Анн-Мари Вильфранш - Тайны любви
Первый раз, когда он позвонил, чтобы назначить свидание, к телефону подошел муж, Пьер-Луи, и Арману пришлось выдумывать более или менее убедительный предлог для разговора с ним. Он перезвонил позже в тот же день, но горничная ответила, что мадам Бове нет дома. Из осторожности Арман не назвался, опасаясь, как бы горничная не рассказала о звонке мужу вместо жены.
Повезло ему лишь на следующий день, когда на звонок ответила сама Мадлен. Однако, к его глубокому разочарованию, голос Мадлен звучал абсолютно невозмутимо, как будто и не было блеска в карих глазах, обещавшего близкую тайную встречу, как будто не ее рука якобы нечаянно скользнула по его животу в фойе клуба, когда они были защищены от любопытных взглядов. Огорченный Арман понял, что следует вести себя как можно ненавязчивее, чтобы вновь не спугнуть ее. Он предложил встретиться в каком-нибудь уютном кафе и выпить по бокалу вина, когда она пойдет за покупками, или даже позавтракать вместе, если у нее будет время.
Мужчине, обуреваемому столь сильным желанием, что он даже покинул постель другой женщины, не намереваясь более возвращаться, подобные невинные и ни к чему не обязывающие свидания должны были показаться обидными и унизительными. Но, увы, было слишком очевидно, что при свете дня Мадлен передумала и то, что произошло между ними в ночном клубе, теперь виделось ей иначе. Видимо, лишний бокал шампанского пробил брешь в обычной сдержанности, что и позволило Арману заметить тщательно скрываемое запретное желание. Как бы то ни было, Арман был уверен, что он — единственный мужчина, которому хотя бы на краткий миг приоткрылось то, что таилось под покровом приличий.
Однако нечего было и думать продолжать настаивать на своих желаниях. Тон, каким говорила Мадлен, ясно давал понять, что в таком случае он получит решительный и, возможно, окончательный отказ. Большего толка он добьется, если позволит событиям идти своим чередом. Пусть она оценит в полной мере его постоянство и скромность, и тогда, надеялся он, ему не придется долго ждать, пока любопытство — не говоря уж о тайной страсти, обнаруженной ею, — возьмет верх над условностями и приведет Мадлен в его объятия.
Однако ему не дали пустить в ход столь утонченную и вкрадчивую стратегию завоевания. Мадлен заявила, что слишком занята, чтобы встретиться с ним хотя бы на пять минут, при этом в голосе определенно звучала холодность, намекавшая на совершенную неуместность подобных приглашений со стороны Армана. Добродетель и верность, казалось, вновь прочно воцарились в сердце Мадлен. Разочарованный, Арман положил трубку. Его достоинству и мужской гордости был нанесен ощутимый урон.
Общеизвестно, что женщины весьма непостоянны в своих намерениях. Не прошло и двух дней с того злосчастного телефонного разговора, лишившего Армана всякой надежды, как Мадлен позвонила ему сама в девять утра и сказала, что нуждается в совете по одному очень важному делу. Холодности и отчужденности как не бывало. Она разговаривала по-дружески сердечно. Более того, интонации, звучавшие в голосе, несомненно предполагали нечто большее, чем дружбу. Голос в точности соответствовал взгляду, сказавшему «да, я твоя», и, услышав его, Арман без труда догадался, по какому вопросу она хочет с ним посоветоваться.
Они договорились, что она придет к нему на улицу Тюрбиго в три часа пополудни; этому дню суждено было стать переломным в судьбах обоих. В горячке нетерпеливого ожидания Арман думал о том, что его мечта вот-вот исполнится, что ему будет дарована великая милость, и — таково уж мужское самолюбие — был твердо уверен, что заслужил ее. В конце концов, не он ли был самым обворожительным и самым опытным любовником? И разве тот факт, что Мадлен выбрала именно его, отказав стольким претендентам, домогавшимся ее на протяжении восьми лет замужества, — разве этот факт не подтверждает его превосходства над другими мужчинами?
Разумеется, лишь чрезвычайно тщеславный человек, к тому же не чуждый романтики, может предаваться подобным мыслям. И то, что Арман думал так, свидетельствует не столько о его самомнении, сколько, о необычайной притягательности Мадлен. Что касается Армана, то он не зря прожил тридцать лет холостяком, узнав близко немало женщин, чтобы понять, что все они — брюнетки и блондинки, полные и стройные, с грудью пышной и маленькой, аккуратной, молчуньи и хохотушки — все скроены на один лад; так уж мудро распорядилось благое провидение на радость мужчинам.
Мужчины, в свою очередь, также укладываются в один шаблон, лишь иногда отклоняясь на несколько сантиметров в ту или иную сторону. Отсюда следует, что число способов, с помощью которых мужчины и женщины могут доставить друг другу чувственные наслаждения, весьма ограниченно. Конечно, фантастическая «Кама Сутра» описывает шестьдесят четыре различных способа, присваивая каждому поэтическое название. Но большинство европейцев довольствуется полудюжиной, а люди, напрочь лишенные воображения, и вовсе одним — и это чистая правда!
Заметим, что смутное и наименее поддающееся определению чувство, которое мы называем любовью и которое может возвысить самые банальные взаимоотношения мужчины и женщины до действительно божественного опыта, — это чувство никоим образом не зависит от ловкости любовников. Внешность также не имеет значения в любви, ибо привлекательные женщины часто сходятся с уродливыми мужчинами, а красивые юноши нередко бывают страстно увлечены общепризнанными дурнушками. Что касается добропорядочности, то и до нее любви нет дела: каждому известны случаи, когда благонравный мужчина сходил с ума по женщине с весьма дурной репутацией и наоборот.
И не любовь как таковая занимала помыслы Армана, покуда он дожидался Мадлен. Пылкое желание — да, предвкушение наслаждения — о, да; и, разумеется, снова и снова — ощущение огромного счастья! Но кто может знать, как будут развиваться события дальше. Арман твердо усвоил, что следует наслаждаться минутой и не беспокоиться о последствиях, ведь в конце концов все образуется само собой. Раньше, бывало, он страстно влюблялся, если женщина чем-то заинтриговала его, и восторженно лелеял свою любовь; однажды такое состояние длилось целых полгода.
Он рано пообедал в одном из маленьких, давно облюбованных ресторанчиков по соседству. Обед был легким: умеренная еда, полбутылки доброго бургундского и чуть-чуть коньяка в кофе — большего он себе не позволил. Вернувшись домой, он разделся и встал под душ. Пока он намыливал тело дорогим туалетным мылом, распространявшим легкий и приятный запах духов, его плоть возбудилась, и, как он ни старался не думать о предстоящем свидании, она набухала и твердела под каскадом теплой воды.
