И тогда он сделал единственное, что ещё действительно мог сделать - он согнул колени и с силой оттолкнулся от бортика. Ветер победно свистел в ушах, а земля у подножия Астрономической башни приближалась с пугающей, нереальной скоростью - Гарри отмечал это отстранённо и холодно, словно бы и не его собственное тело, крохотное на фоне башни, незаметное в темноте падало камнем с бешеной высоты. «Совершенно очевидно, что люди не летают, как птицы…»
Струя драконьего пламени выплавила тёмную прогалину в тонком слое твёрдого снега, о которой только что едва не разбился чувствительный кусочек органики, покрыла землю трещинами, высушила до состояния пыли. Драконьи глаза видели, знали, ощущали эту прогалину даже с такой высоты, с какой сам замок казался не больше горошины.
К утру она будет закрыта снегом - его наметёт ветер. Но её всё равно будет видно.
Глава 16.
…был для меня всем. Господом богом
и добрым дядюшкой, лучшим в мире начальником
и любимым учителем, старшим братом
и ангелом хранителем…
Макс Фрай, «Неуловимый Хабба Хэн».
«Дорогой Гарри!
Счастлив был узнать, что ты блестяще справился со вторым заданием. По правде сказать, оно показалось мне легче первого. По крайней мере, загрыбасты не умеют плеваться огнём, как драконы, так что в их компании ты был в меньшей опасности. Хотя это, конечно, редкостное зверство - загонять детей в озеро в конце февраля. В любом случае, Гарри, ты просто потрясающий молодец. Я очень горжусь тобой.
Я сейчас в Хогсмиде. Ты не против встретиться со мной и поговорить? Хоть мы и виделись не так давно, мне всё же хотелось бы говорить с тобой чаще. Скажем, недели через три сходи в Хогсмид, и встретимся на мостике у изгороди в самом конце дороги в деревню. И принеси с собой какой-нибудь еды, если нетрудно.
Береги себя, не доверяй никому. Ты в опасности, Гарри, ты мишень. Поэтому заботься о своей безопасности, как только можешь.
Твой,
Сириус».
«Дорогой Сириус!
Двадцать четвёртого марта у нас намечается очередной поход в Хогсмид, так что я буду на этом самом мостике в два часа в этот день.
Спасибо за похвалу, но задание и вправду было довольно лёгким; самое трудное было разгадать, в чём оно будет заключаться. Здесь мне помогли; если захочешь, подробнее расскажу при встрече.
Мне кажется, тебе не стоит так рисковать, появляясь в Хогсмиде. Ты тоже мишень, и если недобитки Пожирателей, у которых зуб на меня, предпочитают без особой нужды не высовываться (Вольдеморта-то поблизости нет, к чему рисковать?), то насчёт тебя стесняться никто не станет. Я не хочу, чтобы тебя поцеловал дементор, так и знай.
Так что тоже береги себя. Ради меня, ради Рема.
Жутко скучаю по тебе, крёстный…
Твой,
Гарри».
* * *
Март тянулся, как в лихорадке, когда секунда кажется вечностью порождённых воспалённым воображением образов на потолке. Гарри не мог, не хотел думать о том, что произошло в начале месяца, но каждый день по сотне раз он случайно натыкался взглядом на Забини, а порой и встречался с непроницаемым взором последнего… Мерлин, Гарри и раньше знал, что больше всех так или иначе контактирует с одноклассниками, но никогда не подозревал, что этого действительно так много. Так много бытия рядом, когда хочется взвыть и убежать в Запретный лес, чтобы какая-нибудь добросердечная (но об этом не подозревающая по наивности, бесхитростности и чистоте душевной) зубастая-когтистая зверюшка сжевала тебя всего, даже костей обглоданных не оставила.
